Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь

Интересное дело получается.

Одно тело притягивает другое. А чем оно притягивает? Резинкой, что ли? Что-то тут не сходится.

Все знают: чем сильней резину в рогатке оттянуть, тем сильней она назад руку тянет. Или лук натягивать. Слегка натянуть и ребенок может, а вот натянуть так, чтобы лук согнулся, может только стрелок. Робин Гуд. Да, это же всем известно.

Значит, когда тетива сильней растянута, она обратно сильней тянет, а не слабей.

Вот это притяжение. А в этой силе гравитации, в притяжении, все наоборот. Чем дальше одно тело от другого оттянуто, тем оно, тяготение это, все слабей и слабей. Все слабей одно тело к себе другое тянет. Что же это за притяжение такое?

А вот если вагон поставить на рельсы и давить на него изо всех сил, то он с места стронется и помаленьку покатится все быстрей. А ты дави с той же силой и только за ним поспевай. Что будет? А то будет, что он будет разгоняться, пока на станцию не влетит и в тупик не врежется, как яблоко в Ньютоновом садике. Потому что сила на него давила всю дорогу одна и та же, передыху не давала.

Вот и получается, что когда камень на землю падает, то это гораздо больше похоже на то, что его какая-то сила сверху давит и разгоняет, чем на то, что его сама Земля неизвестно какой резинкой притягивает. И потому похоже, что не сами тела друг к другу притягиваются, а какая-то сила их друг с другом в одну кучу сталкивает.

Скажете, что нам неизвестна такая материя, которая давила бы на тела и сталкивала их друг с другом. Но ведь и такая материя неизвестна, которая тела друг к другу тянет. Назвали гравитацией, а что такое гравитация? Любовь, что ли?

Яблоки землю любят? Или Ньютонову голову? Пришло в голову Ньютону, что два тела друг к другу тянутся потому, что похоже, что тянутся. Так мало ли что на что похоже? Похоже, что солнце всходит и заходит, а пригляделись - все наоборот.

Ну, что тут поднялось, когда Сапожникову эти дефективно - конкретные несуразности в голову пришли и он их высказал, что тут началось.

–  Сапожников из шестого "Б" против Ньютона пошел! В шестом "Б" все дефективные!

–  Ты обалдел, что ли? Кто Ньютон - и кто ты? У тебя вон по химии и по немецкому тройки! И макулатуры ты собрал меньше всех!

–  Какое может быть давление, если всем известно, что тела притягиваются? Это же всем известно!

–  Это ты где же свое давление выкопал? В велосипедном насосе, что ли?

–  Ага, - сказал Сапожников.
– Если в насосе дырку зажать, а за поршень тянуть, то будет пустота, а природа пустоты не терпит.

–  Поэтому я тебя терпеть не могу, - сказала Никонова.

–  А если поршень отпустить, то наружный воздух его обратно затолкнет.

Атмосферное давление. Один килограмм на квадратный сантиметр.

–  Никто меня к тебе не толкает, - сказала Никонова.
– Не надо сплетни слушать!

Не надо! Не говори, чего не знаешь! Не надо чужие записки читать! А Лариса дура!

Это тебе Котька Глинский сказал?

–  Что?

–  Что Лариска меня к тебе толкает?

–  Я с Глинским вторую четверть не разговариваю.

–  И напрасно… Он к тебе очень хорошо относится. Гораздо лучше, чем ты к нему.

–  А ты откуда знаешь?

–  Я с ним разговаривала. Ты просто людей не любишь.

–  А ты знаешь, какую про него эпиграмму написали?

–  Кто написал?

–  Не знаю…

Сводник, сплетник и дурак -

Сборник всяких глупых врак,

Облик целый тут его,

Во! И боле ничего.

–  Гнусно! Наверно, ты и написал!
– закричала Никонова.

–  Я не умею, - сказал Сапожников.

Это была правда. Никонова это знала.

Она только не знала, что ее подталкивало к Сапожникову. И он тогда этого не знал.

Узнал только потом. Время. Время толкало и кружило их в своих водоворотах - времяворотах. Тик-так, работали его часы, тик-так - и уже Сапожникову четырнадцать лет, а Глинскому часы подарили.

–  Мама, - сказал Сапожников, - зачем людей рожают?

–  Людей? Детей, наверно?

–  Ну, детей…

–  Чтобы любить кого-нибудь.

–  Кого-нибудь?
– спросил Сапожников.

–  Кого-нибудь, кто будет тебя вспоминать долгое время… Конечно, бывает всякое… война, например, не дай бог… но в принципе дети должны пережить родителей…

Детей рожают, чтобы любить того, кто тебя переживет.

–  Мама, что такое время?
– спросил Сапожников.

–  Время? Откуда же я могу знать?.. Никогда не задумывалась, - сказала мама.
– Как тебе в школе живется, сынок?

–  Хорошо, - сказал Сапожников.
– А что?

–  Ты стал вопросы задавать, как Нюра. А почему ты про время спросил? Кому-нибудь уже в классе часы подарили?

–  Нет…

–  Глинскому, наверно, - сказала мама.
– Его отец третий день в цех без часов ходит, время спросить не у кого… Мы думали, в починку отдал.

–  Котька все уроки на часы смотрит.

–  Я тебе тоже подарю. Отцовские, серебряные, с велосипедистами на крышке… Не знаю, ходят ли они еще или нет.

–  Мне не нужно, - сказал Сапожников.

На серебряной крышке мчались серебряные велосипедисты.

–  Ты не думай, это ведь все равно твои часы, - сказала мама.
– Когда ты фолликулярной ангиной заболел, приехал отец. Ты, конечно, ничего не помнишь, ты без сознания был… Он оставил часы и велел продать в торгсин… Тогда еще торгсины были… Доктор велел для тебя лимоны где-нибудь достать… Сейчас уже есть новые средства, красный стрептоцид и белый… а тогда не было… Я тогда все отнесла, - что было, - несколько ложек серебряных, обручальное кольцо, отцовский Георгиевский крест. Отец и в германскую был пулеметчиком, и в гражданскую у Ковтюха… А часы не продала - я хотела, чтобы они были у тебя…

Ты уже взрослый… Носить их, конечно нельзя, они карманные, их в жилетном кармане носят на цепочке. А где теперь жилеты?.. Будут у тебя над кроватью висеть на гвоздике.

–  Ма, а почему отец пошел в цирк работать?
– спросил Сапожников.

–  Это сложная история… Ты еще маленький, - сказала мама.

Серебряные непродажные велосипедисты мчались по серебряному полю мимо старинных серебряных трибун с навесами и оглядывались на полустершихся серебряных соперников. Время не продавалось ни за какие лимоны, его нельзя было отменить даже ради спасения жизни или ради того, чтобы быть с человеком, к которому тянет больше всего на свете. Это и есть настоящее человеческое земное тяготение, а не бессмысленный камень, который падает на землю по невидимым рельсам. Сапожникову тогда хорошо жилось в школе. Его почему-то начали любить. То все не очень, а теперь вдруг все наоборот. Махнули на него рукой, что ли?

Глава 8 ВСЕ ЕЩЕ ОБОЙДЕТСЯ

Сапожников пришел в институтскую столовую. Гремели металлические табуретки на каменном полу и посуда в раздаточной, солидные голоса просили борщ, "пожалуйста, половинку", бефстроганов, компот. Молодые сотрудники сидели отдельно, пожилые отдельно. Пожилые смеялись, молодые сидели тихо. Сапожников и Барбарисов сели в уголок. В столовую вошла молодая женщина лет двадцати пяти, в тесном платье серого цвета. У нее были длинные волосы. Она подошла к столу молодых сотрудников, о чем-то заговорила и поставила ногу на перекладину табуретки. Потом ей что-то сказала девушка с птичьим носом, она обернулась, посмотрела на Сапожникова, и Сапожников поймал сонный, но любопытный взгляд. Она смотрела чуть искоса и неподвижно и была похожа на старшеклассницу, которой тесна школьная форма.