Русская поэзия XIX века, том 1

‹1828›

СТАНСЫ

Когда безмолвствуешь, природа, И дремлет шумный твой язык: Тогда душе моей свобода, Я слышу в ней призывный клик. Живее сердца наслажденья, И мысль возвышенна, светла: Как будто в мир преображенья Душа из тела перешла. Ее обнял восторг спокойной, И песни вольные живей Текут рекою звучной, стройной, В святом безмолвии ночей. Когда же мрачного покрова Ты сбросишь девственную тень, И загремит живое слово, И яркий загорится день: Тогда заботы докучают И гонит труд души покой, И песни сердца умолкают, Когда я слышу голос твой.

‹1828 (?)›

ПЕТРОГРАД

Море спорило с Петром: «Не построишь Петрограда; Покачу я шведский гром, Кораблей крылатых стадо. Хлынет вспять моя Нева, Ополченная водами; За отъятые права Отомщу ее волнами. Что тебе мои поля, Вечно полные волнений? Велика твоя земля, Не озреть твоих владений!» Глухо Петр внимал речам: Море злилось и шумело, По синеющим устам Пена белая кипела. Речь Петра гремит в ответ: «Сдайся, дерзостное море! Нет, – так пусть узнает свет: Кто из нас могучей в споре? Станет град же, наречен По строителе высоком; Для моей России он Просвещенья будет оком. По хребтам твоих же вод, Благодарна, изумленна, Плод наук мне принесет В пользу чад моих вселенна,- И с твоих же берегов Да узрят народы славу Руси бодрственных сынов И окрепшую державу». Рек могучий – и речам Море вторило сурово, Пена билась по устам, Но сбылось Петрово слово. Чу!.. в Рифей стучит булат!… Истекают реки злата, И родится чудо-град Из неплодных топей блата. Тяжкой движется стопой Исполин – гранит упорный И приемлет вид живой, Млату бодрому покорный. И в основу зыбких блат Улеглися миллионы: Всходят храмы из громад, И чертоги, и колонны. Шпиц, прорезав недра туч, С башни вспыхнул величавый, Как ниспадший солнца луч Или луч Петровой славы. Что чернеет лоно вод? Что шумят валы морские? То дары Петру несет Побежденная стихия. Прилетели корабли, Вышли чуждые народы И России принесли Дань наук и плод свободы. Отряхнув она с очей Мрак невежественной ночи, К свету утренних лучей Отверзает бодры очи. Помнит древнюю вражду, Помнит мстительное море И да мщенья примет мзду, Шлет на град потоп и горе. Ополчается Нева, Но от твердого гранита, Не отъяв свои права, Удаляется, сердита. На отломок диких гор На коне взлетел строитель; На добычу острый взор Устремляет победитель; Зоркий страж своих работ Взором сдерживает море И насмешливо зовет: «Кто ж из нас могучей в споре?»

₁₈₂₉

ТЯЖЕЛЫЙ ПОЭТ

Как гусь, подбитый на лету, Влачится стих его без крылий; По напряженному лицу Текут следы его усилий. Вот после муки голова Стихами тяжко разродилась: В них рифма рифме удивилась, И шумно стреснулись слова. Не в светлых снах воображенья Его поэзия живет; Не в них он ловит те виденья, Что в звуках нам передает; Но в душной кузнице терпенья, Стихом, как молотом, стуча, Кует он с дюжего плеча Свои чугунные творенья.

‹1829›

ЧТЕНИЕ ДАНТА

Что в море купаться, то Данта читать: Стихи его тверды и полны, Как моря упругие волны! Как сладко их смелым умом разбивать! Как дивно над речью глубокой Всплываешь ты мыслью высокой: Что в море купаться, то Данта читать.

‹1830›

А. ХОМЯКОВ

КЛИНОК

Не презирай клинка стального В обделке древности простой И пыль забвенья векового Сотри заботливой рукой. Мечи с красивою оправой, В златых покояся ножнах, Блистали тщетною забавой На пышных роскоши пирах; А он в порывах бурь военных По латам весело стучал И на главах иноплеменных Об Руси память зарубал. Но тяжкий меч, в ножнах забытый Рукой слабеющих племен, Давно лежит полу-сокрытый Под едкой ржавчиной времен И ждет, чтоб грянул голос брани, Булата звонкого призыв, Чтоб вновь воскрес в могущей длани Его губительный порыв; И там, где меч с златой оправой Как хрупкий сломится хрусталь, Глубоко врежет след кровавый Его синеющая сталь. Так не бросай клинка стального В обделке древности простой И пыль забвенья векового Сотри заботливой рукой.

‹1830›

К***

Когда гляжу, как чисто и зеркально Твое чело, Как ясен взор,- мне грустно и печально, Мне тяжело. Ты знаешь ли, как глубоко и свято Тебя люблю? Ты знаешь ли, что отдал без возврата Я жизнь свою! Когда умрет пред хладной молньей взора Любви мечта, Не прогремят правдивого укора Мои уста. Но пропою в последнее прощанье Я песнь одну; В ней всю любовь, все горе, все страданье, Всю жизнь сомкну. И, слыша песнь, каким огнем согрета И как грустна, Узнает мир, что в ней душа поэта Схоронена.

‹1836›

РОССИИ

«Гордись! – тебе льстецы сказали.- Земля с увенчанным челом, Земля несокрушимой стали, Полмира взявшая мечом! Пределов нет твоим владеньям, И, прихотей твоих раба, Внимает гордым повеленьям Тебе покорная судьба. Красны степей твоих уборы, И горы в небо уперлись, И как моря твои озеры…» Не верь, не слушай, не гордись! Пусть рек твоих глубоки волны, Как волны синие морей, И недра гор алмазов полны, И хлебом пышен тук степей; Пусть пред твоим державным блеском Народы робко клонят взор И семь морей немолчным плеском Тебе поют хвалебный хор; Пусть далеко грозой кровавой Твои перуны пронеслись - Всей этой силой, этой славой, Всем этим прахом не гордись! Грозней тебя был Рим великой, Царь семихолмного хребта, Железных сил и воли дикой Осуществленная мечта; И нестерпим был огнь булата В руках алтайских дикарей; И вся зарылась в груды злата Царица западных морей. И что же Рим? и где монголы? И, скрыв в груди предсмертный стон, Кует бессильные крамолы, Дрожа над бездной, Альбион! Бесплоден всякой дух гордыни, Неверно злато, сталь хрупка, Но крепок ясный мир святыни, Сильна молящихся рука! И вот за то, что ты смиренна, Что в чувстве детской простоты, В молчанье сердца сокровенна, Глагол творца прияла ты,- Тебе он дал свое призванье, Тебе он светлый дал удел: Хранить для мира достоянье Высоких жертв и чистых дел; Хранить племен святое братство, Любви живительной сосуд, И веры пламенной богатство, И правду, и бескровный суд. Твое все то, чем дух святится, В чем сердцу слышен глас небес, В чем жизнь грядущих дней таится, Начало славы и чудес!… О, вспомни свой удел высокой! Былое в сердце воскреси И в нем сокрытого глубоко Ты духа жизни допроси! Внимай ему – и, все народы Обняв любовию своей, Скажи им таинство свободы, Сиянье веры им пролей! И станешь в славе ты чудесной Превыше всех земных сынов, Как этот синий свод небесный – Прозрачный вышнего покров!

₁₈₃₉

КИЕВ

Высоко передо мною Старый Киев над Днепром, Днепр сверкает под горою Переливным серебром. Слава, Киев многовечный, Русской славы колыбель! Слава, Днепр наш быстротечный, Руси чистая купель! Сладко песни раздалися, В небе тих вечерний звон: «Вы откуда собралися, Богомольцы, на поклон?» «Я оттуда, где струится Тихий Дон – краса степей». «Я оттуда, где клубится Беспредельный Енисей!» «Край мой – теплый брег Эвксина!» «Край мой – брег тех дальних стран, Где одна сплошная льдина Оковала океан». «Дик и страшен верх Алтая, Вечен блеск его снегов, Там страна моя родная!» «Мне отчизна – старый Псков». «Я от Ладоги холодной». «Я от синих волн Невы». «Я от Камы многоводной». «Я от матушки-Москвы». Слава, Днепр, седые волны! Слава, Киев, чудный град! Мрак пещер твоих безмолвный Краше царственных палат. Знаем мы: в века былые, В древню ночь и мрак глубок, Над тобой блеснул России Солнца вечного восток. И теперь из стран далеких, Из неведомых степей, От полночных рек глубоких – Полк молящихся детей - Мы вокруг твоей святыни Все с любовью собраны… Братцы, где ж сыны Волыни? Галич, где твои сыны? Горе, горе! их спалили Польши дикие костры; Их сманили, их пленили Польши шумные пиры. Меч и лесть, обман и пламя Их похитили у нас; Их ведет чужое знамя, Ими правит чуждый глас. Пробудися, Киев, снова! Падших чад своих зови! Сладок глас отца родного, Зов моленья и любви. И отторженные дети, Лишь услышат твой призыв, Разорвав коварства сети, Знамя чуждое забыв, Снова, как во время оно, Успокоиться придут На твое святое лоно, В твой родительский приют. И вокруг знамен отчизны Потекут они толпой, К жизни духа, к духу жизни, Возрожденные тобой!

₁₈₃₉

ВИДЕНИЕ

Как темнота широко воцарилась! Как замер шум денного бытия! Как сладостно дремотою забылась Прекрасная, любимая моя! Весь мир лежит в торжественном покое, Увитый сном и дивной тишиной; И хоры звезд, как празднество ночное, Свои пути свершают над землей. Что пронеслось, как вешнее дыханье? Что надо мной так быстро протекло? И что за звук, как арфы содроганье, Как лебедя звенящее крыло? Вдруг свет блеснул, полнеба распахнулось; Я задрожал, безмолвный, чуть дыша… О, перед кем ты, сердце, встрепенулось? Кого ты ждешь? скажи, моя душа! Ты здесь, ты здесь, владыка песнопений, Прекрасный царь моей младой мечты! Небесный друг, мой благодатный гений, Опять, опять ко мне явился ты! Все та ж весна ланиты оживленной, И тот же блеск твоих эфирных крыл, И те ж уста с улыбкой вдохновенной; Все тот же ты,- но ты не то, что был. Ты долго жил в лазурном том просторе, И на челе остался луч небес; И целый мир в твоем глубоком взоре, Мир ясных дум и творческих чудес. Прекраснее, и глубже, и звучнее Твоих речей певучая волна; И крепкий стан подъемлется смелее, И звонких крыл грознее ширина. Перед тобой с волненьем тайным страха Сливается волнение любви. Склонись ко мне; возьми меня из праха, По-прежнему мечты благослови! По-прежнему эфирным дуновеньем, Небесный брат, коснись главы моей; Всю грудь мою наполни вдохновеньем; Земную мглу от глаз моих отвей! И полный сил, торжественный и мирный, Я восстаю над бездной бытия… Проснись, тимпан! проснися, голос лирный! В моей душе проснися, песнь моя! Внемлите мне, вы, страждущие люди; Вы, сильные, склоните робкий слух; Вы, мертвые и каменные груди, Услыша песнь, примите жизни дух!

‹1840›

* * *

Вчерашняя ночь была так светла, Вчерашняя ночь все звезды зажгла Так ясно, Что, глядя на холмы и дремлющий лес, На воды, блестящие блеском небес, Я думал: о! жить в этом мире чудес Прекрасно! Прекрасны и волны, и даль степей, Прекрасна в одежде зеленых ветвей Дубрава, Прекрасна любовь с вечно свежим венком, И дружбы звезда с неизменным лучом, И песен восторг с озаренным челом, И слава! Взглянул я на небо – там твердь ясна, Высоко, высоко восходит она Над бездной; Там звезды живые катятся в огне, И детское чувство проснулось во мне, И думал я; лучше нам в той вышине Надзвездной.

‹1841›

ДАВИД

Певец-пастух на подвиг ратный Не брал ни тяжкого меча, Ни шлема, ни брони булатной, Ни лат с Саулова плеча; Но, духом божьим осененный, Он в поле брал кремень простой - И падал враг иноплеменный, Сверкая и гремя броней. И ты – когда на битву с ложью Восстанет правда дум святых - Не налагай на правду божью Гнилую тягость лат земных. Доспех Саула ей окова, Саулов тягостен шелом: Ее оружье – божье слово, А божье слово – божий гром!