Русский романтизм

конкретная „лошадь" вместо отвлеченного „скакуна" и рето-

рических перифраз Бюффоновского типа; для той же цели он

требовал для себя свободы пользования вульгаризмами, экзо-

тическими словами, техническими терминами и под., — всем

тем, что придает колорит речр*

Чем же вызвана эта тяга к живописности? Ближайшим

образом тем, что очередной художественной проблемой в лите-

ратуре стала проблема изображения „фона действия", не инте-

ресовавшая классиков. Для романтика необходима декорация,

и при том выписанная во всей своей яркости и индивиду-

альной пестроте (отсюда романтический экзотизм, национализм,

универсализм и под.). Поэтому фон действия приобретает

иногда почти самодовлеющее значение. Становятся возмож-

ными произведения, состоящие из одной декорации, на фоне

которой мы так и не увидим никого, кроме автора (Шато-

1) Б. М. Э й х е н б а у м , „Лермонтов", Лгр. 1924 г. стр. 41 — 42.

брианово „Путешествие в Америку", „Чайльд-Гарольд" Бай-

рона).

Напротив, существеннейшая для классиков проблема

изображения характеров отодвигается на второй план. Байрон

был не единственным среди романтиков писателем, который

постиг „только один характер" — свой собственный; для ро-

мантических героев характерно, что все они, в большей или

меньшей степени, автопортреты, читатель так их и принимает,

несмотря на полусерьезные оправдания авторов в преди-

словиях и оговорки их в тексте самих произведений. Но

в этих автопортретах, как и в романтических героях по срав-

нению с лицами классиков произойдет резкое усиление эмо-

ционального элемента. Иногда это вызвано естественной не-

обходимостью сделать заметной и выпуклой человеческую

личность на яркости декоративного фона; обыкновенно же

в этом сказывается основная тенденция сделать краски воз-

можно более „горячими". Герои станут людьми неслыханных

страстей, сверхчеловеческих порывов, не людьми, а „соз-

даньями ада или небес". Большого разнообразия в их внутрен-

нем содержании нет. Число их редко выходит за пределы

традиционного еще в античной трагедии количества; в романе

историческом, сверх того, вводится в действие масса — живой,

движущийся и говорящий фон автопортрета.

Вопрос о композиции, столь существенный для классика,

теряет свою важность для представителя романтического

стиля: именно в этой области он демонстрирует свое пре-

небрежение к правилам, пренебрегая не только „единствами",

но и вообще последовательностью изложения, в принцип

возводя лирический беспорядок, позволяющий начинать дей-

ствие с конца или середины, помещать предисловие где-нибудь

посреди рассказа, писать без продуманного плана и оставлять

несглаженными замеченные противоречия, пользоваться широко

свободой отступлений, — словом, применять все те вольности,

которые еще в преддверии романтизма широко осуществлены

были в прозе Стерна и Жан-Поля.

Легче всего и было развернуть их в области повество-

вательной прозы и поэмы. Драма, несмотря на настойчивые

попытки узаконить ее, как произведение для чтения (новый

род „драматической поэмым), не поддалась и вынуждена была

поступиться в пользу старой системы, чтобы дойти до ши-

рокой публики. В области лирики над всеми остальными

жанрами воцаряется род лирического монолога — излияния,

„медитации", не обусловленной ни определенным метром, ни

определенными строфами, ни количеством стихов. Впрочем,

и канонические формы, ведущие свое начало из средневековой

Италии или с азиатского Востока, привлекают внимание от-

15

дельных поэтов. Напевное начало шло рядом с ораторски-

декламационным, уживаясь нередко в стихах одного и того же

поэта.

Вот та неполная и еще далеко неотчетливая характе-

ристика, которую мы можем дать сейчас „романтическому

стилю".

Западно-европейская наука располагает о нем рядом

солидных исследований (работы Петриха, Ш т е й н е р та

и др. — в Германии, Б а р а и др. — во Франции); у нас имеется

лишь некоторое количество наблюдений, не приведенных ни

в какую систему, не согласованных друг с другом. Почти

не делается попыток отправляться не от исследования от-

дельных писателей, а от того или другого в о п р о с а по-

э т и к и данной эпохи, х у д о ж е с т в е н н о г о приема,

с т и л и с т и ч е с к о й ч а с т н о с т и . Насколько плодотворны

такого рода исследования показывает немецкая научная лите-

ратура, где вплоть до наших дней появляются научные

работы, посвященные, например, приемам описательного стиля

(пейзаж, портрет) у романтиков, композиции, метрики, лек-

сики и т. п., не говоря уже о богатстве работ по романтиче-

ской тематике, по романтической „психологии". Не даром

немецкая романтика и известна нам лучше всех остальных.

Будем надеяться, что со временем такое внимание будет

уделено и русскому романтизму, независимо от тех причин,

которые вызывают повышенный интерес к романтике в ны-

нешней Германии.

Остается еще вопрос об источниках романтического

стиля. В конечном счете его источником является мировоз-

зрение, отличительная черта которого — дуализм, в противо-

положность монизму классиков. В той или иной форме роман-

тик, как не раз уже было сказано, живет в двух мирах — то

чувствуя в этом „земном" отражение другого „надземного"

и благословляя мир природы и вещей, как священные сим-