Счастливчик

– Хоть кто-то решился на спасение дяди!
– подала голос Инес.

– Неправильно думаешь, сестрёнка, - хитро улыбнулся Владимир. – Существует хороший план, по которому всю семью перевезут в Крым. Преданные люди состоят в охране государя и должны уговорить Федора Николаевича на побег.

– Государь не согласится позорно бежать, - отстраненно заметил Павел. – И уж тем более, государыня не доверится представителю фамилии.

Владимир кивнул.

– Разумеется. Наш агент действует от имени дочери Еремея Заплатина, вроде как ее отец оставил инструкцию по спасению семьи самодержца на случай их пленения. Старец вполне мог предвидеть не только свою гибель, но и арест государя. Такая легенда может примирить Софью Александровну с необходимостью побега.

– Это обман? – тихо спросил Инна.

– Ложь во спасение, - вздохнул Андрей. – Дочь старца благополучно сбежала за границу, так что мы сможем держать государя в неведении.

Поделившись необходимыми сведениями, Владимир и Андрей покинули кабинет.

– Надо спешить, - прервал воцарившееся молчание Павел.

– Моховы почти собрались. Евсей Фомич намекал, что пора бы и отправляться, - заметил Иммануил. Инна встала, прошла до окна.

– Варя тоже готова. Я научила её всему, о чем говорили, - тихо выговорила она.

– Значит, время пришло, - заявил Павел.

Иммануил решительно поднялся с места.

– Завтра с раннего утра отправлюсь на вокзал и переговорю с начальником относительно вагона. Павел, поезжай к Евсею Фомичу, обсуди с ним всё, кроме даты отъезда.

– Варю с собой к Моховым возьмите, - посоветовала Инес. – Чтоб не напугалась сразу. А мне надо кое-какие вещи собрать в дорогу.

С заботливым и сосредоточенным лицом, Инна вышла из кабинета.

Павел порывисто обнял друга.

– Спасибо тебе. Вам обоим.

Вечером, уложив уставшую дочку спать и поручив ее заботам нянечки, Иммануил и Инна вышли в потемневший сад. Инес перебирала пальцами кисти кружевной шали.

– Как ты думаешь, Вера сможет уехать с Павлом? – задал Иммануил волнующий его вопрос. – Насколько она влюблена?

Инна посмотрела на спокойное море.

– Раньше она очень любила Павла, - будто отвечая самой себе, отозвалась Инна. – Была готова бороться против родителей за свою любовь. Но тогда ее семья не находилась в такой опасности. Я давно с ней не общалась. Таша говорила, что Вера отчаялась. Я не знаю, к чему может привести отчаяние плена и утраченных надежд. Но, думаю, в ее случае - не к смирению. Вера хоть и высокородная царевна, но она крепкий орешек. Изумруд.

Княгиня посмотрела в глаза мужу.

– Я не уверена, что Павлу удастся авантюра. Я не уверена, что Вера готова бросить всех и следовать за ним. Тут слишком много зависит от обстоятельств. Но я буду надеяться на лучшее. И ждать Павла обратно - с Верой.

На следующий день, едва рассвело, Иммануил покинул имение, направляясь к Ялте и дальше, в Симферополь. Дело было таким опасным, что молодой Бахетов собирался решить вопрос с организацией вагона лично.

А на семейном завтраке в Кореизе Никитины и Бахетовы приняли решение об отъезде за границу на приближающемся броненосце.

Через несколько дней семья крестьянина Мохова окончательно собралась в путь. Телеги с тщательно упакованным скарбом были готовы, как и лошади и карета для Вареньки и детей. Ночевать девушку оставили у Евсея Фомича - садовница пришлась по нраву младшей дочери крестьянина и девушки не желали расставаться.

Вечером накануне отъезда к Павлу, который с помощью Иммануила перепроверял собранные вещи, зашла Инна с двумя объемными сумками.

– Синяя для Вареньки, отдашь супруге Евсея Фомича, - Инна показала тонким пальчиком, будто не доверяя способностям мужчин различать цвета. – А вот эта, зеленая – для Веры. Там одежда крестьянская и городская, мыло и всякие мелочи дамские. И костюм корнета, мужской, если нужно будет верхом отправляться. Это ее личная форма, подогнанная и обкатанная, я только знаки отличия сняла на всякий случай.

– Вера умеет верхом в мужском мундире? – удивился Иммануил.

– Да, любимый, - невинно улыбнулась Инна. – Мы тоже затевали комедии с переодеванием.

Несмотря на серьезность момента, друзья рассмеялись.

– Спасибо, милая кузина, - Павел от души расцеловал княгиню в розовеющие щеки. – Надеюсь, нам все это пригодится.

– Я тоже надеюсь, – отозвалась Инна. – Мы задержим отплытие броненосца насколько сможем. Убедим бабушку подождать. Ты только возвращайся, дорогой брат.

Еще затемно две нагруженные телеги и ландо, сопровождаемые шестью вооруженными всадниками, отправились из Кореиза. Павел не стал прощаться с другом и родными. Долгие проводы – лишние слезы. Все слова были сказаны накануне.

В ландо разместили Вареньку, одетую крестьянкой, супругу Евсея Фомича и младшую дочь с сыном, тринадцати и десяти лет. Остальные крестьяне, во главе с хозяином, предпочли находиться в телегах, со своим скарбом. Великий князь Павел, верхом, с любимой винтовкой и в простой солдатской форме, внимательно следил за окрестностями – в случае нападения пришлось бы действовать решительно. К счастью, на многочисленных родственников крестьянина Мохова никто не польстился, и к вечеру они достигли Симферополя.

Управляющий железнодорожной станции, из «бывших», но умных и потому сохранивших пост, не нарушил слова, данного князю Бахетову. Один из «господских» вагонов был прицеплен к составу, отходящему на Урал. Одновременно совет ялтинских матросов снарядил своих бойцов для поддержки обороны Екатеринбурга. Поперек вагонов были развернуты транспаранты «Даешь красный фронт!», «Нашу крымскую ярость – братьям Урала!» В иное время Павел посмеялся бы криво составленным лозунгам, но изощряться в остроумии среди вооруженных матросов совсем не хотелось.

Крестьяне подозрительно осматривались в вагонных купе, хоть и приведенных к стандартному виду, но не лишенных комфорта. На платформе Евсей Фомич внезапно встретил знакомого мужика Залётова с семьёй, который на свой страх и риск также желал отправиться на историческую родину, в Поволжье. Бабы и дети испуганно сгрудились вокруг узлов и сундуков, опасливо таращились на матросню. Заручившись согласием Павла, Евсей Фомич пригласил Залётовых в вагон - места там оказалось достаточно, к тому же, крестьяне чувствовали себя спокойнее в тесноте. Моховы сами еще не окончательно поверили в то, что им предстоит не длительный путь в телегах, а на поезде, в оплаченном бывшими господами вагоне. Соседство вооруженных до зубов бравых защитников революции крестьян пугало, но подумав, Евсей Фомич философски выразился по проблеме:

– Авось другие бандюганы по дороге не нападут, – и размашисто перекрестился.

Под оглушительный свист и клубы дыма из-под колес и громогласное матросское «Ура!» состав двинулся на север.

Путешествие началось удачно. Павел, в своей потертой солдатской форме, затерялся среди пестрой крестьянской толпы. По вагону носились дети. Где-то уже пыхтел самовар. На тюках сидели бабы, игнорируя удобные кожаные сидения. Окружение настроило Павла на веселый лад – крестьяне были настолько убедительны и натуральны, что не вызвали никаких подозрений даже у зашедшего из соседнего вагона командира красноармейцев. Бравый матрос оглядел деревенскую толпу, осведомился у Евсея Фомича о конечном пункте их поездки и молча удалился. Вернулся он спустя полчаса с вопросом, не потеснится ли их семья, чтобы вместить нескольких матросов, которые никак уже не помещались в целиком заполненных бойцами вагонах. Старший Мохов почесал в затылке и согласился. Командир обещал прислать самых надежных товарищей, которые поклялись руки не распускать и на драки не провоцировать. Павел подозревал, что командир таким изящным образом решил приставить наблюдателей, и на всякий случай присмотреть за крестьянами – вдруг переодетые контрреволюционеры. Матросы, действительно, оказались смирными, с удовольствием откушали предложенного чаю из горячего самовара, свалили тощие вещевые мешки на указанные места и дисциплинированно удалились курить махорку в тамбур, а после и вовсе ушли к товарищам. Вернулись они лишь за полночь, чтобы тихо пробраться в постели.