Счастливчик

В октябре Бахетовы и Никитины собрались было возвращаться в Петроград, но получили телеграмму от старшего брата Инес, Владимира. Великий князь Михаил Александрович с удивлением прочитал вслух:

– «Оставайтесь крыму ткч столице опасно зпт больше хотят власти».

– Что он имел в виду?
– переспросила Варвара Георгиевна. – Кто хочет больше власти?

– Большевики, - мрачно пояснил Павел. – Новая партия рабочих и крестьян, резко настроенная против самодержавия и нынешнего временного. Пока они только активничают в правительстве, но если перейдут к исполнению своих угроз… Их лидеры словно бесноватые, и безумными своими речами заводят массы.

Погода начала ухудшаться, пришли дожди, а с ними - пронзительный промозглый ветер. Общее настроение тоже подчинилось погоде – тревога и нестабильность не давала составлять какие-либо планы на будущее. Даже на спокойном побережье начались волнения, повсюду собирались митинги, возбужденные люди чего-то требовали от властей, а потом затевали пьяные драки. Однажды подозрительные агитаторы проникли и на территорию поместья великого князя Михаила Александровича, пытались убедить слуг то ли взбунтоваться против хозяев, то ли сбежать или ограбить. Люди, работающие в усадьбе многие годы, получающие хорошее жалование и не имеющие к господам никаких претензий, быстро вытолкали представителей новых веяний за ограду и пригрозили, что в следующий раз не ограничатся легкими тумаками. Великий князь Павел невольно оказался свидетелем потасовки и потом красочно рассказывал в лицах о произошедшем. «Господа» хохотали.

В один из дождливых вечеров конца октября из столицы вернулись Владимир и Андрей, старшие братья Инны. Были они мрачны и выглядели, будто вырвались с фронта. Не переодевшись и не отдохнув с дороги, собрали родственников в гостиной.

– В Петрограде произошел переворот. Партия большевиков с вооруженными матросами захватила власть, выгнала временное правительство из Зимнего. По столице идут массовые аресты и просто разбой. Объявлено всеобщее равенство, чернь грабит богатые дома.

Владимир замолчал, жадно припал к стакану с водой. Андрей продолжил, сверкая глазами на пораженных новостями родственников:

– Мы догадывались, что дело закончится революцией, и собрали наиболее ценные вещи из нашего дворца – картины, изделия Лаберже, римскую коллекцию. Привезли с собой, завтра поутру доставим сюда с вооруженной охраной. Плебеи в любом случае не оценили бы по достоинству. Похоже, скоро полотнами Да Винчи и Дюрера будут топить печи.

– Что ты говоришь, Андрюша! – воскликнула Катерина Николаевна, большой ценитель живописи, и перекрестилась.

– Из уже разграбленных усадьб Подмосковья забрали украшения и золото. Дома, в порыве классовой ненависти, спалили вместе с ценной мебелью, росписью и полотнами великих мастеров.

Дамы в ужасе переглянулись. Варвара Георгиевна обернулась к сыну.

– Спрятал в хранилище все ценное, - отозвался Иммануил на невысказанный вопрос. – Возможно, потом найдут, но не при первой волне грабежей. Может, хоть в частные коллекции попадет.

– Мы перевели основные капиталы в надежные банки Лондона и Америки, - продолжил Владимир. Великий князь Михаил Александрович одобрительно кивнул. – Это нам Иммануил посоветовал, когда встречались в столице.

Борис Иммануилович с удивлением и гордостью посмотрел на сына.

– Было понятно, что добром не кончится, - отозвался Иммануил, краснея от удовольствия. – Нерецкий еще летом метался, как мышь в мышеловке.

Владимир усмехнулся.

– Нерецкий тайно бежал за границу. Сейчас из Парижа призывает оставшихся «верных» военных к спасению России. А новая власть Советов уже арестовала министров прежнего правительства. Как всегда.

– Вовремя государя сослали в Сибирь, - высказался молчавший до этого Павел.

Братья одновременно кивнули.

– Это был удачный политический ход, иначе первым бы действием новой власти был расстрел государевой семьи, как символа прежнего мира. Мы уже по дороге в Крым услышали, что вышел указ об аресте всех Никитиных.

Инна крепко сжала ладонь мужа. Иммануил выразительно посмотрел на Павла. Борис Иммануилович решительно поднялся с места.

– Думаю, что сейчас Владимиру и Андрею необходимо отдохнуть. А мы с Михаилом Александровичем должны обсудить ситуацию.

Результатом общения старших мужчин было предложение Никитиным в полном составе переехать в имение Бахетовых в Кореиз. Там было и спокойнее, и дальше от революционно настроенной Ялты, да и фамилия Бахетовых отчасти могла ввести в заблуждение представителей новой власти.

Сборы начались на следующий же день. Половину прислуги щедро рассчитали, преданных людей пригласили в бахетовское поместье.

Вскоре великокняжеский дворец в Ай-Тюдоре опустел. Когда вооруженные матросы, терзаемые жаждой революционной мести и наживы, ворвались за чугунную ограду, то их встретили лишь безмолвные залы и гостиные. Впрочем, поживиться в богатой усадьбе было чем. Пролетарии разграбили дом, нашли обширный винный погреб и не имели больше желания выяснять, куда подевались прежние хозяева.

О возвращении в Петроград не могло быть и речи. И Бахетовы, и Никитины решили перезимовать в Кореизе. Большой дворец вмещал всех желающих, к тому же, прекрасно протапливался и предназначался для круглогодичного проживания.

Зима началась с сухой и ясной погоды. Море было синее и спокойное, солнце светило по-осеннему, лишь холодные ветра не давали забыть, что начался декабрь.

В столице утвердилась новая власть – Совет народных комиссаров. До Крыма доходили слухи, что приняв «Декрет о мире», большевики активно вели переговоры о прекращении войны по всем фронтам. Первый же важный документ, опубликованный в ночь переворота, назывался «Декрет о земле» и был воспринят населением, как разрешение к разорению всего, ранее принадлежавшего помещикам и зажиточным горожанам. В деревнях крестьяне повсеместно грабили и жгли усадьбы.

Бахетовское поместье в Кореизе, к немалому удивлению хозяев, было отвоевано самими же слугами. Когда к воротам подошла толпа с вилами и лопатами, их уже ждал весь штат людей, работавших в имении. Великий Князь Павел вооружил расторопных и преданных мужиков винтовками, а сам, переодевшись в простого солдата, внедрился в ряды прислуги. Мажордом имения, мрачный огромный татарин с обманчивой бандитской внешностью, грозно сообщил желающим поживиться, что территория усадьбы уже занята ими, бывшими «угнетенными» работниками князей. Крестьяне посмотрели на винтовки, на серьезные лица отстаивающих имение, почесали в затылках и ушли восвояси.

Трезво обсудив сложившуюся ситуацию, князь Бахетов-старший заключил устный договор со своими «служащими» - так теперь называли прислугу, за дополнительную плату поручил наиболее ответственным людям вооруженную охрану дворца.

Для разговора с новой властью Борис Иммануилович, вместе с сыном, отправился в Ялту. Хитро рассудив, что лучше остаться с частью, но живыми, князь добровольно передал все свои поместья в Крыму, кроме кореизской усадьбы, в распоряжение местного совета. В ответ на этот жест комиссар - председатель ялтинского совета, гарантировал князю и его семье политическую и физическую неприкосновенность. О нахождении в его дворце Никитиных князь Бахетов, разумеется, умолчал. Представителей государевой династии арестовывали с маниакальной настойчивостью, будто стремясь на корню истребить ближайших родственников ссыльного государя.