Роман межгорья
Шрифт:
— Идите поскорее, что там… — а сам с трудом вылез из автомашины и направился к пострадавшему. Во дворе бранился Саид-Али, тесно окруженный жителями Чадака.
— Воды. Су киряк!.. — промолвил Евгений Викторович, осмотрев больного. — Хорошо же он его приутюжил! — и, оглянувшись, пальцем показал, чтобы ему дали чемоданчик с лекарствами. Дехкане больше не спорили и подали ему чемоданчик.
Дав лекарство больному, Храпков стал смелее и попросил, чтобы его все-таки пустили к больной. Нашлись и переводчики, переведшие его просьбу. Снова поднялся крик.
В толпу вскочила Тася.
— Евгений Викторович!
Больной поднялся с земли. Он оглянул толпу, наклонил голову и сказал:
— Пропустите!
Это или что-то другое повлияло на толпу дехкан, продолжавших шуметь, но они постепенно расступались, давая проход врачу. Храпков схватил чемоданчик и стрелой понесся к дому, чуть было не сбив с ног рыдающую, с открытым лицом, седовласую Адолят-хон, бежавшую ему навстречу.
— Она умерла! — закричала Адолят-хон, вцепившись в Тасины руки. Тася быстро перевела Храпкову слова матери.
Врач был ошеломлен, и его лицо густо покрылось капельками пота.
— Это дикость, ужас… — промолвил он, уже не сдерживая себя и возвращаясь на улицу к автомобилю.
XXXIII
Вернувшись в управление, Саид зашел прямо к себе в кабинет. Курьеры аккуратно сметали пыль со стола, но забывали менять полинявшие от солнца листы бумаги, и от них веяло чем-то прошлым, ненужным.
Ему не хотелось шевелить эти вороха второстепенных бумаг, рассмотрение которых он все откладывал до более свободного времени. Ему казалось — раз они залежались здесь и строительство без них не остановилось, так следует ли пробуждать их к жизни? Пошевели их, поройся, и снова они понесутся нескончаемым потоком, как силевые воды в Кара-Дарье.
Первый стук в дверь кабинета.
Он никогда не приглашал войти. Иногда просто говорил «да», а обычно молчал. И люди входили. Сегодня почему-то, наверное, отдавая дань уважения первому посетителю, повернулся к двери и крикнул:
— Пожалуйста, заходите!
В кабинет вошла Любовь Прохоровна. Шелковая ткань, как и ее глаза, — цвета морской глубины, окутывала молодую женщину. Широкополая шляпа с серебристо-голубой лентой очень шла к нежным чертам ее лица — все это было старательнейшим образом подобрано в тон, как подбирает хороший художник краски на полотне. Дорогое ожерелье из рубиновых ягод хорошо контрастировало с мягкими волнами шелка.
— Саид-Али, предполагали ли вы в своем кабинете встретить такое привидение? — промолвила Любовь Прохоровна тем незабываемым голосом, который напомнил Саиду счастливые дни Чадака. Опираясь на китайский зонтик и играя розой, она покорно направилась к креслу, указанному ей молчаливым жестом.
— Правду говоря, не ожидал.
— Появления такого привидения не ожидали? — переспросила она, видимо теряя решимость, с которой вошла в кабинет.
— Не привидения, конечно, но и вас… каким ветром занесло такую парадно-воинственную?
— Загнал ветер, а попала на бурю? — снова спросила она его совсем упавшим голосом.
Саид вышел из-за стола, точно торопился куда-то. Любовь Прохоровна, продолжая все так же играть розой, бросила взгляд на дверь и предупредительно сказала:
— Было бы лучше, если бы вы заперли дверь.
— То есть? — спросил искренне удивленный Мухтаров и остановился.
Вместо ответа —
женский взгляд из-под насупленных бровей, взгляд, который никак не гармонировал с широкополой шляпой. Она, наверное, забыла, зачем пришла, так старательно разодевшись.Саид-Али, сделав два шага, остановился у двери и, задержавшись на миг, открыл ее.
— Ахмет-бей! Ко мне никого не впускайте до тех пор, пока я вам не скажу.
— Хоп! — в ответ ему хлопнуло вместе с дверью.
— А все же странно, что вы пришли, — произнес Саид, пригласив гостью сесть. — Говорите прямо: мир или война?
— Самый обыкновенный визит, — ответила Любовь Прохоровна и немного погодя добавила — Деловой.
— Даже?
— Да, деловой визит. А мириться нам, не воевавши, я уж и не знаю как. Хотелось бы уже, как люди… — сказала она, зарделась и умолкла.
— Я вас слушаю.
Вдруг Саиду захотелось быть подальше от этой «обвенчанной» красавицы. Любовь Прохоровна, улыбаясь, поднялась с кресла.
— Мое имя — Любовь Прохоровна, так величают меня все давно, и я не привыкла к такому тону. А кое-кто называл меня еще ласковее…
— Вы не будете возражать, если я…
— Ах, окажите милость! — произнесла она и снова села. — Но оставим это, Саид. В самом деле, получается у вас это как-то неестественно. А мне вы цельным нравитесь… Однако я, право, к вам по делу.
Наступила тишина. Саид стоял, бездумно глядя в пространство. Его и Любовь Прохоровну разделял широкий стол. Только один метр зеленого сукна был между ними. Каждый думал о своем.
По какому делу она зашла к Саиду, выброшенному ею из своего сердца? Или, может, ей захотелось разогнать свою будничную скуку?
Он вспомнил о телефонограмме и начал верить, что у Любови Прохоровны к нему действительно есть дело.
— Я вчера похоронил свою сестру, — неожиданно сорвалось у Саида. Тень искреннего сочувствия омрачила лицо Любови Прохоровны, которая тут же с нескрываемым удивлением спросила:
— Вы хотели сказать: жену? Я вам сочувствую, Саид-Али.
Эти немногие слова, неожиданно произнесенные ими, разрушили их первоначальные намерения изводить друг друга остротами и колкостями. Уважение к семейному горю хозяина не благоприятствовало шутливому настроению.
— Жену? Нет, не жену, Любовь Прохоровна, — сестру, — побледнев, объяснил Саид.
Расценив по-своему это объяснение, Любовь Прохоровна зарделась от радости, ее обрадовали то ли искренность сказанных слов, то ли самое сообщение о том, что у Саида, кроме нее, Любови Прохоровны, другой жены не было.
— Однако у вас ко мне есть дело? — снова заговорил Саид.
Произнося эти слова, он выглядел таким горделиво-серьезным и деловитым, что Любовь Прохоровна даже заколебалась: сказать ли ему о действительной причине ее прихода или отделаться шутками. Визит и так уже затянулся намного дольше, чем этого требовали дела самой деловитой женщины.
Но у нее не было времени выпутаться, да и не было сил.
— Я все намереваюсь переубедить вас, Саид, доказать, что я не враг ваш, а…
Он поднялся и снова вышел из-за стола. Вышел будто бы для того, чтобы стать поближе к этой женщине в широкополой шляпе, из-под которой так смело и так покорно глядели на него полные слез глаза. Она замолчала, но Мухтаров ждал и был уверен, что это только передышка.