Русская поэзия Китая: Антология

«Ты любишь цветы? Я их тоже любила…»

Ты любишь цветы? Я их тоже любила, Но только мои — облетели, завяли. Твои же пытаются цвесть на могилах Фарфоровой хрупкой печалью. Ты любишь любовь?.. Я любила когда-то: Ее или тех, кто дарили ее мне? Не помню… все это ушло без возврата… И ты постарайся, не помни.

«С ногтей так быстро сходит лак…»

С ногтей так быстро сходит лак, Так быстро вянет портулак — И так же быстро жизнь скользнет, Как лифт, опущенный в пролет. Белеют ногти от тоски, Чернеют в книге лепестки, И, зубы в губы зло вонзив, Решишь, что жизнь — нелепый миф. Все вычеркнуть, перечеркнуть, Твердить себе: «Забудь! Забудь!» Все суета, все — только тлен, И сердцу — ничего взамен.

«Часто на Бога сетую…»

Часто на Бога сетую, Злюсь на себя, ропщу. То, что сыта, одета я, И замечать не хочу. Горестей моих горы, Радости ни на грош. А нищенка под забором, Наверно, думает: «Врешь».

ДЫМ

Волчья кровь у меня. Волчья кровь в моих спутанных жилах Говорит, и гудит, и поет, и взывает о мести. Я волчихой была. Я по-волчьи жила и любила — Не жалейте меня. Это ей, белокурой невесте, Что сегодня, краснеющую, подведут к жениху, Ваша жалость нужна. Это ей на пути лебедином Слово доброе нужно. А мне, что одна издыхала на колющем мху, Что, едва зализав свои раны, бежала в долину, Где скрывался мой недруг. Мне, что вонзала в детеныша зубы, Если был он труслив. Мне, седой, но внутри еще черной, Мне, которой не нужны ни люди, ни боги, ни норны, Мне — костер из сухого бы дуба. Зажилась я на свете. Я с вами бессменно в столетьях, В ваших снах, в ваших сказках. Проносят меня ваши дети Через жизнь, через смерть, на проклятье храня, не на счастье Из клыков моих острых звенящие гневом запястья. Лишь огонь вас спасет от наследья волчихи-прабабки. Разложите ж костер, чтобы дым был и черный, и едкий, Сядьте в круг, подожмите покорные лапки И смотрите — я вышла из клетки. Я хвостом заметаю следы, по которым, давно ли, — Я бежала за волком вот этою самой дорогой, Я стонала, хрипела. Я выла у вашего лога, Выть еще я умела от боли. Все хвостом замету. Эти кости, которым нет счета, Черепа, из которых я — жадная — мозг выпивала, Все, что было добыто охотой, Все, на что меня злость посылала. Пусть сгорит это все, чтобы дым был и черный, и едкий, Чтоб тяжелым костром нависал он над вашими головами, Чтобы слезы глаза вам кололи больней, чем иголки, Чтобы радовались ваши далекие предки, Этим дымом прощаюсь я с вами, Волки.

НОРА КРУК

«Белые, чистые хлопья на этой панели…»

Белые, чистые хлопья на этой панели В грязь превращаются. Белые, чистые — в грязь. Город жестокий украсить они не посмели, Он ненавидит все чистое, не таясь. Вот он — Шанхай. Над чудовищным месивом грязи Льется из окон высоких прикрашенный свет, Судьбы людские без смысла, без цели, без связи Прячут от жизни нарядные тюль и жоржет. Климат душевный тяжел, ограниченны дали, Страшно, что вакуум жизни уютен и чист, Люди и сами смертельно уютными стали, Тянет в болото безжалостный город-садист.

«Я хочу, чтобы память осталась в ладонях…»

Я хочу, чтобы память осталась в ладонях, чуть шершавая память китайской одежды, и чтоб запах остался неувядаем тех пионов, и ландышей, и надежды. Твои губы шершавые жарко дышат, а глаза твои узкие — угольки. Нас никто не увидит и не услышит близ моей желтокожей родной реки. Вечера, о которых потом писали «незабвенные вечера»… И чего мы друг другу не обещали …как вчера. Опускается занавес. Все сместилось, все затянуты в битвы идеологий и впадают балованные в немилость — их с Олимпа преследует голос строгий. Глас народа? Так думали и в России. Снова бегство… Разлука. Прощанье ранит. А в стране из поэта возник Мессия… Я хочу, чтоб в ладонях осталась память. 1957 Китай

ИРИНА ЛЕСНАЯ

СТЕПНЫЕ ЗЕРКАЛА

Чуть видно струится над степью нагретой Серебряно-тонкая мгла; Плывет в тишине синеглазое небо, В степные глядясь зеркала. А воздух над травами легкий и пряный, Ковыль разостлался ковром. Над дальней дорогой, под старым курганом Сапфирное небо шатром… Сбегают к болотам по влажному скату Цветные коронки цветов… Синеющим вечером выйду к закату — У насыпи ждать поездов. Ковыль отражается в глади зеленой, Над степью бегут провода… Я все вспоминаю тот день озаренный… Как больно мне было тогда! Горел семафор в полутьме изумрудом, И сталью блестели пути И, в даль убегая заманчивым чудом, Манили куда-то уйти… Но гасло на западе алое пламя, Нахмурясь, темнел небосвод: Таинственно вечер звенел голосами Степных отдаленных болот… А звуки дневные все тише и глуше. Наш день отгорел и затих. Больной безнадежностью веяло в душу От темных просторов степных. Томилося сердце… Но губы молчали… Сигнальный фонарик сверкнул. И ветер донес из нахмуренной дали Колес нарастающий гул. Глазами прожекторов ночь осветилась, Зажглись позолотой пути… И что-то живое в душе надломилось И умерло с горьким «прости»… И степь поглотила гудки и сигналы, Разбег равномерный колес… Но не было в сердце безумно усталом Ни горя, ни мыслей, ни слез… Мерещился только над темной равниной Последний тоскующий взор… А рельсы блестели… Зловещим рубином Зажегся вверху семафор. …………………………………………. И все же я выйду на алом закате Сегодня… и завтра опять… Грустить на песчаном желтеющем скате И вдаль поезда провожать. На старом кургане, травою одетом, Где вниз оборвалась скала, Взгляну, как плывет синеглазое лето, В степные смотрясь зеркала…

ДАЛЕКИЙ СОН

Город стынет в морозном флере, В электрических ярких огнях, А над городом в звездном узоре Рождество развернуло свой стяг. Уронило морозные стрелы, Блеском вспыхнуло в каждом стекле, Голосами зимы прозвенело В серебристой рождественской мгле… И пришел позабытою тенью Вместе с запахом хвойных ветвей, Вместе с тихой тоской сожалений Облик прошлых пронесшихся дней. Заплелося причудливой аркой Детство… юность… далекая рань… И пригрезилась близко и ярко Убеленная снегом Рязань… Захотелось до муки, до боли Отряхнуть налетевшие сны… Подойти к многозвучной виктроле, Чьи напевы забвенья полны. И под звуки мотива иного, Что не вызовет старых картин, Перепутать прошедшее с новым, Перепутать с Рязанью Харбин… Эти нити никто не развяжет!.. За окном — шум обычной езды… …Никому ничего не расскажет Яркий свет Вифлеемской звезды… В эту ночь всюду было бело… Рождество, прикоснувшись ко мне, Голосами зимы прозвенело О далеком, далеком сне…

ОСЕНЬ ЛЮБВИ

Умирает любовь… умирает… Я прочла это в милых глазах. В мертвых листьях, что землю скрывают, И в прощальных осенних цветах… Наши тихие, тихие встречи Вы не будете больше любить И в прозрачный опаловый вечер Не придете со мною грустить Над осенним больным листопадом… И на дружеский светлый привет Не ответите любящим взглядом, Не уроните ласку в ответ… Вы ко мне не войдете, как прежде, И, смущаясь, не скажете «ты»… Ах, в какой драгоценной одежде Хороню я любовь и мечты! В блеклом золоте… в ярком багрянце… В серебре паутин кружевных… Все забыто. В медлительном танце Кроют листья прощальный мой стих… Больше вам ничего не отвечу, Больше вам ничего не скажу… В этот тихий опаловый вечер Я спокойно от вас ухожу. Не вернутся волшебные зори, Что когда-то над нами цвели… На мое затаенное горе Небо осени льет хрустали. Я смотрю, как бассейн отражает Разноцветные листья осин, И усталость мне душу пронзает Ледяным серебром паутин.

ЛЮБОВЬ-ЧАРОДЕЙКА

Каждый день несет свои заботы. Стоит ли об этом помнить нам?.. На экране — огненные взлеты Световых сверкающих реклам… Далеко, за синим океаном, Ночь сошла на дальний материк. Чуждый город развернулся станом… Чуждый город сказочно велик. Жизнь разлита в световом тумане, — Тьма не в силах света превозмочь… Ах, каким волшебством на экране Стынет электрическая ночь!.. Арки, башни, звездные букеты. Белые фонтаны в глубь небес, Поезда, как яркие кометы, — Целый мир сверкающих чудес!.. И плывут громады Нью-Йорка К облакам — железо и бетон… Только звезды сверху смотрят зорко На земной необычайный сон. А у нас все серо и обычно, Нет у нас сверкающих поэм. Ночью звезды смотрят безразлично, Как наш город спит спокойно-нем. Но когда в душе поют сонеты, А любовь, как крылья звонких птиц, Для чего нам сказочные светы Всех шумящих мировых столиц?! И не тянет к берегам безвестным — Все равно в толпе — лишь ты один!.. И с тобой мне кажется чудесным Наш уютный маленький Харбин… Где-то под волшебною луною Плещет океанская волна… Для меня лишь там, где ты со мною, — Самая чудесная страна… И под пенье киноаппарата Уносясь на чуждый материк, Мы познаем, что любовь крылата, Как страницы чародейских книг.

НАПИТОК ОСЕНИ

Разбилось солнце о цветные листья парка И о холодную немую синь воды. Осенний день горит спокойно и неярко, Осенний день — из голубой слюды. Поля поблекшие под синим небосклоном Грустят о ласке уходящего тепла. Курорт пустеет, и ломается со звоном В заливе стынущем прощальный плеск весла. А на изрезанных колонках у беседки, За серебром повисших с листьев паутин, Имен любимых стерлися заметки, И старый парк теперь совсем один… Увядший первый лист мою печалит душу… А дали все безгранней и светлей. По вечерам медлительней и глуше Меланхолическая песнь аллей. Они поют о том, что лето умирает, — Их гимн печальный трогательно прост; Ночами небо ярко прорезают Пути куда-то падающих звезд… Ах, осень грустная с холодным синим взглядом — Твоим дыханием туманится земля!.. Зовущий день наполнен сладким ядом Напитка осени — из звезд и хрусталя. Прозрачный день… Светло раскрывшиеся дали Сквозь шорох листьев и ветвей зовут уйти… В родных степях, где краски лета отсверкали, — Просторы… ясность… и бескрайние пути… Уйти б туда, где под прохладою ночною Певучей жалобой наполнены поля, И вместе с ветром пить тоскующей душою Напиток осени — из звезд и хрусталя.

СКВОЗЬ КРУЖЕВО ЛЕТ

Когда возвратится от северных льдов Зима белоснежной поэмой, Я как-то невольно в тиши вечеров Тянусь за любимою темой. И хочется мне, когда сумеркам вслед Идет по снегам былое, Смотреться в него через кружево лет И грезить о льдистом покое… Над розовым снегом в закатной тени Низать вдохновенные строки… Ах, эта влюбленность в алмазные дни Из детства берет истоки. Лазурные сумерки смотрят в стекло, Как прежде когда-то бывало… И я позабуду, что детство прошло, Что детство мое отсверкало… Зимой хорошо при огне, в вечера Отдать своей ласковой музе И слезы о счастье, и звоны пера, И ломкую радость иллюзий. И все, что рождалось в ночной тишине При взгляде на звезды ночные, И все, что зимою навеяли мне За окнами льды голубые… Идут вечера в тихой смене часов, И счастье проходит мимо… Но светлая радость моих стихов Со мной в эти белые зимы!.. Придет Новый год в снежном беге дней, За ним — Рождество голубое, Со звездами в свете бенгальских огней, В чудесном запахе хвои. Придет и уйдет… и опять я одна Останусь с печалью желаний Смотреть на кристаллы в квадрате окна, На воск от крещенских гаданий. И грусть моя — к прошлому ласковый мост, А радость — для всех незрима… Вот так и проходят под знаком звезд Неслышные белые зимы… За окнами — снег… Мой далекий привет Рассыпался в звонкой поэме… Зима… И невольно сквозь кружево лет Тянусь я к любимой теме.