Руки прочь, Эйдан Линч!

Моя мама жива? Она и правда была вейлой?

Дэмиан прав, когда предположил, что могилы не было. Отец крайне неохотно говорил о жене, замыкался в себе, прятал глаза, и я списывала это на боль утраты. Но ведь утрата может быть разной… Могла она просто уйти? Дождалась момента, когда её дочь стала более-менее самостоятельной, поручила ребенка отцу и просто сбежала.

От подобной мысли в глазах предательски защипало.

Но ответов на эти вопросы у меня не было, поэтому я бросила бумажку в огонь и глядела, как он жадно её поглощает, оставляя лишь несколько хлопьев пепла.

Взяла следующий листок и прочла вопрос. Верю ли я Дэмиану? Не знаю. О возможностях Блэков давно ходили легенды. У них и невероятная библиотека, артефакторий, даже родовой алтарь в месте силы, и уж точно наследник и старший сын должен иметь доступ к этому богатству. Такие знания могут встряхнуть всю Магразию, если использовать их с умом. Но могу ли я проверить теорию Дэма о своём происхождении? Он, например, меня поцеловал, чтобы убедиться с кем имеет дело. Вот только ничего не вышло.

Тут два варианта: либо он ошибся, либо мой дар не проявился из-за каких-то невыполненных условий. Что там было? Ах да, первая серьёзная влюбленность. Влечение, плотское желание.

А если я поцелую кого-то чтобы самой сделать выводы? Август, например, заявил что Хелл ко мне неравнодушен. Тоже ведь бред… Поэтому этот вопрос я тоже сожгла, ощущая себя как никогда бессильной.

И снова Дэмиан. Печать поставил он же? Да, и тут сомнений у меня не было. Слишком беспомощно я себя ощущала, стоило ему приказать. Как мышь-полёвка, застывшая перед вскинувшим голову ядовитым змеем. Понимаешь, что ему, змею, ты не соперник в любом случае, и стоит хищнику дёрнуться — тебя уже не спасти.

Так себе ощущение.

Мне отчаянно захотелось избавиться от печати во что бы то ни стало. Прямо сейчас. Выкинув в огонь последний листок, я резко сорвала с запястья повязку и принялась остервенело тереть кожу. Добилась лишь слабого покраснения, всхлипнула от бессилия и вскинула голову, когда дверь в мою спальню распахнулась.

Эйдан замер на пару секунд, глядя прямо в глаза.

— Вломился без стука, — проворчала я, пряча запястье. — Почему я не удивлена?

Он покосился на огонь, вздохнул, закрыл за собой дверь и приблизился.

— Никки, я стучал, и не один раз, — посмотрел он с укором. — Ты не отзывалась, и конечно я вошел.

Ну да, сама недавно так же поступила, а потом себя же и ругала. А сейчас… Неужели я и правда настолько выпала из реальности, что не слышала стука в дверь?

— Ты так говоришь, будто это нормально.

В неровном отсвете огня лицо Эйдана будто ожесточилось. Кожа стала бронзовой, глаза — золотистыми. Но наваждение прошло, когда он подошел и сел за спиной, обхватив мою талию руками. Положил голову на плечо и вздохнул.

— Нормально. Если есть хоть малейший шанс, что с тобой что-то случилось, медлить я не стану. Ты это знаешь. И плевать я хотел голая ли ты, одетая, недовольная. Однажды я чуть тебя не потерял…

Мы оба понимали, что он имел в виду — тот случай из детства никогда не сотрётся из памяти, никогда воспоминание не поблекнет и не исчезнет. И что бы между нами ни произошло, Эйдан всегда будет тем, кто не побоялся бросить вызов мгле ради спасения жизни простой лохматой девчонки.

Какое-то время мы просто сидели, глядя на огонь. Я слышала биение его сердца, чувствовала тепло сильного тела. Отчаянно пыталась побороть приказ и рассказать о разговоре с Дэмианом, но раз за разом слова обрывались ещё на подходе к горлу. Будто на шее висит удавка, мешающая нормально дышать.

— Эйдан…

— Что?

— Если я попрошу тебя меня поцеловать, ты согласишься?

Руки на моём животе заметно потяжелели.

— Нет, — наконец ответил он.

Стало даже слегка обидно. Август, вон, на секс согласился сразу же.

— Почему?

— Потому что я тебя знаю, Никки, — тихо пояснил он. — И поцелую тебя по-настоящему, когда ты сама по-настоящему этого захочешь.

— А если не захочу? — на мой вопрос Линч неопределенно пожал плечами. Тогда я предприняла попытку отстраниться. — Тебе не нужно меня касаться…

Но манёвр успехом не увенчался. Меня банально не пустили, сжав руки сильнее.

— И почему? — на это ответить я не могла. Горло опять сдавило спазмом. — Ясно, Кнопка, — вздохнул Эйдан, наконец разжимая объятия, отчего мне сразу стало зябко. — Сколько времени тебе нужно на сборы?

— Что? — не поняла я.

Встав, Линч протянул ладонь, за которую я тут же ухватилась. От долгого нахождения в одной позе ноги затекли и пришлось их размять, а вот камин, стоило мне потерять концентрацию, начал стремительно гаснуть.

Подойдя к шкафу, Эйдан распахнул дверцы и вытащил на свет моё пальто. Оценил, повесил на сгиб локтя и отрыл на полке ещё и голубой шарф.

— Я обещал избавить тебя от печати, Никки, и собираюсь сдержать обещание, — он вернулся и протянул мне одежду. — Через десять минут мы прыгаем на Пятый Осколок, вещунья нас ждет. Сама знаешь, если она называет время, остаётся только согласиться.

* * *

— Пятый Осколок… — пробормотал Эйдан, оглядываясь и поддерживая меня за плечо.

Я тоже огляделась, тут же поймав дежавю. Гомонящая главная площадь, разномастный народ, снующий туда-сюда по своим делам, старушка, которая продавала пучки засушенной ашры — не самое слабое растение, выращивание которого официально запрещено везде, кроме этого места.

— Сойдите с плиты, люди добрые, — посоветовала она.

И вновь послышались разноголосые призывы торговцев:

— Клыки матёрых вепрей! Идеальны для резчиков по кости!

— Голова степного граша! Дорого! В единственном экземпляре!

— Сдоба! Налетайте, пока не остыла!

— Так, — протянул Эйдан, увлекая меня в сторону от плиты, которая вновь озарилась золотистым светом. С лёгким хлопком на ней появился степенный маг в дорогом камзоле. — Ты здесь была, да? Веди тем маршрутом, которым шла к вещунье.

— Точно таким? — переспросила я на всякий случай.

Значит ли это, что нужно обойти площадь пару раз, как это сделала я, когда бестолково дожидалась его?

— Ну да.

Мимо пронёсся парнишка с тележкой, нагруженной красной капустой, и нам пришлось посторониться, чтобы его пропустить. В итоге прижались к кирпичной стене какого-то магазинчика, из которого доносился аромат пряностей и специй.