Русский романтизм
Шрифт:
лодило меня. Я уже не находил во всем этом происшествии ничего сверх
естественного, чудесного, ничего похожего на несбыточный сон" (стр. 254).
Но это лишь временная остановка в наростании та-
инственного, которое снова при посещении дома начнет сгу-
щаться.
5) Старый дом — главный усилитель таинственного. Он
кажется рассказчику нежилым: „Ни почем нельзя было заме-
тить,
чем то мертвенным и душным-нежилым" (стр. 257).
Лукьяныч при осмотре дома, особенно кладовой, держит
себя очень странно, он „глухим голосом" бросает краткие
и неопределенные замечания по поводу кладовой—„это так"—
отвечает он на вопрос, куда ведет широкая, белая дверь. Во
время настойчивых требований показать кладовую, он „стоял,
наклонив на грудь седую голову и как то с т р а н н о посма-
тривал... исподлобья".
После осмотра дома эпизод с незнакомкой снова начи-
нает казаться рассказчику загадкой, разрешить которую он
не в силах х).
6) Самоубийство Лукьяныча — кульминационный момент
в наростании таинственного. Эпизод его смерти органически
не связан с основной темой страсти, но в композиции рас-
сказа он имеет существенное значение, как момент, оконча-
тельно ставящий сильное ударение на таинственной. Стран-
ности Лукьяныча при осмотре дома и, особенно, кладовой
должны получить мотивировку,—кладовая — место, где покон-
чил с собой Лукьяныч, услышав голос, зовущий его.
Узнав о смерти Лукьяныча, рассказчик восклицает: „При-
знаюсь, я не мог без тайного суеверного страха смотреть на
этот дряхлый дом" (стр. 262).
Дом и Лукьяныч неразрывно связаны между собой. В дан-
ном случае Тургенев пользуется приемом, отмеченным уже
при анализе пейзажей. В тему человека вводит он пейзаж,
натюрморт, в одном тоне с действующим лицом звучащий.
Тема страсти незнакомки включает в себя Соррентский пей-
заж с настроением сладострастия и описание ночного сада
Ч „Нет,—сказал я самому себе:—видно, мне не добиться разрешения
этой загадки. Бог с ней! Не стану больше думать обо всем этом".
Гетр. 258).
1361
в Михайловском, полного страстного ожидания. Это же описание
вводит и в тему таинственного, связанную с рассказчиком >>
В начале повести ни дом, ни Лукьяныч не таят в себе
ничего сверхъестественного. Дом представляется рассказчику
в „разгар вечерней зари" — „слепым стариком, вышедшим по-
греться на солнце", но уже и здесь он неразрывно связан
с Лукьянычем — от описания дома Тургенев непосредственно
переходит к нему. Нет ничего таинственного в дряхлом доме,
пока нет ничего странного и в Лукьяныче „дряхлом вольно-
отпущенном", изображенном пока лишь типически, как „ста-
рый дворовый, принадлежащий к поколению не отцов наших,
а дедов". Лукьяныч еще не имеет облика тех „оригиналов",
в любви к которым укорял Тургенева Анненков.
После осмотра дома, когда Лукьяныч „странно посматри-
вал" на рассказчика, когда он говорил „глухим голосом", отве-
чал ему „угрюмо", когда он „глухо засмеялся" при вопросе
о незнакомке, дом принимает в воображении рассказчика новый
облик,—он, подобно Лукьянычу, хранитель тайны незнакомки,
следы которой скрыты в доме. Находясь у себя дома, рас-
сказчик не может отделаться от воспоминаний о Михайлов-
ском, месте, где разыгрался загадочный случай.
„Лукьяныч, с своими таинственными взглядами и сдержанными речами,
с своей холодно-печальной улыбкой, тоже безпрестанно приходил мне на па-
мять. Самый дом, когда я вспоминал о нем, — самый тот дом, казалось,
хитро и тупо поглядывал на меня сквозь свои полузакрытые ставни и как
будто поддразнивал меня, как будто говорил мне: а все же ты ничего не
узнаешь!" (стр. 259).
Возвращаясь после недельного отсутствия в Михайлов-
ское, подходя „к таинственной усадьбе", рассказчик „чувство-
вал довольно сильное волнение" (стр. 259). В этом состоянии
духа он узнает о самоубийстве Лукьяныча и, естественно, что
и смерть эта, и дом вызывают в нем лишь чувство ужаса и
суеверного страха. Лишь после отъезда, спустя месяц, и то
понемногу, „все эти ужасы, эти таинственные встречи" вышли
у него из головы. Первая глава повести оканчивается, акцен-