Самая яркая звезда на небе

····?·* ?? ?*·?····

— Гермиона, я хочу увидеть твои воспоминания, — сказал Том. Прошла половина мая, принёсшего с собой тепла и солнечного света.

Гермиона взглянула на него в недоумении. Будто не могла понять, о чём он её попросил.

Её состояние ухудшалось. Вскоре после приступа на лестнице она стала понемногу пропускать занятия. Теперь она пропускала больше уроков, чем посещала. Иногда зелье никак не смягчало её пыток. Мадам Блейни спросила, не хотела бы она отправиться в больницу Святого Мунго, но, к величайшему облегчению Тома, она отказалась.

— В Святом Мунго мне не окажут никакого лечения, которого я уже не получаю здесь. Целитель Сплин сообщил бы мне, если бы оно было, — сказала Гермиона.

Тому нужно было держать её поблизости. Её присутствие — его якорь в этом мире хаоса, удерживающее его от погружения в пучину безумия.

— Мои воспоминания? — спросила она. Солнце взошло несколько часов назад, но они остались в кровати, наслаждаясь мирным утром субботы. В последнее время Гермиона спала дольше, и Том предавался чтению, пока она не проснётся. Казалось, что он уже прочёл каждую книгу в библиотеке. Выбор заканчивался даже в Запретной секции.

Гермиона моргнула, потерев глаза после сна. Её кудри были ещё более необузданными, чем обычно. Том считал это очаровательным.

— Я хочу увидеть воспоминания того дня, когда тебя прокляли.

Она села, слегка поморщившись, но изо всех сил пытаясь это скрыть. Он всегда замечал. Он постоянно наблюдал за ней.

— Зачем?

— Мне нужно знать, что это за проклятье. Если я смогу увидеть, как его наложили, я мог бы опознать его.

Гермиона сомневалась. Он стиснул зубы. Они бежали наперегонки со временем, но оно истекало. Если она скажет «нет», ему придётся потратить недели на уговоры, пока она не станет слишком слабой для окклюменции. К тому времени станет слишком поздно.

— В смысле… Как ты собираешься это сделать? Думаешь, Выручай-комната может собрать для нас Омут памяти?

Том нахмурился:

— Нет, я пытался.

— Значит…

— Легилименция, — перебил он её.

Гермиона уставилась на него, будто ожидала, что он рассмеётся и скажет, что всё это шутка.

Том никогда не шутил, когда дело касалось сохранения её жизни и безопасности. Он не потеряет её.

— Ты просишь меня добровольно позволить тебе окопаться в моих воспоминаниях? — содрогнулась она.

— Ты окклюмент! Спрячь от меня воспоминания, если хочешь их скрыть! — он не стал добавлять, как сильно его раздражало, что она всё ещё хранила секреты. Но тогда это было неважно.

— Я неопытный окклюмент, Том! Я никогда раньше не пробовала раздробить свои воспоминания.

Он проигрывал эту битву. Он уже это предчувствовал:

— Мне нужно знать, Гермиона. Я должен знать, что произошло в тот день. Я не буду рыться в твоих мыслях. Я буду следовать за тобой.

Если бы она была кем угодно ещё, он бы угрожал. Прорвался силой в разум, предварительно ослабив пытками. Он бы безжалостно выискивал воспоминания, пока не раскрыл каждую деталь. Она воспрепятствует ему, если он вломится в её голову. Это будет больно. Будто он разрывает её череп. Он никогда не причинит ей вред. Ему нужно, чтобы она открылась ему добровольно.

Гермиона неуверенно скривилась.

— Мне нужно направление. Позволь мне посмотреть. Пожалуйста.

Слово «пожалуйста», срывающееся с его губ, всегда смягчало её. Он использовал это в свою пользу.

И в этот раз эффект не изменился. Она осмотрела его, прежде чем кивнуть:

— Хорошо.

Том выдохнул воздух, который не осознавал, что задержал. Оба подвинулись, чтобы посмотреть друг на друга. Он взял свою палочку с тумбочки и указал на её лоб.

Гермиона нервничала. Он сцепил её правую руку своей левой, поглаживая большим пальцем её костяшки. На её губах образовалась лёгкая улыбка.

— Легилименс.

Туман. Кружащаяся тьма. Он чувствовал, как Гермиона показывает ему дорогу в своём разуме. Он пытался подглядеть её воспоминания, проносящиеся мимо, но она удерживала их в недосягаемости.

Наконец, она отпустила его там, где хотела.

Том почувствовал её страх. Что-то в этом воспоминании пугало её. В этом было отличие между легилименцией и Омутом памяти. Омут памяти показывал воспоминания со стороны. Легилименция вторгалась. Он чувствовал каждую эмоцию, которая охватывала её. Сдавливающий живот ужас. Панику и тревогу. Чувства отступили, но это привело его в состояние повышенной готовности.

Тома окружала тьма. Сцене всё ещё нужно было проясниться. Он ждал, пока его глаза привыкнут, но ничего не происходило. Он решил, что, возможно, там она и была: в этой тьме, необитаемом месте. Никакого света. Пустота. Это ли её так напугало?

Распахнулась дверь, и с его глаз будто стянули вуаль. Тусклый свет пробивался через тёмную дымку. Сквозь проём он разглядел три фигуры, навалившиеся друг на друга, чтобы спастись, откуда бы они ни вышли. Одна повернулась и захлопнула дверь.

Взгляд Тома метался по окружающей обстановке по мере того, как комната постепенно обретала очертания. Он был в странном круглом помещении с окружавшими их неподписанными дверьми. Это не Хогвартс.

Том узнал каштановые локоны Гермионы, выделяющиеся среди огненно-рыжих волос двух других людей. Все они были явно напуганы, но его волновали только чувства Гермионы. Они обжигали его. Остальные могут хоть сгнить, ему плевать. Он хотел защитить её. Побороть, что бы её ни испугало. Он хотел сохранить её безопасность. Но это воспоминания. Он ничего не мог сделать.

Он открыл для неё свой разум, чувствуя, как его затопило её присутствие.

«Мы в Отделе тайн», — прошептал её голос в его разуме.

«Что вы делаете в Отделе тайн?» — спросил Том.

«Мы… мы кое-что искали», — уклонилась она от вопроса. Он и так в её голове. Будет нетрудно прорыть глубже и найти ответ. Но она закроется от него до того, как он наткнётся на что-то полезное. А потом ему придётся встретиться с её яростью.

— Гарри! — сказал рыжеволосый юноша. Он ковылял и смеялся, как пьяный мужик. Эмоции Гермионы взревели в груди Тома. Он был ей небезразличен.

Том возненавидел его.

В поле зрения появилось несколько людей. Мальчик в очках, которого называли Гарри. Ещё один знакомый мальчик тащил обмякшую кулем блондинку без сознания. Том подошёл ближе и изучил его лицо. Он был поразительно похож на Арчи Лонгботтома.

«Невилл Лонгботтом», — сказала Гермиона, видимо, поняв, что Том заметил сходство. Должно быть, потомок. Наверное, внук.

Том почувствовал, как Гермиону окатила волна облегчения при виде этих людей. Странно чувствовать облегчение от благополучия других. Это и делало Гермиону особенной. Хорошей. Понятие, которое он никогда не поймёт по-настоящему.

— Что случилось? — спросил Гарри. Все повернулись к нему, как к лидеру, а Гермиона заговорила первой. Она пересказала какую-то надуманную историю о том, что в Рона попало Смеющееся проклятье. Гермиона рассказала о комнате с космосом и о том, что пострадала девушка по имени Джинни.