Счастливчик

– Какие предсказания? – удивился Иммануил.

– Мужик как-то высказался, что если его убьет кто-нибудь из рода Никитиных, то вся правящая семья погибнет в течение нескольких лет. Государыню Софью Александровну сейчас убеждают, что «старца» укокошил Будришевич, но она что-то не верит… Твердит почти в бреду, что пришел конец династии… – Натали отвернулась от окна и, наконец, посмотрела в глаза Иммануилу. – Как будто мужик не сделал все, чтобы приблизить ее конец.

– Ты тоже веришь в его слова, Таша? – тихо спросил Иммануил, ощущая, как предательская дрожь мгновенно заледенила пальцы.

Герцогиня пожала плечами.

– Мне страшно от того, что происходит сейчас в стране. Я не узнаю свою родину, но не думаю, что все это связано с Заплатиным. Скорее - закономерный ход истории.

Утром первого января из Ставки приехал государь. И в тот же день, в проруби под Петровским мостом, вплыл страшный труп Еремея Заплатина.

Следы от выстрелов на груди сразу подвергли сомнениям прежние показания подозреваемых. Однако и Павел, и Иммануил, и Будришевич держались своих слов, не меняя ничего. Никаких доказательств их вины не было. К тому же, в армии произошло волнение. До дворца дошли известия, что полки готовы выступить на Петербург в защиту великого князя Павла. По всем церквям служились благодарственные молебны в честь участников убийства. Громкое дело о смерти крестьянина Еремея Григорьевича Заплатина было решено закрыть.

– И то важное событие – князья мужика пристрелили! – фыркал Павел, проглядывая за утренним кофеем передовицу газет. – Как будто других дел нет!

– Ты ведь так не думаешь, Павлик? – понял Иммануил. – Я считаю, что мы правы, уничтожив мужика. Но кажется, своим поступком мы завели какой-то страшный механизм.

Павел усмехнулся и отстраненно посмотрел за окно, на кружащийся в медленном вальсе снег.

Иммануил продолжал, чутко следя за мимикой друга.

– Государыня ведь не просто так мечется и обещает погибель. Ты знал о пророчестве Заплатина?

Великий Князь неопределенно пожал плечами.

– Ты же знаешь, как он говорил – и не разберешь, из Писания это или из его личных темных глубин.

– Смерть всему роду Никитиных, если его убьет кто-то из правящей фамилии… - тихо выговорил Иммануил.

– Не верь всякой ерунде, Мануэль. Он же специально так пророчествовал, чтобы обеспечить собственную безопасность, - беспечным тоном отозвался Павел с теми же интонациями, с которыми когда-то брат Борис отреагировал на старое проклятие рода Бахетовых. Иммануил вздрогнул. Павел взглянул в его светлые глаза.

– Ты боишься, Мануэль?

Иммануил впервые боялся не за себя. Ужасное предчувствие сжало сердце. Он только сейчас осознал, как давно и трепетно любил Павла. Великий князь пересел на диван, притянул растерянного друга к себе.

– Даже если бы я точно знал, что погибну, то не изменил бы ничего. Иногда люди не в силах сопротивляться своему предназначению.

Их близость была слишком нежной для мужчин. Они лежали, обнявшись, смотря друг другу в глаза, наблюдая за эмоциями, навсегда укладывая в памяти. Иммануил не мог наглядеться на своего любовника. Запах летнего гречишного поля. Сильное послушное тело. Четкие черные брови, темно-карие жгучие глаза. Полные губы, прикушенные от привычки сдерживать стоны. В эти губы Иммануил шептал слова, которые раньше не мог себе позволить. Он медленно двигался в податливом теле, ощущая на своей пояснице перекрещенные ноги. Так медленно - на грани касания. Так ласково – будто оберегал самую хрупкую из драгоценностей. Про Павла так и сказал кто-то из ироничных родственников – «Изящен, как статуэтка Лаберже». В уголках глаз защипало, Иммануил зажмурился, пряча от наполненного любовью взгляда великого князя непрошенные слезы. Разлука казалась неминуема, и горечь пронизывала накатывающее волнами наслаждение.

Результатом громких дебатов в государевой семье было решение выслать Бутришевича и великого князя Павла на турецкий фронт, в Персию. Князю Бахетову предписывалось покинуть столицу и оставаться безвыездно в своем имении под Воронежем.

Иммануил провожал великого князя на вокзале. Его поезд на юг отходил только вечером.

Третий звонок. У Иммануила дрогнули губы.

– Что?
– наклонился Павел к его лицу.

– Так странно, - князь нашел в себе силы улыбнуться.
– Именно тогда, когда я понял, насколько ты мне дорог, мы вынуждены расстаться.

– Мы еще встретимся, вот увидишь, - через силу выговорил Павел, прищурился за окно.

Иммануил смотрел вслед поезду, который быстро скрылся за пеленой падающего снега. Наступал новый, 1917 год.

========== Часть 5. Вера ==========

Какая грусть в кремлевском парке

Октябрьским ознобным днем!

Здесь девочка еще за партой

Счастливо думала о Нем.

Не просто девочка – царевна

В кремлевском тереме жила.

Там с нею сладко и напевно

Аукались колокола.

Юлия Друнина «Мир до невозможности запутан», 1997

Налаженная и понятная жизнь рушилась медленно, но неумолимо. Великая княжна Вера, старшая царевна из рода Никитиных, никогда раньше не замечала, как неуютно в их милом небольшом дворце в Царском Селе. Как неприятно воет ветер в трубах, как тянет холодом из разрисованных зимними узорами окон в танцевальных залах. На стеклах, в самых углах, виднелись завитушки и инициалы, выцарапанные mama – у государыни с юности осталась неполезная привычка задумчиво чертить гранью драгоценных перстней на окнах. С недавних пор Вера злилась, когда видела первый автограф mama, тогда еще германской принцессы, в большой бальной зале – изящным росчерком переплетенные буквы – «Т» и «S», Theodor и Sofie. Счастье родителей состоялось вопреки всему. Собственные же мечты и надежды на любовь царевны Веры рассыпались пеплом, улетели в трубу черным дымом.

Катастрофа настигла ранним снежным утром, когда на землю тихо ложились пушистые снежинки, успокаиваясь после ночной метели. По дворцу вдруг забегали слуги, заметалась любимая фрейлина mama Маруся Дубова.

– Отец Еремей пропал намедни, - шепотом пояснила комнатная девушка великих княжон Таня и перекрестилась на икону. Добросовестная служанка боялась Заплатина больше самого Князя тьмы.

Маруся постоянно переговаривалась по телефону с мадмуазель Д., исполнявшей при «друге государевой семьи» обязанности секретаря. После первой волны паники и слез толстая фрейлина все-таки рассказала, что Нюрочка Д. не застала утром Еремея Григорьича на квартире, и местоположение его неизвестно.

Вера не пошла к mama выяснять подробности. Истерические крики государыни были слышны даже на втором этаже, где располагались детские. Младшие царевны, Надежда и Любовь, рискнули спуститься в гостиную, но быстро вернулись, бледные и подавленные.

– Maman не в духе, - стараясь казаться спокойной, сказала Надежда и, вздохнув, взялась за переплет толстой книги сказок, чем занималась в самые неприятные моменты жизни, в основном – во время наказаний.

Вера молча смотрела в окно, перебирала тонкими пальчиками красивый витой шнур портьеры. Как сквозь пелену летящего снега слушала шепот прислуги и отрывки тихого разговора между сестрами – со слов испуганной м-ль Д., вчера ночью отец Еремей собирался в особняк к князю Бахетову. В ту же ночь у бахетовского дворца на Мойке слышали выстрелы, а один из думцев, всегда выступавший за расправу над государевым любимцем, хвалился прибывшему постовому, что застрелил мужика. Отца Еремея так и не нашли – ни утром в квартире, ни позже, когда организовали масштабные поиски. Уже вечерело, а от Заплатина не было ни слуху, ни духу. История выходила более чем странная. Логичный ум Веры сразу отметил несостыковки – отец Еремей не поехал бы к Иммануилу, они не были знакомы, хотя всхлипывающая в телефонную трубку девица Д. утверждала обратное. Молодой Бахетов всегда отзывался о «старце» с неприязнью и никак не мог пригласить в свой княжеский особняк невежественного крестьянина. К тому же мужика ненавидел его друг, великий князь Павел. Эсер, похвалявшийся ночью убийством, был слеп как крот, носил круглые очки с толстыми стеклами, которые не помогали ему даже в ярко освещенных залах Думы, и на роль меткого стрелка решительно не годился. Вера искренне не понимала охватившего дворец волнения. Отец Еремей не в первый раз внезапно исчезал, а во время Рождественского поста набожный крестьянин вполне мог устроить себе небольшое паломничество в ближайший из монастырей.

– У mama было предчувствие, - оглядываясь на дверь, прошептала Надежда.

Вера кивнула. Конечно, предчувствие. Мama, считающая себя натурой, склонной к мистицизму, в последнее время постоянно тревожилась из-за странных снов, окружила отца Еремея двойной заботой и усилила его охрану.

– Изверги! Глупые мальчишки! Да как у них рука поднялась на святого человека! – доносились снизу яростные выкрики матери.

– Говорят, великий князь Павел Дмитриевич был той ночью в бахетовском особняке, - многозначительно добавила младшая Любочка. Старшая сестра нервной спиной чувствовала ее пристальный взгляд. – Mama считает, что они убили отца Еремея…