Русский романтизм
Шрифт:
» 135
как день", (стр. 357). Изображение Лизы („Дневник лишнего
человека") в момент перелома, превращения ее из ребенка
в женщину, когда она впервые полюбила, строится на той же
символике.
В первом сне „Трех встреч" солнце кажется рассказ-
чику не солнцем, а пауком. Этот образ ведет нас в область
иных символов. Если счастливая любовь
гаре, связана с образами солнца, лета, зари, то печальный ее
конец и, вообще, трагическое в жизни человека, вызывает
у Тургенева образ паука, паутины. Уже в „Свидании" наме-
чается эта символика. Развязка несчастной любви Акулины
сопровождается осенним пейзажем, одной из деталей которого
являются паутины. „На красноватой траве, на былинках, на
соломинках, всюду блестели, волновались бесчисленные нити
осенних паутин. Я остановился... Мне стало грустно"... (стр 278).
Автор „Переписки" называет себя „собственным своим пауком,
испортившим себе жизнь" (стр. 157). В беседке, в которой
происходит чтение Фауста, толкнувшее Веру к гибельной
страсти, ползет „большой пестрый паук" (стр. 241 — 242).
У хищной Колибри, завлекшей Ергунова в ловушку, из ко-
торой он едва спасся, — пальцы-паучки („История лейтенанта
Ергунова", стр. 155).
Первый сон из трех встреч всей своей симво-
ви •—%айны лик° й указывает, что в повести выдвинута тема
в снах губительной страсти, приводящей к смерти, кото-
рая позднее не раз ляжет в основу повестей Тур-
генева („Затишье", „Фауст", „Несчастная", „Клара Милич").
О конечной судьбе героини „Трех встреч" мы ничего не
знаем, нам известно лишь, что на маскараде она хоронит свое
умершее сердце; символика же сна определенно намекает на
трагический конец. Во всяком случае, страсть и смерть, как
одна общая тема, если и не получила того развития, какое
она будет иметь позднее, то все же выдвинута в повести,
и „Три встречи" — первая ступень в ее разработке, и они мо-
гут рассматриваться в отношении тематики, как этюд к буду-
щим повестям.
Второй сон связан с таинственным рассказа и проливает
свет на другую тему рассказа, отвечает на вопрос, в чем же
заключается то таинственное, которое играет столь важную роль
в композиции повести.
Во сне героиня является в образе Психеи; она с лампадой,
как полагается ей быть, когда она крадется взглянуть на Амура;
над рассказчиком она презрительно смеется: „Это он то хотел
узнать, кто я". Для рассказчика осталась тайной душа Психеи,
душа женщины в тот момент, когда она сгорает, гибнет, захва-
ченная стихией страсти.
1361
Тайна рассказа — тайна любви. Позднее, в „Несчастной"
Тургенев определенно выскажется: „Тайны человеческой жизни
велики, а любовь самая недоступная из этих тайн". Дюбовь—
тайна, и она несет в жизнь иррациональное. Герой „Довольно6,
ощутив в себе любовь, увидел вокруг себя что то таинствен-
ное. „Я стою и жду, и гляжу на эту калитку и на песок
садовой дорожки, я дивлюсь и умиляюсь, все, что я вижу,
мне кажется необыкновенным и новым, все обвеяно какой то
светлой, ласковой таинственностью" (стр. 110).
Женщина, захваченная страстью, как и героиня „Трех
встреч", очень часто кажется героям Тургенева, как и ему
самому, — загадкой. Софи из „Странной истории" — загадочное
существо, „Все страннее, все непонятнее становится" Зинаида,
когда она начинает любить. Любовь Сусанны и Фустова
„так и осталась загадкой" для Петра Гавриловича, точно
так же, как тайна любви матери не раскрыта для Сусанны.
Тот, кто любит, действует, живет, как во сне.
„ Вера иногда озиралась с таким выражением, как будто спрашивала
себя: не во сне ли она?..44 А я... я не мог придти в себя. Вера меня любит!
Эти слова беспрестанно вращались в моем уме, но я не понимал их, —
ни себя не понимал я, ни ее. Я не верил такому неожиданному, такому
потрясающему счастью; с усилием припоминал прошедшее и тоже глядел,
говорил, „как во сне" (стр. 263).
И тем, кто подобно рассказчику из „Трех встреч" явились
случайными наблюдателями чужой страсти, любовь кажется