Родные дети

И она все замечала и ничего не пропускала.

Но вот во время веселого праздника, когда уже закончилось представление и дети, возбужденные, радостные, толпились вокруг Деда Мороза, стараясь отгадать, кто же это, Марина Петровна заметила, что нигде нет Кати. Да, Кати нигде не было, ни с подругами по школе, ни возле взрослых гостей, ни у выставки работ, ни около елки.

Все эти дни Катя была правой рукой Марины Петровны. Она помогла «художникам» — Ване, Саше и Насте украшать портреты, рисовать декорации, проверила, как Таня, Зина и Валя пишут приглашения. Перед представлением она одела малышей в наряды снежинок, тут же что-то наскоро пришивая и повторяя с ними слова. Потом одела Леночку — царевну Лебедь — и успела сама одеться сестрой царицы. Как всегда приветливая, она встречала гостей — шефов из издательства и танкового училища, профессора Петра Петровича из Академии и, главное, — легендарного героя Сидора Артемьевича Ковпака. Мальчики так и бросились ему навстречу, окружили, но застеснялись и не могли произнести ни слова, и София Мироновна тоже как-то смутилась. А Катя выручила — она подошла и, от души улыбаясь, просто сказала:

— Мы так рады, что видим вас, товарищ Ковпак. Мы читали вашу книгу и столько слышали о вас! Просим к нам на праздник.

Тогда и дети сразу осмелели. Ковпак прошел в зал, посмотрел на нарядных детей, на пышно украшенную елку.

— Дорогие дети, дорогие наши родные дети, — начал он, и вдруг слезы не дали ему говорить дальше. Он протянул Кате и маленькой Ирочке подарок, который привез, — чешские и болгарские детские книжки, и, придя в себя, сказал несколько слов о том, как радостно видеть их такими счастливыми, веселыми...

Тоненькими голосками спели снежинки, вышел Дед Мороз.

— Кто? Кто это? — зашумели дети. Но догадаться не мог никто! Даже когда Дед Мороз заговорил, ведь говорил он нарочно густым басом.

Потом началась сказка о царе Салтане. Как это было чудесно! Неужели под елкой сидели Ася, Роза и Катя, а не настоящие три сестрицы пряли под окном? Царя Гвидона играл Илько, а царя Салтана — Борис. Да, да, Катин Борис — и как он чудесно играл!

А про царевну Лебедь нечего и говорить! Леночке распустили ее золотистые косы, а на голове в короне блестела звезда. Платье было из белой марли, усеянное елочным золотым дождем — вся она так и сияла!

Понравился всем и танец морских волн — Надя, Тоня и вообще все из средней группы, а больше всех понравилась Золотая рыбка. Золотой рыбкой была Зиночка Лебединская — маленькая, грациозная, с зеленоватыми глазами. Она прекрасно танцевала и декламировала.

В конце концов появился Дед Мороз. Он привез подарки. Потом были танцы для всех детей и взрослых вокруг елки, и, когда уже Дед Мороз повел всех в столовую, он вдруг заговорил голосом... Нины Осиповны:

— Прошу к столу!

Никто не ожидал такого от «серьезной» Нины Осиповны, и дети подняли такой шум и гам, что даже Марина Петровна испугалась.

Кати уже не было с детьми, как не было ее и в хороводе вокруг елки.

Но Марине Петровне надо было пригласить гостей ужинать, рассадить всех. Да разве мало хлопот у хозяйки во время такого большого праздника?

Только когда уже все разъехались, когда утомленные шумным праздником дети заснули и все стихло, Марина Петровна, немного волнуясь, зашла в спальню старших девочек.

Все было в порядке! Марина Петровна облегченно вздохнула.

Катя спокойно спала в своей кровати, уютно подложив руку под правую щеку.

На следующий день Катя, как всегда, была занята разными делами, и Марина Петровна решила, что вчера она ее просто не заметила. Ведь все оказалось в порядке.

Минули веселые каникулы: дети ездили в театр, устраивали лыжные походы, в саду залили огромный каток, и Леня Лебединский, приходя в гости, учил всех необыкновенным фигурам. С ним прекрасно каталась Лина Павловна, хотя вначале и говорила :

— Я, наверное, совсем разучилась. Я все, все забыла, даже как коньки надевать.

А в конце недели выпал, наконец, свободный вечер и дети сели писать письма.

Теперь уже не всегда Марина Петровна «проверяла ошибки», хотя дети доверительно давали ей свои письма в незапечатанных конвертах.

Меньше всех надо было проверять Катю. Но когда Марина Петровна осталась в кабинете одна, она первым взяла Катино письмо.

«Дорогие Верочка и Томочка! — писала Катя. — У нас сейчас каникулы, как и у вас. Два раза нас водили в оперу, мы слушали там «Ивана Сусанина» и смотрели «Лебединое озеро». Еще мы ходили на партизанскую выставку и в Музеи русского и западного искусства, а дома у нас был великолепный праздник. Елка была такая роскошная, какой я в жизни не видела и представить не могла, даже читая книжки. К празднику нам пошили новые формы с белыми передниками, а на елке все мы были в карнавальных костюмах. Всем раздавали столько яблок, конфет и всяких сладостей, что и есть уже не хотелось. К нам приезжал дважды Герой Советского Союза Ковпак. Он был главным среди партизан во время войны. Всем было весело, все пели и танцевали, а я спряталась в уголочке классной комнаты и плакала оттого, что никогда уже не увижу моих папу и маму и что их убили фашисты...»

Так вот где была Катя, спокойная и выдержанная Катя!

Но что, что еще сделать, чтобы зажили совсем детские израненные сердца, и неужели на всю жизнь останется эта глубокая печаль?

Марина Петровна сидела, задумавшись, но вдруг вздрогнула и вскочила с места. Душераздирающий крик донесся снизу. Она в жизни не слыхала такого страшного крика.

Марина Петровна кинулась вниз. Все дети и воспитатели уже бежали по лестнице в вестибюль, к входным дверям.

Подняв вверх руки, не двигаясь, кричала Катя. Без слов, без слез, просто кричала:

— А-а-а-а!

А в дверях стоял большой бородатый военный, мял в руках папаху и плакал.

Они не виделись столько лет и узнали друг друга с первого взгляда, в первое мгновение, когда Катя как раз спускалась по ступенькам, а дверь открылась и вошел военный. Марина Петровна сразу поняла, в чем дело.

— Это Катя, Катя, — сказала она. — Вы ищете Катю?

Военный молча кивнул головой.

— Катюша, успокойся, тихо. Это же твой папа?

Тогда Катя стремительно кинулась к отцу, крепко обняла его и зарыдала, пряча лицо на его груди, где в три ряда висели орденские колодки.

* * *

Да, он был жив, командир партизанского отряда Папуша. Его расстреливали, его вешали, его мучили в лагерях, но он остался живым. Не раз он бежал, организовывал побеги сотням пленных, создавал новые отряды и за рубежами Родины: и в Чехословакии, и во Франции, — куда только не бросала его война! И оставался живым, столько раз раненный и избитый.

Дети слушали, затаив дыхание, рассказ боевого партизанского командира и смотрели с уважением на его седую бороду, на орденские колодки и на доброе лицо. У Кати были такие же серые глаза, такие же решительные жесты, прямой взгляд.

— И Катя у нас как командир была в концлагере: ни Настаськи, ни коменданта — никого не боялась, — сказала вдруг Тоня.

Отец посмотрел на дочку. Он еще ни о чем ее не спрашивал. Боялся. Марина Петровна рассказала ему, как погибла от фашистских извергов его жена, как Катя попала в концлагерь. И ему, партизанскому командиру, страшно было расспрашивать дочь!

— А больше не будет войны? — спросила Тоня.

Катин папа взял ее тоненькую ручку и, улыбнувшись, сказал:

— Не допустим... Все честные, простые люди земли не допустят.