Сара Фогбрайт в академии иллюзий

— У меня совсем небольшая искра, — сказала я. — Самая крошечная в нашей семье. Даже гордиться нечем.

Смущаясь и запинаясь, я поведала Кристиану о своей мечте: о театре, которым мы управляли бы вместе. Это даже хорошо, что он художник, а не кто-то ещё, поскольку тогда всё не сложилось бы так удачно.

— Ты прославишься, — говорила я. — Будешь выбирать, какие пьесы ставить, будешь управлять умами. Твои эскизы назовут новым словом в искусстве. Представь, газетчики дерутся за право присутствовать на премьере…

Кристиан слушал очень внимательно, не перебивая. Если бы я не слышала, как он учащённо дышит, то могла бы подумать, что он ушёл, и я говорю сама с собой. Потом он рассмеялся и сказал, что я чудовищно наивна.

— Вовсе нет! — воскликнула я, обидевшись. — Я верю, действительно верю, что это возможно! Я верю в тебя, Кристиан.

— Ладно, — сказал он, и его голос смягчился и дрогнул. — Ладно. Но ведь мы пришли сюда не для разговоров?

И он опять притянул меня к себе и во тьме отыскал мои губы.

Сегодня Кристиан был нетерпелив и немного груб, но я понимала, что он огорчён, и хотела его утешить. И, конечно, мне льстил его пыл. Разве это не доказывало, что Кристиан любит меня?

Но я не отказалась бы это услышать.

Убрав его руку, которая забиралась всё выше и едва не преодолела границы дозволенного, я отстранилась и спросила, задыхаясь:

— Ты любишь меня?

— Что? — переспросил Кристиан, возвращая руку на место.

— Ты любишь меня? — робея, повторила я и опять убрала его ладонь.

— Конечно, люблю, — сказал он, приникая к моим губам, и ладонь вернулась туда, где была.

Я подумала, что могу позволить ему немного вольности, а затем уже мало о чём думала, и мысли мои были на редкость бессвязны. Ах, вчера я полагала, что мы целовались — как смешно! Вчера это был даже не поцелуй. А теперь… И я так любила Кристиана, так любила, что всё внутри переворачивалось, и он тоже меня любил, и это навсегда. Какое счастье, что мы друг друга нашли!

Всё же его руки смущали меня. Стоило недоглядеть, и они расстёгивали платье у ворота, а мгновение спустя там же оказывались и губы, а его пальцы уже ползли ниже…

— Не надо так, — шептала я, пытаясь застегнуться.

Это был неравный бой. Мои руки стали слабыми и непослушными, и пуговицы не хотели нырять в петельки, зато под ладонями Кристиана расстёгивались сами собой. Будто он лучше меня знал это платье! Но я не сдавалась.

В конце концов Кристиан отстранился, тяжело дыша.

— Какая же ты робкая, — пробормотал он и поцеловал меня в кончик носа.

Я счастливо рассмеялась и прижалась к его груди. Девушкам и полагалось быть скромными, и я знала, что Кристиан это оценил.

— Придёшь ночью в оранжерею? — спросил он.

— Что ты! Ведь ночью двери закрыты, — удивилась я. — Как же я приду?

— Так выйди наружу, прежде чем они закроются.

— Но моё отсутствие заметят! Почему мы не можем встречаться так, как теперь?

— Ясно, — сказал он невпопад.

Я отстранилась, пытаясь вслепую расправить платье и пригладить растрёпанные волосы, и спросила:

— Мы увидимся завтра?

Кто-то спускался по лестнице над нашими головами, послышались шаги и весёлые девичьи голоса. Мы притихли и застыли.

Девушки свернули направо, к выходу, и Кристиан подтолкнул меня:

— Иди, пока никого нет. Живее!

— Но мы не условились…

— Я оставлю записку. Иди же!

Я неуверенно побрела к лестнице, но тут же почувствовала, что не могу уйти так просто. Ведь я ещё не сказала Кристиану о самом важном!

Я развернулась и торопливо сделала два шага обратно. Мне хотелось обнять его и, прижавшись к груди, сказать, как он мне дорог, но оказалось, Кристиан не остался на месте, а шёл следом за мной. Я наступила ему на ногу, мы столкнулись лбами и едва устояли, цепляясь друг за друга.

— Прости! — шёпотом воскликнула я, пытаясь удержать равновесие, и нечаянно встала ему на другую ногу. — Прости! Я только хотела сказать… Я очень тебя люблю, Кристиан!

— Я понял, — ответил он сдавленным голосом. — Я тоже тебя люблю. Иди уже, наконец!

Я потянулась к его губам, чтобы получить ещё один поцелуй — крошечный прощальный поцелуй, — и опять направилась к лестнице. В этой тьме я предпочла бы не отрывать подошвы от каменных плит, чтобы нечаянно не споткнуться, но ведь рядом был Кристиан, и оттого я старалась идти танцующей лёгкой походкой, хотя вряд ли он мог меня видеть.

Я всё-таки споткнулась о первую ступеньку, но не сильно. Уверена, что даже не потеряла при этом лёгкости и изящества.

Поднимаясь, я глядела только на свои пуговицы. Вот они, на виду, от воротничка до талии, проклятые маленькие пуговицы, и половина не в тех петельках — стоило пропустить одну, сместился весь ряд! Ох, нельзя, чтобы кто-нибудь заметил меня в таком виде…

Поглощённая этим занятием, я не заметила, как одолела лестничный пролёт. К этому времени все пуговки были на месте, и я подняла глаза.

Передо мной, изумлённо моргая, стояла Голди.

— Са-ара! — выдохнула она. — Ты что, с кем-то целовалась?

— Вовсе нет, — ответила я, пытаясь её обойти, но Голди расставила руки, не пуская, а потом взяла меня за плечи.

— Как же нет, если твои губы так покраснели и припухли, — сказала она, оглядывая меня с жадным восторгом. — Ах, и след на шее! Целовалась! А с кем? Кто это на тебя посмотрел?

В её голосе мне почудилась зависть. Голди и Дейзи всегда смеялись, что на меня никто не польстится, а вот поди ж ты! Я ощутила удовлетворение.

— Кто он? Хорош собой? — между тем спрашивала Голди, вытягивая шею, чтобы заглянуть вниз. — Ах, я хочу его увидеть, пусти! Отчего ты его скрываешь? Ведь он не гном? Ах, я думаю, гном!

Я встала у неё на пути, но Голди была сильнее. Честно говоря, я не слишком пыталась её удержать. Я хотела, чтобы она увидела Кристиана — моего великолепного, прекрасного Кристиана! — и скончалась от зависти на этом же месте.

Видно, он понял, что встречи не избежать, и поднялся сам, мрачно глядя на Голди, такой красивый даже теперь, когда не улыбался. Непослушная золотая прядь упала ему на лоб, и он пригладил волосы изящным движением руки.