Русский романтизм
Шрифт:
тикам. У Новалиса в „Генрихе фон Офтердингене" дано целое
рассуждение о символическом значении облаков. „Есть, конечно,
нечто очень таинственное в облаках, — сказал Сильвестр, —
и они оказывают часто самое чудотворное влияние на нас. Они
несутся, и им точно хочется поднять и унести нас со своей
холодной тенью. И если очертания их прелести и пестры как
вздох, выражающий наше затаенное
дивный свет, проливающийся из за них на землю, становится
как бы предвозвестием неведомого, несказанного очарова-
*) »Три встречи"
... „Я поднимаю голову — она, моя
красавица, мчится по воздуху, вся белая,
с длинными белыми крыльями и манит
меня к себе.
Я бросаюсь вслед за нею; но она
плывет легко и быстро, а я не могу
подняться от земли и напрасно про-
стираю жадные руки...
... Я ищу ее глазами... а уже она
стала облачкомм... стр. 247 — 248.
2) Сочинения К. С. Аксакова, т. I,
„Клара Милич".
Вдруг перед ним поднялось нечто
вроде тонкого облака. Он вгляды-
вается, облачко стало женщиной, в
белом платье, с светлым поясом во-
круг стана. Она спешит от него
прочь...
Но он непременно хотел догнать
ее и заглянуть ей в глаза.
Только, как он не торопился, —
она шла проворней его".
)15 г. Изд. „Огни".
m
ния" l). Ту же символику мы находим у Тика в „Штерн-
бальде, у . Брентано — в стихотворении „Am Berge hoch in
Luften" 2), у Гофмана — в „Маленьком Цахесе" 8) и у др.
Что образ облака-женщины является символом невозмож-
ной для рассказчика любви, указывает и другой образ — образ
крылатой женщины; у рассказчика во сне крыльев нет. „ Addiol"—
говорит она мне, улетая. — „Зачем нет у тебя крыльев?"... На
символическое значение образа птицы у Тургенева обратил
внимание Гершензон 4), указавший, что цельность духа в чело-
веке находит свое выражение в образе птицы, и что цельность
эту приобретают герои Тургенева, когда рождается в них
любовь. Для нас не столь важно психологическое значение
символа, сколько та словесная форма, в какую Тургенев обле-
кает любовь. Уже в „Параше" он дает образ крылатой любви.
„Любовь, как птица, расширяет крылья, и на душе так страстно,
так светло" (IX, стр. 131) 5).
Облако-крылатая женщина тает в золотых нитях солнца.
Образ солнца тоже входит в символику страсти. В песне, кото-
рая слышится Параше, когда загорается в ней любовь, страсть
и солнце связаны между собой.
Так и ты цвела стыдливо,
И в тебе, дитя мое,
Созревало прихотливо
Сердце страстное твое...
И теперь в красе расцвета,
Обаяния полна,
Ты стоишь под солнцем лета
Одинока и пышна (стр 143).
В „Довольно": заря-счастье (стр. 107); в „Рудине": лю-
бовь-день „То является она вдруг несомненная, радостная,
*) Стр. 181. Москва, кн-во К. Ф. Некрасова. MCMXIV.
2) См. Жирмунский, „Религиозное отречение в истории романтизма",
М. 1919 г., Примечания, стр. 13.
8) „Лежа на цветистом ковре, я смотрю на далекую синеву неба и надо
мной, над ликующим лесом плывут золотые облака, как дивные грезы из
далекого мира блаженных радостей". (Собр. соч. Г. Гофмана, Спб. 1899 г.
т. 8-й, стр. 20).
4) „Мечта и мысль И. С. Тургенева*. Т-во Книгоизд. писателей в Москве.
М. 1919 г.
6) Аналогии в „Дневнике лишнего человека", герой которого говорит
о себе, что, полюбив, он совершенно изменился... „Я даже на ходу под-
прыгивал— право, словно крылья вдруг выросли у меня за плечами*. V т.
стр 197. В „Асе", осознав свою любовь, герой тоже чувствует у себя крылья.
„Я не понимаю, как дошел я до 3. Не ноги меня несли, не лодка меня везла:
меня поднимали какие то широкие, сильные крылья. Я прошел мимо куста,
^де пел соловей, я остановился и долго слушал: мне казалось, он пел мою
любовь и мое счастье" (стр. 338). Ср. с характеристикой Веры из „Фауста":
„и надо всем этим, как бы белые крыьья ангела, тихая женская прелесть",
(стр. 250) и „Довольно14, стр 109; др. примеры см. у Г е р ш е н з о н а.