Семья

Желтый дым фейерверка плыл по улицам. Санкити вышел на балкон и смотрел вниз из-за бамбуковой шторы.

«.. .Вы часто писали мне, что не станете женой другого. Может быть, вы уже вернулись к родителям. Но я пишу вам это письмо на всякий случай...»

Санкити не забыл этих слов из письма, которое когда-то давным-давно получила о-Юки от своего старого друга. С тех самых пор Санкити никогда не покидало ощущение утраты. Порой его охватывало болезненное ощущение, что жена не понимает его, да и сам он не понимает своей жены. Он приходил в отчаяние от этой мысли. Письмо, которое до сих пор было живо в его памяти, написал человек, совсем не похожий на него, Санкити. У него был другой характер, интересы, он принадлежал другому кругу.

Хлоп, хлоп — вспыхивали разрывы фейерверка. Дым повисал, как ивовые листья.

— Дядя! — По лестнице шумно поднимался Сёта.

Санкити стряхнул с себя оцепенение и улыбнулся вошедшему гостю. Дядя и племянник сели рядом.

— Что, прогорела контора Сиосэ?

— От Тоёсэ, конечно, узнали? — Сёта пристально посмотрел на дядю... — Честно говоря, дела у Сиосэ обстояли неважно, еще когда я первый раз появился на Кабуто-тё. Но ему удавалось до поры, до времени латать прорехи, так что даже конторщики и те ничего не замечали. Я понял, что дело плохо, только когда попал в старшие. В конце концов, как и следовало ожидать, фирма лопнула. Банк закрыл кредиты, клиенты требуют обратно деньги. Положение — хоть плачь. Хозяин как будто собирается закрыть контору и начать новое дело, совсем небольшое, на имя какого-то Хирота. Я еще пока выполняю свои обязанности, но, в общем, можно сказать, что я опять не у дел. Все мои мечты лопнули как мыльный пузырь, — вздохнул он. — Надо искать новые пути, чтобы стать маклером.

— А как дела у Сакаки? — поинтересовался Санкити.

— Ему еще больше не повезло. Уехал к себе на родину и от него уже давным-давно ни слуху ни духу. Видно, боится еще раз пытать судьбу.

Внизу послышался девичий смех. Пришли о-Сюн, о-Нобу, о-Кину и даже о-Ику — самая младшая сестра о-Юки. Одна из них, стоя на краю веранды, склонилась вместе с Танэо и Синкити над золотыми рыбками.

— О-Юки, — позвал жену Санкити, — давайте все сфотографируемся. Сначала вы с детьми, потом мы с Сёта.

О-Юки с радостью согласилась.

На улице неугомонно шаркали, шлепали, топали ногами прохожие.

Вечером распахнули все наружные двери и сели возле бамбуковой занавески, где было прохладнее. Всем подали летнее угощение — холодную лапшу с вкусной приправой.

— Были бы другие времена, купил бы я паром и сам бы его водил, — обмахиваясь белым веером, мечтательно проговорил Сёта, выходя вместе с Санкити за ворота.

— О-Сюн, девочки, идите сюда!

О-Юки, позвав сестер, вышла вместе с Тоёсэ в садик. Вынесли широкую скамейку, покрытую циновкой. Одни сели, другие стоя разглядывали наряды прохожих.

— Хорошо бы сделать о-Сюнтян прическу «симада». Она бы ей пошла, — сказала Тоёсэ, глядя на о-Сюн.

— Пробовали уже, и ничего не получилось. Сюнтян такая стала смешная, — сказала о-Кину.

— Какая ты, Кинутян, молодец, как быстро научилась говорить по-городскому, — заметила Тоёсэ.

— Я еще в деревне старалась говорить так, как говорят в городе, — чуть смутилась о-Кину.

— А о-Нобу совсем стала городской барышней, — сказала о-Юки.

Улицы были запружены нарядной толпой. Вместе с взрывами фейерверка слышался там и здесь громкий смех. Сёта и Санкити вернулись — они ходили на берег реки. Теперь туда собрались идти девушки.

— Какие щеголихи! — показала о-Нобу дядюшке стайку молодых девушек, шедших мимо дома.

О-Юки пошла в дом взглянуть на детей. Она скоро вернулась и принесла чай.

— О-Сюн просит у меня на свадьбу оби, — сказала она мужу.

— У нее же есть свой, — ответил Санкити.

— Говорит, что ее оби не подходит к свадебному платью.

— Ну, тогда, конечно, дай.

Тоёсэ позвала тетку, и обе направились погулять на набережную. На скамейке остались только Санкити и Сёта.

— Ну, что там слышно о Мукодзима? — смеясь, спросил Санкити. Племянник знал, кого под этим именем имеет в виду дядя.

— Не знаю, что и делать. Тоёсэ вся извелась.

— А что если их познакомить? — предложил не то в шутку, не то всерьез Санкити.

— Я уже пробовал. Ничего хорошего не получилось. Вы же знаете, дядя, какой у Тоёсэ характер. Я устроил встречу в том маленьком ресторанчике у плотины. Мукодзима не понравилось, что я пришел с Тоёсэ. Она не сразу вышла. А Тоёсэ хоть бы раз улыбнулась за весь вечер.

— Ишь чего захотел — улыбнулась! Ей было не до улыбок. Она ведь женщина.

— Мукодзима тоже хороша. Откуда и гордость такая взялась? Это с ее-то профессией! Наняла двух рикш. Одну коляску для меня с Тоёсэ. В другую села сама и немного проводила нас. Так Тоёсэ мне потом заявила: «Я думала, она куда шикарнее! И вот такие тебе нравятся?!» А я, отвечаю, нарочно себе выбираю поскромнее. Зато если надо угодить какому-нибудь важному лицу — то в моем распоряжении самые красивые женщины...

В ночном небе вспыхивали красные и голубовато-фиолетовые огни. Санкити время от времени уходил взглянуть на детей — прежние утраты сделали его очень беспокойным.

— Почему это с семьей так много волнений? — высказал он вслух свои мысли. — Моя жизнь могла бы сложиться куда удачнее!

В ярком свете газовых фонарей показались Тоёсэ и о-Юки. Женщины шли, держась за руки. Они были почти одного роста, одинаково причесаны. О-Юки чуть перевалило за тридцать, Тоёсэ приближалась к тридцати. У о-Юки были крепкие, округлые плечи, полная, налитая молоком грудь. Тоёсэ рядом с ней казалась худенькой и хрупкой. И все-таки они походили друг на друга — обе были в цвете лет.

Скоро вернулись девушки. На улице слышался шепот, приглушенный говор, негромкий смех. Мимо собравшихся в садике родных шли незнакомые мужчины и женщины.

Последний составленный из огоньков рисунок растаял в небе, когда Санкити и Сёта подходили к мосту. По реке плыли лодки, украшенные разноцветными фонариками, маленькими и побольше,„с фирменными и фамильными гербами. Санкити и Сёта насчитали и несколько гербов с Кабуто-тё. У Сёта вдруг упало настроение. Дядя и племянник повернули домой.

Было уже поздно, и гости остались ночевать: о-Нобу и о-Ику у Санкити, о-Сюн и о-Кину пошли к Сёта.

Наступила летняя ночь. В городе москитные сетки нужны дней двадцать — тридцать, не то что в деревне, где почти полгода спят под москитным пологом. Но в эту ночь москитов налетела тьма-тьмущая. Все забрались спать под сетку.

В полночь Санкити проснулся. Весь дом спал. Над самым ухом надоедливо-тонко жужжали москиты. И Санкити никак не мог уснуть. У изголовья, привлеченный запахом грудного молока, вился целый рой. Москиты нашли где-то щелку и набились под сетку. Санкити встал, нашарил свечку и коробок спичек и зажег свет. Жена и дети крепко спали.

— Куда же ты укатился, Танэтян? — прошептал Санкити, укладывая ребенка на место. — Беда с вами.

Москиты с легким треском сгорали в пламени свечи. Санкити подошел к спящей жене. Нагнулся. Никакие горькие мысли или печальные воспоминания не омрачали безмятежно-спокойного лица. Она лежала, вытянув руку, ее ладонь почти касалась головки младенца — в ней и во сне жил материнский инстинкт защиты детеныша. Санкити вглядывался в знакомое лицо, стремясь прочесть по выражению черт, чем наполнена эта душа. Ничего он не прочел. Глубокий сон пленил тело о-Юки. Все черточки лица спали. Даже белые руки видели спокойные сны. Санкити задул свечу и лег...