Самоидентификация

– То, за что тут живут месяц, у тебя там – сраное подаяние, которого не хватит и на неделю полноценной жизни, - полушепотом произносит Жора.

– Ладно. Позвонишь мне.

Достаю мобильник, намекая на то, что пора, наконец, обменяться номерами.

Жора затягивается. Выкидывает сигарету. Лезет в карман.

Справа доносится шорох, и жорина рука машинально падает вместо кармана с мобильником на «травмат». Спустя секунду, от дорожки, проходящей через двор, к нам подходит тот же старик в куртке-пальто. Немного дрожит. Мне кажется, будто он стал меньше ростом.

Жора вздыхает и достает мобильник, качая головой.

– Господа, прошу простить, но не поможете ли вы ветерану Второй Мировой – со стороны Союзников, разумеется?

– Господи, блядь, может, ты и в Куликовской битве участвовал? – отчаянно стону я.

Старик смотрит на меня как-то придирчиво, с укоризной, но все также безнадежно качает головой, запахивает зачем-то заново полы то ли куртки, то ли пальто и молча уходит, даже не сокрушаясь.

Жора приподнимает мобильник, показывая готовность записать номер.

Я прошу Жору подвезти меня к дому Лизы. Он пытается что-то на это возразить, но как только я в жесткой форме требую объяснений, соглашается. Прошу его подождать. Кивает. Захожу в дом. Пятнадцатая квартира. Деликатно стучусь, потому что уже относительно поздно. Конец детского времени, так сказать. Решаюсь нажать кнопку звонка. На это раз, мне отвечает только едва различимый шорох за дверью. Хочу как следует постучаться, но внутри меня что-то срывается, и я разворачиваюсь и ухожу. По дороге ударяю кулаком по перилам лестницы, зная, что вибрация от нее наверняка пройдет по батареям этого стояка. Пусть пугаются. Раздраженный и обозленный за такое отношение, пусть и заслуженное, возвращаюсь в «волгу».

– Где живет Ира, знаешь?

– Допустим, - кивает Жора.

– Высади меня за три квартала.

– Без проблем, - Жора не сильно ободрен, но уже спокоен.

Набрав матери смску «Все в порядке. Пока сильно занят. Буду ночью. Ложитесь, утром поговорим», ищу номер Иры и набираю. Она берет ожидаемо быстро.

– Привет.

– Приве-ет, - у нее удивительно гнусавый голос, но это касается только телефонного варианта.

– Ты дома?

– Ну, да. Хочешь зайти?

– Ага. Поболтать.

– Слушай… - изображает серьезность и занятость. – Ну, а ты через сколько будешь?

– Минут через… - прикидываю. – Минут через двадцать нормально?

– А ты знаешь, где я живу?

– Ну, да. Ты же говорила, - вру.

– Ну, хорошо… - немного смущена. – Как раз успею закончить дела, - хихикает. – Жду.

– Хорошо.

Странное, приторное послевкусие разговора. Мне нужно около десяти минут, чтобы медленным шагом дойти до нее, но я хочу просто подышать воздухом, уложить в голове все, что в нее стукнуло за последние сутки. И это оказывается делом довольно трудным. Разрозненные факты разлетаются во все стороны. Похороны Толика и мое возвращение в Питер должны идеально совпасть по времени. Я не смогу пойти туда, даже если кто-то меня призовет. Впрочем, всем плевать. Кроме, разве что, плаксивой гришиной девушки, которую я не отказался бы поиметь в коленно-локтевой позе. Не заняться с ней сексом, или, как принято говорить, любовью, не совершить акт совокупления, даже не трахнуться. Именно поиметь ее. Черт, я ловлю себя на мысли, что режим половой жизни, который устроила Лена, здорово давит мне на психику. Но я всегда предпочитал здоровый, стабильный секс с одной девушкой каким-либо судьбоносным блядкам. И с этого трудно переориентироваться. Возможно, у меня просто никогда не было времени искать новых партнерш. Почему-то у меня перед глазами всплывает программа о мумификации с какого-то канала типа «дискавери». Точнее – одна ее сцена, где показывают, как теряет все, кроме скелета, одиноко лежащий труп крысы. Как редеет шерсть. Как исчезает плоть. Как с многолетними переменами дня и ночи рассыпается в прах скелет. Мысли об этом оказываются так сильны, что я испытываю жуткий страх, и меня тянет пойти к Ире – просто чтобы не быть одному.

Лиза подходит ко мне на кухне, и я едва не отталкиваю ее от неожиданности. Потом обнимаю. Стараюсь сосредоточиться на своем безразличии. Пока не очень удачно, и у меня плавно, неторопливо встает. Внизу шумно. Только что утихли мощные удары. Удары по дверному косяку – это было ясно по распространению звука. Два часа ночи.

Через какое-то время раздаются крики. Они затухают. Потом снова появляются в районе подъезда. Я смотрю из окна кухни вниз. Около подъезда стоит микроавтобус. Люди в черной форме заводят в него источник крика. Некоторое время осматриваются. Садятся, закрывают двери и уезжают.

– Жутко как, - бормочет Лиза и прижимается ко мне.

– Бывает.

– Скажи, что у нас все будет хорошо.

– Ну… знаешь…

– Нет, ты просто возьми и скажи, не надо больше ничего.

– Да, милая, - вздыхаю. – У нас все будет о т л и ч н о.

Она целует меня в шею.

– Я в постель.

– Ага. Скоро буду.

Продолжаю смотреть в окно. Ухоженная клумба. Недавно поставленные по команде какого-то депутата скамейки, на которых еще сохранились надписи о том, что это за депутат.

Завтра из отпуска приедут родители Лизы, и квартира станет недоступна для свиданий. Но это уже неважно. У меня в сумке дома лежат билет и необходимые вещи. Я представляю себе сумку. Ее вес, объем, содержимое. Я перемещаю в ней с собой все материальное наполнение жизни. А эта девочка считает, что главное в этой жизни – она.

Мало ли.

Ира одета в домашний халат до колена, и в нем она не кажется непропорциональной и уродливой. Это значит, что лучшее в ее пышных формах сохранено. Почему это меня должно беспокоить?

– Привет. Извини, что с пустыми руками.

– Глупости, - махает рукой. – Проходи.

Ее грудь придержана в тонусе, что расшифровывается как наличие лифчика, но наличие остального нижнего белья под вопросом. Волосы немного влажные. Принимала душ. И начала его принимать, вероятнее всего, после звонка. В комнате, куда она меня проводит, на журнальном столике стоят вино, пара крупных бокалов для красного и что-то из закуски, что я старательно игнорирую. Как ни странно, я совершенно не голоден.

– Подождешь немного – я подсушу волосы, ага?

Игривое «ага» едва не вызывает у меня приступ истерического смеха. Киваю.

– Я присяду?

– Разумеется.

Бутылка на столе снабжена этикеткой, гласящей «IНКЕРМАН». Красное полусухое. Середнячок для этой местности. Бокалы довольно тонкого стекла. Марку не распознаю. Вроде не «Pasabahce», и на том спасибо.

Ира возвращается довольно быстро, и шум фена откуда-то то ли из ванной, то ли из кухни не успевает мне надоесть. Я изучаю содержимое серванта и поражаюсь тому, как спокойно мне стало здесь.

Голубой банный халат, перепоясанный кушаком, неплохо лежит на ее сильно попорченной неправильным питанием фигуре. Мне кажется, у нее шестой размер груди, ее волосы все еще не совсем сухие и вьются, ее лицо украшено тушью и губной помадой, что входит в некоторый диссонанс с тем, что она не успела высушить волосы. Помада бледно-красного цвета – она явно старалась не переборщить, выглядеть вроде как естественно, обыденно, но пробелы в ее плане слишком очевидны. Господи, о чем она думает, подходя сейчас и садясь рядом? О чем я думаю, глядя на ее пухлые ноги, оттопыренный зад, заметно обвисший животик, выпяченную, хотя и без того заметную грудь под халатом?