Сара Фогбрайт в академии иллюзий

— Только всё равно ничего не сделать, — всхлипнула я, — ничего! Ведь я теперь мошенница. Безопасники легко установят, что лишь я одна накладывала иллюзию, меня будут судить. Я погубила свою репутацию и своё будущее!

Мистер Харден успокоил меня. Он сказал, я действовала по принуждению, вдобавок меня обманули, а значит, я не должна нести ответственность.

— Миссис Тинкер вас запугивала, — сказал он. — Так всегда и действуют люди, подобные ей. Ничего не бойтесь. Слышите, Сара? Не бойтесь! Утром я пойду в полицейский участок, и мы её возьмём.

— Вдруг в участке не захотят вас слушать? — спросила я. — Вдруг она всех подкупила?

— О, они будут вынуждены послушать, — усмехнулся мистер Харден. — Я не просто какой-то торговый представитель, как она сказала. Я выше местного инспектора. Я безопасник. Если ваша миссис Тинкер давно занимается подобным и не попалась, не исключено, что в здешнем полицейском участке не дают хода делам, но игнорировать меня они не смогут.

— Что? — спросила я удивлённо и отстранилась, чтобы взглянуть на него. — Как безопасник? Врёте! Почему Дита об этом не знала? Так вы сразу поняли, что я её подменила? Вы видите моё настоящее лицо?

— Только если читаю специальное заклинание, — ответил он. — С первого взгляда не понял, но мимика выдаёт, и вы ниже ростом. Дита о многом не знала, потому что так было проще. Лучше для неё.

В первое мгновение я удивилась, а потом ощутила радость и облегчение, будто груз, что давил на меня, исчез.

— Вы правда безопасник? — спросила я. — Вы пойдёте в участок теперь же?

— Утром.

— А может, лучше прямо теперь? А как вы выйдете, неужели в окно? Как вы сюда забрались? И почему вы оставили семью, у вас было специальное задание?

— Всё сложнее, — вздохнул он. — Сейчас ночь, кого я застану в участке, одного констебля? Нет, я вернусь утром с подкреплением, дождусь, чтобы мне подали отравленный кофе, и тогда они не отвертятся. А теперь ложитесь и отдохните до утра. Я разбужу вас, как буду уходить.

Ложиться! Я вовсе не хотела ложиться, и у меня была сотня вопросов, но он буквально силой вытряхнул меня из одеяла, поднял его и ждал, пока я лягу, а потом укрыл, как ребёнка. Сам уселся на пол, спиной ко мне, прислонясь к кровати, и лампы гасить не стал. Со своего места я видела его тёмную макушку.

— Так вы исчезли, потому что отправились на задание? — настойчиво спросила я. — Дита очень переживала. Она плакала.

Он растёр лицо руками, а потом, делая паузы, начал рассказывать, всё так же сидя ко мне спиной.

Он рассказал, как женился, пойдя против воли семьи. Близкие от него отреклись, и пришлось бросить учёбу, потому что стало нечем платить, да он и учился в тот год из рук вон плохо.

Довольно скоро он понял, что совершил ошибку. Девушка, ставшая его женой, вовсе его не любила. Она получила то, что хотела — доброе имя, но также она рассчитывала на деньги его семьи, однако вместо этого первое время им пришлось жить на её скудные средства.

— Я был раздавлен, — сказал мистер Харден. — Ведь я мужчина, и я ничего не мог. Конечно, я хватался за любую работу! Потом родилась Дита.

Голос его потеплел.

Взяв подушку, я переползла на другой край кровати, чтобы лежать к нему головой, а не ногами.

— Бедное дитя, она тоже не очень-то была нужна матери. Напоминала о человеке, которого Элеонора пыталась привязать к себе, но у неё не вышло. Я полюбил её в тот же миг, как взял на руки, и поклялся быть хорошим отцом. Даже имя дал ей сам. В честь себя. Чего ещё ждать от мальчишки в шестнадцать лет? Элеонора позволила, ей было всё равно. Всю любовь я перенёс на это дитя…

Он издал такой звук, будто усмехнулся.

— Когда Дита была ребёнком, она требовала, чтобы её звали полным именем. Бернардита… Гордилась, что её зовут, как меня. С годами, кажется, этот восторг поутих. Вы ведь проходите иллюзию? Все эти годы я создавал для неё иллюзию счастливой семьи. Она — всё, что у меня есть.

— Иллюзии нельзя использовать для обмана, — сказала я. — Они развеиваются, и это причиняет горе. Ох, наверняка те, кто купил поддельные украшения, тоже будут не в восторге, однажды обнаружив медь и стекляшки…

— С этим мы разберёмся, — твёрдо сказал мистер Харден.

— А как вы стали безопасником?

— Спустя некоторое время мой дядя тайно решил помочь. Я восстановился на учёбе. Теперь-то уж я понимал, как это важно для моего будущего, и старался не только ради себя. Окончил пять курсов, с третьего уже получал королевскую стипендию… Боюсь, я не сказал Дите, кем работаю. Не хотел, чтобы она тревожилась, когда я в отъезде. Потом она выросла, и я всё собирался сказать — и всё откладывал.

— Так почему вы ушли?

Он повернул голову — впрочем, недостаточно, чтобы мы встретились взглядами — и сказал:

— Потому что Элеонора велела мне убираться. Она пригрозила, что иначе выложит Дите правду о том, что я не её отец, а я видел уже, как подобная правда рушила отношения. Я не мог потерять дочь и предпочёл уйти.

— И всё равно потеряли её, — строго сказала я.

— Я бы сказал позже, — возразил он. — Сам, когда нашёл бы слова, а не так, как это сделала бы Элеонора. Я искал слова.

— Но Дите не нужны были слова, ей нужны были вы!

— Что вы знаете о жизни, Сара? — сказал мистер Харден, развернулся и натянул одеяло мне на голову. — Спите уже, а не умничайте!

Само собой, никто и не собирался спать. Я немедленно выбралась наружу и спросила, ничуть не обидевшись:

— У вас были опасные дела? Было так, что вас хотели убить?

— Может быть, раза три, — поколебавшись, ответил он.

— Считая отравленный кофе?

— Тогда четыре.

— Расскажите!

— Умоляю, Сара, усните, — попросил он. — Или я расскажу вам ужасно скучную историю о бумажной работе и отчётах, которые приходится заполнять, и о запросах, и о постановлениях, и о другой волоките.

— А почему Элеонора сказала вам убираться именно теперь?

— Я думаю, она нашла другого, — сказал он со вздохом. — Может быть, даже того, кто… Я не знаю. Она так и не созналась мне, кто настоящий отец ребёнка. Я стал не нужен, меня отослали, она попросила развод, я не дал, комиссар поглядел на меня и отправил куда подальше, чтобы я развеялся, вот и всё. Спите. Это неподходящий разговор для юной девушки вроде вас.

— Я думаю, Дита не такая. Не отречётся от вас, если узнает правду. Вы зря боитесь.