Сара Фогбрайт в академии иллюзий

Круглолицые соседки переговаривались с балконов. Одни прямо тут же стирали вещи в тазах, закатив рукава, другие убегали на кухню и что-то помешивали в кастрюлях, и в раскрытые двери валил пар и пахло стряпнёй. Один старичок при дороге играл на тромбоне, а другой на трубе. По тротуару бежала ватага ребятишек, преимущественно рыжих, а за ними, вывалив язык, трусил чёрно-белый пёс.

Наш экипаж проскользил мимо, паря над брусчаткой. Дети кричали и махали нам, и Оливер им посигналил. В глубине одного из переулков я заметила храм — простой белый куб, где, как говорили, ничегошеньки нет, кроме большого камня, привезённого из Расколотых гор. Мы свернули, проехали мимо парка с фонтаном, мимо прядильной фабрики, и скоро добрались до ателье.

Миссис Белчер, напудренная, похожая на перекормленного рыжего мопса, встретила нас до того радостно, что, казалось, будь у неё хвост, она виляла бы им.

Она была уже предупреждена и вынесла мне для примерки именно то, чего я так боялась — ужасное розовое платье с короткими пышными рукавами, изобильно расшитыми белым кружевом, с гладким лифом и юбкой. Ни одного украшения, лишь атласная лента на поясе! Я надела и стала похожа на зефир. На старый, засохший зефир на палочке, на который никто не польстится.

— Улыбку, дитя! — скомандовала миссис Белчер и улыбнулась сама, тряхнув щеками и многочисленными подбородками, где прятались нити жемчужных бус. Её пухлые пальцы ощупали меня здесь, дёрнули там. — Не дыши, подколем булавками… Прелестно, прелестно! Подчеркнём талию…

Единственное, что подчёркивал этот фасон — отсутствие груди и бёдер. Мои плечи, раздутые кружевом, казались излишне массивными. Никакая улыбка не могла это спасти, никакая.

Миссис Белчер пообещала, что платье будет готово через неделю, и спросила, не огорчаюсь ли я. Я сказала, что совсем не спешу. Если бы они не успели его подшить до бала, я бы вовсе не огорчилась.

— Неужели всё так плохо? — спросил Оливер, когда мы сели в экипаж. — Я совсем не разбираюсь в платьях. Чем они отличаются друг от друга?

— В этом я некрасивая, Оливер! — с отчаянием воскликнула я. — Некрасивая, а ведь это мой первый бал, и мы пойдём туда с Кристианом…

Слово за слово, и я обо всём ему рассказала, предварительно взяв обещание, что он не выдаст моей тайны маме и папе. Оливер слушал очень внимательно и порой задавал вопросы — эти скучные взрослые вопросы о семье, о доходах и прочем, — но не упрекал меня, если я не знала ответов. За это я была ему страшно благодарна. Он также не стал предрекать мне несчастье и нищету, лишь всё зачёсывал свои каштановые волосы пятернёй, пока они не встали дыбом — верный признак того, что Оливер крепко задумался.

— Ведь ты не выдашь меня папе? — с подозрением спросила я. — Ты обещал.

— Что вы, мисс Сара, — ответил он. — Конечно, не выдам!

Мы отправились в кафе и ели мороженое, и Оливер был так мил, что выслушивал мои мечты о собственном театре, о Кристиане и о наших будущих детях. Всё-таки Оливер достаточно долго был моим единственным другом. Кто, как не он, лучше всех мог меня понять?

Я рассказала ему и о том, что мы примирились с Голди и Дейзи.

— Иногда люди меняются, — согласился он. — А иногда не меняются. На вашем месте, мисс Сара, я не спешил бы им доверять.

Я успокоила его, сказав, что всегда начеку и предельно осторожна.

— Теперь от них никакого вреда, одна лишь польза, — с улыбкой добавила я. — Хотя бы обедаю нормально.

Оливер, вопреки ожиданию, не развеселился, а обеспокоенно поглядел на меня.

— Вас плохо кормят? — спросил он. — Может быть, мне поговорить с вашим отцом, мисс Сара? Не дело, чтобы вы водили дружбу с неприятными людьми только ради еды.

Я уверила его, что дружу с Дейзи и Голди не только ради еды, и всё-таки он обещал, что пришлёт мне продуктов, хоть я и сказала, что в комнатах ничего не позволено хранить. Мы ещё немного покатались по городу. Я купила рамку для портрета, а потом в одной крошечной лавке увидела серебряную брошь в виде дракона. Мне так захотелось подарить её Кристиану!

Моих карманных денег не хватило, но Оливер одолжил недостающую сумму. Всю обратную дорогу я сидела со счастливой улыбкой, разглядывая дракона. Он был такой милый и совсем как настоящий с его коготками, чешуйками и хитрым зелёным глазом. Я была совершенно, совершенно счастлива, почти забыла о дурацком платье и с сожалением попрощалась с Оливером.

А всего через несколько часов, вечером, Оливер позвонил.

— Мисс Сара, — спросил он с ноткой беспокойства, — уверены ли вы, что Кристиан — первокурсник? Дело в том, что я совершенно случайно узнал: на первом курсе академии художеств не учится никого с таким именем.

— И ты туда же! — вскричала я. — Что значит «совершенно случайно узнал»? Как это вышло?

— Это вышло совершенно случайно, — упрямо повторил Оливер. — Я отвёз вас и поехал домой, но тут в экипаже что-то забарахлило — вы знаете, как это бывает. Как нарочно, проклятая колымага встала напротив академии художеств и отказалась двигаться, хоть ты тресни. Подошёл любопытный парнишка, затем другой, и пока я возился под капотом, мы разговорились…

Я перебила его, кипя от возмущения.

— Оливер! Я уверена, у тебя ничего не барахлило. Никогда, никогда больше не смей так делать! Может быть, я ошиблась. Мне неловко спрашивать у Кри…

Я осеклась и закашлялась, вспомнив, что придверница со своим бесконечным вязанием сейчас рядом и слышит каждое слово.

— Мне неловко спрашивать, на каком он курсе, — прошипела я, прикрывшись ладонью.

— Но мисс Сара! Как же можно, вы совсем ничего о нём не знаете.

— Ах, самое главное я знаю! Прекрати вынюхивать, Оливер, или мы поссоримся. А если бы к тебе подошёл именно он, и ты у него начал бы это выпытывать? О, какой стыд!

— А неплохо бы вам было иметь его портрет, не так ли, мисс Сара? — ловко сменил тему Оливер. — И мне бы однажды показали. Уж тогда я бы точно его узнал, если бы встретил…

— До свидания, доброй ночи! — сказала я и нажала на рычаг, не желая разговаривать с ним дальше.

Зачем, вот зачем ему всё это понадобилось? Почему он не мог просто порадоваться за меня? Отчего им всем так хотелось уличить Кристиана в чём-то дурном? Я пыталась бороться, но мне передавались все их сомнения и тревоги.

Вместо того чтобы мечтать о прекрасном будущем, половину ночи я тихо проплакала.

Я едва дождалась понедельника, когда мы с Кристианом вновь повстречались под лестницей, и всё хотела его спросить, на каком он курсе, но долго не решалась. Мне казалось, теперь спрашивать об этом поздно и глупо. Но он сам заметил мои терзания и спросил, в чём дело.

— Ты, должно быть, сочтёшь меня легкомысленной, — запинаясь, сказала я, — но ведь я не знаю о тебе ничего, кроме имени и того, что ты учишься на первом курсе…

— Почему на первом?

— Но ведь вы тоже читаете Лифорда, и я подумала…

— Читали в том году, глупышка. Иначе откуда бы я знал финал? Я на втором. Но какая разница, ведь мы здесь не для того…

Я согласилась.

Я подарила ему брошь, но под лестницей было темно, и он её даже как следует не разглядел, но обещал носить.