Счастливчик
Шрифт:
Как-то накануне Рождества, расположившись у растопленного камина, Бахетовы попытались вспомнить, кто из столичных Никитиных еще не был арестован. Получалось, что лишь сестра Павла, в замужестве княгиня Кутяпина, постоянно переезжающая за своим супругом из города в город, оставалась на свободе - то ли новая фамилия прикрывала, как сейчас Инну, ее родителей и братьев – герб князей Бахетовых, то ли физически преследовать активную Натали было слишком сложно. Остальные представители славной династии, не уехавшие заграницу - и младший брат государя Георгий, отказавшийся от престола, и Федор Федорович, талантливый военный стратег, и отец Павла, вдруг соскучившийся накануне революции по родине, и остальные двоюродные и троюродные
После наступления Нового 1918 года старший князь Бахетов забегал по инстанциям, с помощью юристов выясняя вопросы отъезда заграницу. В семье стало понятно, что родину придется покинуть. Страна все больше напоминала театр абсурда, где гвоздем программы становились безумные пляски со смертью. Ни Бахетовы, ни Никитины не желали свариться в котле грядущей гражданской войны.
Старшие братья Инны, Владимир и Андрей, под прикрытием фальшивых документов пару раз ездивших в столицу, намекали о существующем плане по спасению семьи государя, так и проживающей в Тобольске.
У великого князя Павла оказалось свое мнение на этот счет.
– Технически устроить побег семьи государя возможно, - говорил он Иммануилу.
– Но сложность не в этом. Я хорошо знаю дядю, его рассуждения, его образ мыслей. Для него венчание на царство было не просто старинным ритуалом, он связывал себя, самодержца, священными, практически брачными узами с державой. Он совершил предательство, отрекшись от престола, и наверняка расценивает Манифест как позорный развод. Федор Николаевич страдает от своего поступка. Те перевороты и беспорядки, что случились позже, подтверждают неправильность его шага. Арест и даже смертный приговор государь воспринимает как кару Божью за свои деяния. Побег из-под ареста выглядел бы очередным предательством. А государыня просто никому не верит, она привыкла относиться к родственникам настороженно, мы ведь не поддерживали ее веру в «чудесного мужика». Вот Марусин план она бы одобрила, наверное. К тому же, - Павел развел руками.
– Ты помнишь, Заплатин вовремя запугал их своим пророчеством.
– Ты совсем не веришь в его слова? – смотря на огонь, тихо спросил Иммануил. Павел вздохнул.
– Мне сложно верить в то, подтверждение чему лично я не видел. Я не испытывал на себе его необыкновенной силы. Я знал лишь хитрого и разгульного мужика, обладающего чрезвычайно опасным влиянием на государеву семью. Но тут он угадал, этот Заплатин. Я не удивлюсь, если последнее его предсказание исполнится…
– Тогда чего ты добиваешься, к чему готовишь бедную юродивую девушку?
Павел жестко сжал губы.
– Я знаю, что поступаю странно, но не могу упустить шанс. Я обещал Вере спасти ее, если смогу. Государь и государыня из чувства вины и ответственности наверняка откажутся от побега, даже если план по спасению будет хорош и относительно безопасен. Но Вера другая.
– Ты думаешь, она оставит родителей, сестру и больного брата погибать в Тобольске, а сама сбежит с тобой, как цыганка? Уверен, что великая княжна не позволит себе малодушие. Вера любит тебя, но она обожает отца и бесконечно благородна. Ты сам перестанешь уважать ее, решись она на такой шаг.
– Я должен попытаться, - упрямо повторил Павел. – Между прочим, бедная юродивая девочка почитает государя и государыню, как собственных родителей. У нее есть какая-то засаленная фотография из газеты, и она молится, прося для них здравия. Для нее главное желание – это обрести семью. Может, для Вари и хорошо будет встретиться наяву с теми, кого она боготворит? Кто привил сироте такую горячую любовь?
– Не знаю, - растерялся Иммануил. – Я вообще раньше не замечал эту садовницу. Надо у матушки поинтересоваться. Но в любом случае, у тебя не получится
подменить великую княжну на Варю так, чтобы этого никто не заметил.– Я надеюсь переговорить с государем, - мрачно ответил великий князь. – Надеюсь на его благоразумие и любовь к дочери. Разумеется, Варя не замена царевне, но охраняющие люди вполне могут принять одну за другую.
Иммануил покачал головой. План казался еще совсем сырым. Было непонятно, как доставить Павла с девицей до Сибири, по бушующей восстаниями и бунтами стране. Ориентироваться придется на месте, поскольку ни о содержании государя и семьи, ни об их состоянии и отношениях с конвоем не было никаких известий. Да и сама подмена девушек походила на некий сценарий дамского романа. О мнении государя и государыни Иммануил не хотел думать - на первый взгляд, ни о каком согласии не могло быть речи. Впрочем, молодой Бахетов не сомневался в находчивости и силе характера великого князя. Павел воевал на фронте, и иных жизненных ситуаций у него случалось предостаточно, чтобы не терять хладнокровия от трудностей, а уж о таланте Павла доводить все свои идеи до блестящего результата было известно всем.
Исподтишка Иммануил наблюдал за Варенькой, стараниями Инес преобразившейся в светскую барышню. Она бегло говорила по-английски и по-французски, читала (к сожалению, лишь детские сказки), общалась вполне прилично, хоть и болтала глупости. Матушка и Катерина Николаевна пытались приучить девицу к рукоделиям, как заведено у благородных дам, но Варя к этому оказалась совершенно неспособна, ее ума хватило лишь на попытки простенького вязания, да и то, полученный шарфик состоял сплошь из туго затянутых узлов. Но выглядела девушка со спицами очень мило и естественно, а уж что получалось в результате, никого не интересовало.
Не высовываясь далеко за пределы своего имения, Бахетовы и Никитины пережили зиму. Братья Владимир и Андрей что-то задумывали, куда-то уезжали ненадолго, но планами не делились категорически.
В марте представители нового правительства заключили в Бресте договор о выходе Советской России из войны. Документ был подписан на невыгодных для страны условиях, но для населения это означало конец боевых действий и возвращение домой кормильцев с фронта. По всем городам прошли митинги в поддержку принятого мирного договора. Однако, вскоре улицы тех же городов заполонили вернувшиеся с фронтов солдаты, привыкшие отстаивать свою правоту с винтовками в руках, бесстрашные, злые и жадные, поощренные на разбои провозглашенной свободой. Многие фронтовики пополнили ряды бандитских групп. Впрочем, страну лихорадило от внутреннего конфликта, так что солдат быстро вербовали представители армий – красной и белой. Война внешняя быстро перерастала в войну гражданскую.
В Крыму началась весна. Обильно цвели персики, осыпая розовыми лепестками покрытую коротенькой юной травкой землю.
К великому князю Павлу в кабинет, лишь стукнувшись для приличия в дверь, стремительно ворвался Иммануил. Павел отложил трубку и перевернул, по военной привычке, рассматриваемую карту вниз начертанным рисунком.
– Запоминаю наизусть, - улыбнулся Павел, отвечая на взгляд друга. – С собой карты брать нельзя, вдруг внезапный обыск по дороге - за шпиона примут.
Иммаунил кивнул:
– Я тебе одного человека привел. Послушай-ка его.
Князь втащил маявшегося в холле пожилого крестьянина.
Мужик был живописен – с русой бородой лопатой и густыми волосами с проседью, подстриженными в кружок, загорелый, высокий и еще крепкий, как старый дуб. Одет был опрятно и добротно, держался с достоинством. Держал в руках шапку, снятую в помещении.
– Крестьянин наш, несколько лет назад перевезли с семьей из Подмосковья, - прокомментировал Иммануил, заметив, как заинтересованно друг рассматривал колоритного персонажа. – А расскажи-ка князю, Евсей Фомич, о своей просьбе.