Русский романтизм

» 135

как день", (стр. 357). Изображение Лизы („Дневник лишнего

человека") в момент перелома, превращения ее из ребенка

в женщину, когда она впервые полюбила, строится на той же

символике.

В первом сне „Трех встреч" солнце кажется рассказ-

чику не солнцем, а пауком. Этот образ ведет нас в область

иных символов. Если счастливая любовь в своем расцвете, раз-

гаре, связана с образами солнца, лета, зари, то печальный ее

конец и, вообще, трагическое в жизни человека, вызывает

у Тургенева образ паука, паутины. Уже в „Свидании" наме-

чается эта символика. Развязка несчастной любви Акулины

сопровождается осенним пейзажем, одной из деталей которого

являются паутины. „На красноватой траве, на былинках, на

соломинках, всюду блестели, волновались бесчисленные нити

осенних паутин. Я остановился... Мне стало грустно"... (стр 278).

Автор „Переписки" называет себя „собственным своим пауком,

испортившим себе жизнь" (стр. 157). В беседке, в которой

происходит чтение Фауста, толкнувшее Веру к гибельной

страсти, ползет „большой пестрый паук" (стр. 241 — 242).

У хищной Колибри, завлекшей Ергунова в ловушку, из ко-

торой он едва спасся, — пальцы-паучки („История лейтенанта

Ергунова", стр. 155).

Первый сон из трех встреч всей своей симво-

ви •—%айны лик° й указывает, что в повести выдвинута тема

в снах губительной страсти, приводящей к смерти, кото-

рая позднее не раз ляжет в основу повестей Тур-

генева („Затишье", „Фауст", „Несчастная", „Клара Милич").

О конечной судьбе героини „Трех встреч" мы ничего не

знаем, нам известно лишь, что на маскараде она хоронит свое

умершее сердце; символика же сна определенно намекает на

трагический конец. Во всяком случае, страсть и смерть, как

одна общая тема, если и не получила того развития, какое

она будет иметь позднее, то все же выдвинута в повести,

и „Три встречи" — первая ступень в ее разработке, и они мо-

гут рассматриваться в отношении тематики, как этюд к буду-

щим повестям.

Второй сон связан с таинственным рассказа и проливает

свет на другую тему рассказа, отвечает на вопрос, в чем же

заключается то таинственное, которое играет столь важную роль

в композиции повести.

Во сне героиня является в образе Психеи; она с лампадой,

как полагается ей быть, когда она крадется взглянуть на Амура;

над рассказчиком она презрительно смеется: „Это он то хотел

узнать, кто я". Для рассказчика осталась тайной душа Психеи,

душа женщины в тот момент, когда она сгорает, гибнет, захва-

ченная стихией страсти.

1361

Тайна рассказа — тайна любви. Позднее, в „Несчастной"

Тургенев определенно выскажется: „Тайны человеческой жизни

велики, а любовь самая недоступная из этих тайн". Дюбовь—

тайна, и она несет в жизнь иррациональное. Герой „Довольно6,

ощутив в себе любовь, увидел вокруг себя что то таинствен-

ное. „Я стою и жду, и гляжу на эту калитку и на песок

садовой дорожки, я дивлюсь и умиляюсь, все, что я вижу,

мне кажется необыкновенным и новым, все обвеяно какой то

светлой, ласковой таинственностью" (стр. 110).

Женщина, захваченная страстью, как и героиня „Трех

встреч", очень часто кажется героям Тургенева, как и ему

самому, — загадкой. Софи из „Странной истории" — загадочное

существо, „Все страннее, все непонятнее становится" Зинаида,

когда она начинает любить. Любовь Сусанны и Фустова

„так и осталась загадкой" для Петра Гавриловича, точно

так же, как тайна любви матери не раскрыта для Сусанны.

Тот, кто любит, действует, живет, как во сне.

„ Вера иногда озиралась с таким выражением, как будто спрашивала

себя: не во сне ли она?..44 А я... я не мог придти в себя. Вера меня любит!

Эти слова беспрестанно вращались в моем уме, но я не понимал их, —

ни себя не понимал я, ни ее. Я не верил такому неожиданному, такому

потрясающему счастью; с усилием припоминал прошедшее и тоже глядел,

говорил, „как во сне" (стр. 263).

И тем, кто подобно рассказчику из „Трех встреч" явились

случайными наблюдателями чужой страсти, любовь кажется