Русский романтизм

Описывая итальянский день, русские поэты говорят лишь

о „солнце, вечно лучезарном" 3), „об яхонтах сверкающих

небес" 4), или о „лазури и пурпурах полуденных небес5),

о „рдеющих золотом плодах" G). Итальянские пейзажи

20-х и 30-х годов полны обонятельными образами, — и тут

Тургенев остался верен традициям.

Под тенью мирт, олив душистых

Я воздух ароматный пью,

говорит о себе Ростопчина 7).

„В Италии лавр и мирт благоуханный" 8). „Садов благо-

вонные своды" „Ветры теплые благоуханно веют" 10).

Лишь одна деталь разнит Тургеневское описание итальян-

ской ночи от типичных итальянских пейзажей 20—30-х годов:

это отношение к ней рассказчика, безразличного „ко всем

этим чудесам" великолепной ночи и спешившего добраться

до гостиницы. Равнодушие рассказчика — черта, с которой

не встретиться в предшествующую эпоху, когда для поэта

путешествие в Италию было „богомольством" п).

') „Элегия", 1833 года. Стихотворения и письма, СПБ, изд. А. С.Суво-

рина, 1912 г , стр. 200.

– ) „К итальянцу, яозвращаюш^муся в отечество", 1821 г. Полн. собр.

соч., изд. гр. С- Д. Шереметьева, Cl II), 1878—86 г., Ш-й том, стр. 225.

•*) В я з е м с к и й , „Флоренция", т. 4-й, стр. 192.

В е н е в с т и н о в , „Италия". Т.-м же.

•*') Языков, „К. К. Павловой41, 1840 г Стихотворения, СПБ, 1858 г.,

2-й тэм, стр. 185.

') В я з е м с к и й , „Флоренция". Там-же.

7) Р о с т о п ч и н а , „Фантазия", 1832 г., Ib., стр. 89.

8) Г» я з е м с к и й, „Флоренция".

'Г у м а н с к и й, „Неаполь", Ib. стр. 205.

10) Он же—„Элегия", стр. 200.

1') Р о с т о п ч и н а , „Италия". Ib., стр. 51.

1361

Так, я узрю тебя, Италия святая.

Я налюбуюся на прелести твои,

И сердцем возгоржусь, тебя благословляя,

Что зрела край искусств, поэзии, любви. .

Другой ночной пейзаж, входящий в развертывание темы

страсти, построен на приеме однотонности.

Эмоциональный тон его—настроение успокоенности, и вот

почему Тургенев подчеркивает отсутствие динамики—„Н е п о -

движно лежал передо мною небольшой сад"; „Липы смутно

зеленели, облитые неподвижным, бледноярким светом".

„Воздух даже не колыхался: он только дрожал, как дрожит

вода, возмущенная падением ветки".

Успокоенность сада не только в отсутствии движения, но

и в отсутствии звуков; пейзаж, правда, имеет звуковые образы,

но они нужны, как усиливающие тишину... „Все эти слабые

звуки, эти шелесты только усугубляли тишину" 2).

Прием однотонности выдержан и по отношению к красоч-

ной стороне пейзажа; он написан в нарочито неопределенных

красках,—таким характером отличаются передающие зритель-

ные ощущения эпитеты: „ с е р е б р и с т ы е лучи луны",

„ б е л е ю щ а я трава", „ с л а б а я пестрая тень", „липы смутно

з е л е н е л и , облитые неподвижным, б л е д н о-я р к и м светом",

„ г о л у б о е м я г к о е мерцание звезд", „неясный, но свет-

лый туман". „Большая круглая капля ночной росы блестела

темным б л е с к о м на дне раскрытого цветка". „Два окна,

тускл о к р а с н е в ш и е в м я г к о й п о л у т е н и " (стр. 242).

Характерны те изменения, которые произведены были

в тексте „Трех встреч", именно в зтом описании ночного,

сада.

В письме к Виардо от 1849 г. Тургенев дал программу

тех звуков, которые он ввел впоследствии в ночной пейзаж

„Трех встреч".

„Прежде чем лечь спать, пишет он, я каждый в?чер делаю маленькую

прогулку по двору. Вчера я остановился и начал прислушиваться. Вот раз-

личные звуки, услышанные мною: Шум крови в ушах и дыхания. Шорох —

неумолкаемый лепет листьев. Треск кузнечиков, их было четыре в деревьях

на дворе. Рыбы производили на поверхности воды легкий шум, походивший

на звуки поцелуя. От времени до времени падала капля с легким серебри-

стым звуком. Ломалась какая-то ветка; кто сломал ее? Вот глухой звук...

Что это? шаги по дороге? или шопот человеческого голоса? И вдруг тон-

чайшее сопрано комара, которое раздается над вашим ухом* (стр. 75).

Кажется, ни один из этих звуковых образов не забыт