Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

– Эх, Ванька, хорошо-то как!
– Балахнин глотнул речного воздуха. - Ширь! Чуешь, как пахнет!

– Рекой пахнет, - буркнул, думая о своем, Иван.

– Нос у тебя заложило, вот что, - снисходительно засмеялся Балахнин.
– Не рекой! Что рекой? Красной площадью пахнет. И - проездом Серова.

Балахнин потянулся блаженно, - накануне, в кулуарах, ему было дано клятвенное заверение, что после окончания съезда будет решен вопрос с его переводом в ЦК ВЛКСМ. - Считай, к самому Кремлю подступились. Большие дела впереди. Великие перспективы. А ты - неуемный и неуютный человек - такую большую человеческую радость опаскудить норовишь.

– Юра! Но ты ж не "шестеркой" в Москву прорываешься!

– Причем тут?!
– вскинулся Балахнин.
– Ты, знаешь, подбирай слова.

– По одежке встречают - это не мы с тобой первыми подметили! Ну, вползешь ты в аппарат каким-нибудь завотдельчиком, - Иван схватил стул и вплотную подсел к налившемуся кровью секретарю обкома, - на самом деле его брали всего лишь заведующим сектором.
– И будешь из кабинетика в кабинетик продвигаться шажок за шажком на полусогнутых. К пятидесяти, глядишь, каким-нибудь десятым-двадцатым в ЦК профсоюзов докондыбаешь. И на этом всё - спекся. Это еще если не подставят.

– Круче тебя никто не подставит!
– огрызнулся Балахнин.
– Да и выбирать не приходится. Я тебе говорил, - после того как Горбик Непомнящего-старшего двинул, сынок в сок входит. Поляну для него вовсю расчищают. Так что, если не получится уйти в ЦК, на следующей же конференции попрут. И что я тогда в области буду? Секретарем какого-нибудь сельского райкомишки партии? Нет уж, нет уж, - сказали гости. Что ты все своим бешеным глазом косишь?! Пить будешь или нет, спрашиваю?!

– Смотря за что. Юра! Юра! Вслушайся, - Иван придвинулся вплотную, пощелкал пальцами.
– Я предлагаю шанс для обоих. Вот здесь, - он постучал по папке с золоченым тиснением "Делегат ХХ съезда ВЛКСМ", - предложения по созданию хозрасчетных центров, ориентированных на выращивание научных кадров под эгидой комсомола. Комсомол разыскивает таланты и растит научные кадры для страны. Причем не на уровне лозунга!
– он достал полиэтиленовую папочку с вложенными листочками.
– Система! Продуманная программа поиска и продвижения научно-технических идей молодежи, главное - новых технологий.

– И кому это нужно на съезде? Да если я с этой лабудой помимо первого не то что высунусь, только заикнусь об этом, - меня так с лестницы спустят, что и мимо сельского райкома со свистом пролечу.

– Зачем же помимо? Надо, чтоб с санкции. У тебя на Первого выход есть?

– Если попробую с этим, больше не будет.

– Как раз напротив! Вникни, он сам сейчас дергается: надо приспособиться к Горбачеву с его новшествами, - подтвердить свою лояльность. Доказать, что еще не выдохся и - готов бежать по новому следу. Кто-то из Политбюро в последний день съезда будет?

– На закрытии, скорей всего, сам Генеральный.

– Так что может быть удачней? И потом - тут, - Иван постучал по папочке, - есть идея подкожная, которую до Первого довести надо. Ты соображаешь, что такое взять под свой контроль поток новых технологий? Это же - будущее. И оно будет под ним. Ведь под это дело можно задробить несколько институтов разных профилей, объявить их молодежными экспериментальными базами - под эгидой ЦК комсомола, выхватывать самые перспективные наработки и - пускать через них хозрасчетные темы. Через несколько лет, когда все опомнятся, - ты владеешь эксклюзивными технологиями. А это - и есть будущее. Твое обеспеченное будущее! Если он не набитый дурак, то быстренько въедет. Только это надо вложить в него.

– Легко сказать, - Балахнин вновь хмыкнул, - но уже иначе. Как человек, которому только что было хорошо и уютно в домашних тапочках, с чашкой кофе у телевизора. И вдруг предложили, бросив всё, мчаться в завидной компании на Домбай, на горнолыжный курорт. Заманчиво, но и рискованно: и тихий уют потеряешь, и башку запросто расшибешь. Он пожевал губами.

– Съезд в разгаре. К Первому пробиться, и то сверхпроблема. А чтоб убедить в это вникнуть. Да еще пойти на изменение регламента...

По мере того, как Балахнин перечислял возможные препоны, зародившийся умеренный энтузиазм у него явно попритух. И Иван это увидел.

– Ты ему главное растолкуй. Если Горби идею подхватит - а она ему в самую жилу, - Первый наш - сразу король! Если нет - спишете всё на несанкционированную инициативу дурака выступающего.

Балахнин продолжал колебаться.

– Имей в виду, - Иван схватил папку, решительно поднялся.
– Если ты не поможешь, я сам буром полезу на трибуну и - прямо при Горбачеве и прочей публике потребую слова. В порядке гласности!

– Тебя просто выведут под белы рученьки и - к людям в белых халатах.

– Может быть. Но тогда с тебя спросят за мою выходку. И хрен тебе засветит ЦК, - пригрозил Иван. - А может, и дадут слово. Особенно если Горбачев будет. У нас теперь игрища в демократию пошли. Вот тогда шанс! Если проскочит, само собой, скажу, что инициатива согласована с тобой. Что вместе продумывали. Ну, вожак! Решайся. Разом в элиту ворвешься. Выгорит дело, тому же Первому команда нужна будет для реализации. А тут ты - уже наготове. После этого никто тебя втихую подсидеть или подставить не сможет. На виду окажешься.

– Любишь ты, как погляжу, с огнем играть, - Балахнин поднялся. Отобрал у Листопада папку.
– Ладно, оставь, почитаю. Если оно того стоит, попробую. Но...

Подошел к окну, с невольной опаской глянул на блестящую далеко внизу свежепомытую плитку. Поморщился:

– Чувствую, так с высотищи навернемся, что мало не покажется.

– Так оно и лучше - с высотищи-то, - будет время выкрутиться, - развеселившийся Листопад с гоготом налил два полных бокала. Протянул один смурному Балахнину. - Пока летишь, мно-ого чего произойти может. Может, сугробы за это время внизу повыпадают или Москва-река из берегов выйдет. Я фартовый. Ну, бигбосс, давай за успех нашего безнадежного мероприятия!

– Тьфу на тебя!
– Балахнин первым опрокинул бокал.

* Очередной день съезда лениво дожевывался, уставшие от многочасового сидения делегаты давно уже воспринимали доносящиеся с трибуны речи как некий общий шумовой фон. Члены президиума вяло переговаривались, стараясь не потревожить задумавшегося о своем Генерального секретаря ЦК КПСС. И в этот момент на трибуну был приглашен делегат от Калининской комсомольской организации доцент Перцовского сельскохозяйственного института Листопад.

До этого все шло, как заведено. Выступающие невесомыми тенями просачивались к трибуне. Выступали благообразно, как их предшественники - от съезда к съезду. Начинали, само собой, с зачинов - о необходимости перестройки и гласности. Но, поскольку, что это такое, никто толком не знал, то и упоминались они вскользь - вроде заклинания, дабы не выбиться из общего ряда. От выступлений этих несло такой унылой рутиной, что Генеральный секретарь ЦК, слушая молодежь, на которую предполагал опереться, мрачнел все более. А тут к трибуне, хрумко вдавливая ковер, прошел рослый человек. Уже по стремительному шагу его сидящие возле прохода почувствовали, что сейчас произойдет что-то не вписывающееся в общее благолепие, и - встрепенулись.