Сара Фогбрайт в академии иллюзий
Шрифт:
— Я верю, что так и будет, — сказала я, хотя ни капли не верила.
Будто драконов не искали ради их слёз! Над этим трудились учёные, и королевские экспедиции отправлялись туда и сюда. Что сможет маленький гном-художник?
— А ты… Как думаешь, они уже… — я запнулась и сглотнула, а потом тихо задала вопрос, который мучил меня всё это время, как я ни пыталась отвлечься. — Думаешь, мистер Харден ещё жив?
— Я уверен, что жив, — кивнул Сэмюэль. — Небось безопасника не так легко одолеть.
Наверняка он верил в это не больше, чем я — в то, что можно отыскать дракона.
—
— Какой ты умный, Сэм! — с чувством воскликнула я. — Ведь я тоже знала о выплеске, но теперь от волнения позабыла.
— Ну, или они могут его подавить, так это ж маги нужны, равные ему по силе, — докончил Сэмюэль. — Небось у них этаких нет.
Он сказал об этом совершенно зря. Я не представляла, кем сейчас были студентки, в своё время проходившие практику у миссис Тинкер. Не было ли среди них безопасниц, готовых пойти на всё, лишь бы скрыть один прошлый грешок, о котором они, несомненно, до сих пор молчали?
— Ничего, мисс Сара, — сказал Сэмюэль, тронув мою ладонь. — Вот мы уж и пришли. Его живо выручат.
Кирпичное, с отделкой из белого камня, трёхэтажное здание управления полиции возвышалось перед нами, глядя во все стороны десятками окон. На крыше лежал снег, лишь кое-где на коньках и скатах проглядывала серая черепица. Высокие трубы дымили. У арочного входа горел синий фонарь, и двое постовых по сторонам подпирали тумбы спинами, скучающе глядя перед собой. Они охраняли массивную дубовую дверь с полукруглым окном над ней.
Услышав, что мы хотим попасть к комиссару, они и не подумали нас пускать. Застыли чёрными неподвижными фигурами — только пуговицы блестят, из-под шлемов одни носы и видны, ни лиц, ни души.
— Мой отец работает здесь! — солгала я с колотящимся сердцем. — Разве вы не знаете мистера Хардена? Я его дочь.
И, порывшись в сумке, в доказательство предъявила студенческий билет.
Постовой изучил лицо на снимке и сравнил с моим. Я молила Первотворца, чтобы здесь не ставили у дверей безопасников, способных распознать обман. Но, видимо, безопасники были слишком ценными, чтобы морозить их на улице.
— Вроде и правда, — кивнул постовой и перевёл взгляд на Сэмюэля. — А это кто, младший сынок?
Постовые захохотали. Сэмюэль, без того румяный от мороза, покраснел ещё больше и засопел.
— Он со мной, — твёрдо сказала я.
— Больно много чести. Вас, мисс, мы пропустим, а этот пускай здесь подождёт.
Сэмюэль кивнул и отошёл, и я не стала спорить.
Постовой, не без усилия отворив дверь, крикнул в полумрак:
— Эй, Фицхью! Тут у нас дочь безопасника, Хардена. Проводи к комиссару!
И прибавил мне, махнув рукой:
— Ну, ступайте, ступайте, мисс.
Бросив последний взгляд на Сэмюэля, я вскинула подбородок, чтобы придать себе уверенности, и переступила порог. Фицхью, долговязый юноша с оттопыренными ушами и преувеличенно
бравой выправкой, провёл меня по коридору, а затем по лестнице, ступени которой были уже истёрты сотнями ног. Жёлтые тусклые лампы помаргивали.Должно быть, меня вели особым путём, каким не ходили рядовые посетители. Издалека доносился шум голосов, потом он совсем затих. Я шла, держась за холодные перила, и, казалось, слышала эхо каждого своего шага, каждого выдоха и вдоха. Воздух тут был холодный, неподвижный, тяжёлый.
Кабинет комиссара находился в конце длинного коридора. Над дверью горела жёлтая лампа, такая же тусклая, как и все, виденные мною тут. Фицхью постучал, сообщил, кто я, осведомился, не подождать ли ему снаружи, впустил меня и ушёл.
В противовес всему остальному, сам кабинет оказался светлым. Он располагался в угловой башенке, и стол комиссара стоял в эркере, где полукругом тянулись окна в деревянных решётках, обрамлённые зелёными бархатными занавесями. Войдя из сумрачного коридора, первым делом я только и разглядела, что светлое пятно окон и тёмную фигуру комиссара на их фоне.
— Мисс Харден? — спросил он, поднимаясь. — Не ожидал. Что вас привело?
И, обойдя стол, подвинул мне кресло.
Томас Твайн был невысоким, седеющим и полноватым, с коротко стриженными волосами, зачёсанными вбок, и аккуратными усами. Светлые глаза в тяжёлых веках внимательно взглянули на меня. Мог ли он уже понять, что на мне иллюзия? Впрочем, я всё равно должна рассказать всю правду.
— Мне некогда садиться, — сказала я. — Пожалуйста, дело срочное! М…
«Мистер Харден в беде», хотела сказать я, но струсила. Ведь придётся рассказывать, в чём я замешана, а доброго и понимающего Бернарда здесь нет. Вдруг меня теперь же бросят за решётку, а потом уже станут разбираться?
— Мой отец в большой опасности, ему грозит смерть! — выпалила я. — Умоляю, помогите! Он велел обратиться к вам, если это случится.
Брови комиссара взлетели.
— Вы знаете, где ваш отец? — спросил он.
— Да, в Энсворде, он…
— Ах ты, — перебил меня комиссар. — Значит, он всё же вернулся. Садитесь.
— Но времени нет, его держат в полицейском участке и в любую минуту могут убить, прошу, нам нужно ехать!
— Садитесь, — холодно повторил мистер Твайн, смерив меня тяжёлым взглядом. — Видит Первотворец, я уже сделал для него всё, что мог. Сядьте.
Ничего не понимая, я нерешительно села, сжимая сумку, а комиссар торопливо прошёл за стол и потянулся к коммутатору. Он вставил штепсель в гнездо линии, служащей для связи с Энсвордом, сверился со справочником и поместил шнуры с кристаллами в нужные гнёзда.
Что значит «сделал всё, что мог»?
В камине потрескивали дрова, и тепло приятно обволакивало меня. Кабинет был уютным, коричневым и зелёным — обои со светлыми и тёмными полосами, дубовые панели, массивный стол с коммутатором и обитый бархатом диван у стены. Повсюду лежали деловые журналы и книги — и на полках, и на отдельном столе, ограждённые поручнями. Даже на полу, рядом с корзиной для бумаг, высилась стопка.
Мистер Твайн, постукивая по трубке, напряжённо ждал ответа. Потом сказал: