Серебро в костях

В тусклом свете Эмрис напрягся, словно струна.

— Какого чёрта это должно значить?

— Когда солнце поглотит тьма… — Воспоминание вспыхнуло внутри, резкое, как удар кнута. Вспышка понимания. — Как то, что случилось в Тинтагеле?

И те странные заморозки в Британии, о которых я слышала ещё до отъезда.

— Что ты имеешь в виду под тем, что цепи смерти падут? — спросила я.

— Она сделала это… — прохрипело существо. — Она думала… подчинить смерть… но стала её слугой…

— Кто? — резко спросила я.

— Это судьба… — едва слышно донеслось в ответ, — но что есть судьба, если не невыгодный торг… со временем…?

Существо затихло. Замерло.

Эмрис метнулся к нему, коснувшись, пытаясь вернуть его к жизни.

— Кто ты? Что ты такое?!

Корни дрогнули, снова разливаясь по полу, потрескивая, треща в протесте. Я обернулась и наткнулась взглядом на тёмный силуэт.

Фигура подняла свечу выше, освещая своё лицо.

Бедивер.

— Раз уж мы занялись вопросами, — сказал он, — возможно, вы оба объясните, что именно делаете здесь внизу?

Глава 33

Мне понадобилось больше мгновения, чтобы сердце снова забилось в нормальном ритме, но даже тогда я не смогла придумать хорошую ложь.

— Мы услышали голос и пошли за ним, — спокойно сказал Эмрис.

Хорошо. Это было хорошо. И, технически, это было правдой.

Рыцарь скрестил руки на груди.

— Полагаю, это никак не связано с вашими ночными вылазками по башне, пока все спят? Не оскорбляйте меня ложью — ваш собственный брат сказал мне, что это так.

Ваш собственный брат сказал мне.

Слова вонзились под рёбра, точно нож.

Мои пальцы сжались в кулаки. У Кабелла не было причин говорить ему это. Предавать нас.

— Вы ищете выход из башни, как он сказал? — спросил Бедивер.

Может, это был обман света в туннеле, но его выражение показалось мне омерзительным, словно он испытывал к нам отвращение. К нашей трусости.

Недоверие пронзило меня.

Кабелл действительно рассказал ему.

Я даже не догадывалась, что они настолько близки.

— Эй? — донёсся голос из глубины туннеля. — Кто здесь?

— Это Бедивер, моя леди Олуэн, — ответил рыцарь.

Через мгновение показалась жрица, осторожно ступая между спутанных корней. Её взгляд скользнул по нашим лицам, как всегда мгновенно оценивая ситуацию.

— Дверь была открыта… Что случилось?

— Я застал наших гостей там, где им быть не следовало, и как раз собирался выслушать их объяснение, — сказал Бедивер.

Олуэн глубоко вздохнула.

— Я сама разберусь. Благодарю вас, сэр Бедивер.

— Моя дорогая… — начал он возражать.

Она подняла руку.

— Всё в порядке. Они не причинят вреда. А я уверена, что на дозоре вас ждут.

Старый рыцарь поколебался, но, в конце концов, кивнул и развернулся, уходя тем же путём, откуда пришла Олуэн.

Жрица дождалась, пока его шаги не стихнут, прежде чем заговорить:

— Теперь, — сказала она, уперев руки в бока, — какого, прости Великая Мать, вы здесь делаете?

В итоге мы рассказали ей всё.

Я не собиралась этого делать, и, думаю, Эмрис тоже. Но чем дольше выражение предательства оставалось на лице Олуэн, тем отчаяннее мы пытались найти верный аргумент, который его сотрёт.

— То есть я должна поверить, — сказала она, — что вы двое заподозрили, что кто-то — возможно, Кайтриона — создал Детей Ночи, и ни один из вас не подумал рассказать об этом хоть кому-то?

— Мы сказали Неве и Кабеллу, — слабо вставила я.

Олуэн покачала головой, сорвала со стены факел и направилась дальше по туннелю.

— Идите за мной, дурни.

Корни, покрывавшие проход, попятились от её осуждающего цоканья языком, словно провинившиеся щенки.

— Это, — сказала она, кивнув назад, на спутанные лозы, — был Мерлин.

— Мерлин? — переспросила я, сама удивившись, почему это вызвало у меня шок. — Но я думала… разве он не был друидом? Почему его не убили вместе с остальными во время Отречения?

— О, они, конечно, пытались, — сказала Олуэн, ускоряя шаг. — Он был самым могущественным среди них, всегда с самыми важными пророчествами и мудростью, которыми великодушно делился. Он сражался с Морганой, и прежде чем она смогла его убить, он слился с Материнским древом, чтобы спастись, зная, что она никогда не причинит ему вреда.

— Он казался… — Эмрис искал нужное слово.

— С тех пор как он слился с древом, магия стала в нём дикой, — сказала Олуэн. — И теперь большая часть того, что он говорит, — бессмысленный бред. Не забивайте себе голову.

— Но он сказал, что их трое, — настаивала я. — Трое, кто спит. Думаю, он имел в виду себя, затем короля Артура, зависшего между жизнью и смертью, но кто третий?

— Мы бы знали, если бы на острове был ещё один заколдованный спящий, — ответила Олуэн. — Как я уже сказала, думающая часть его сознания исчезла века назад. Он превращает беспокойные сны в бессмыслицу. Цепи смерти — его любимая тема, но история меняется каждый раз, когда он её рассказывает.

Я глубоко вздохнула и посмотрела на Эмриса. Он, похоже, удовлетворился объяснением Олуэн, но я — нет.

— Он твердил о какой-то женщине, пытавшейся подчинить смерть, но ставшей её слугой, — сказала я. — Может, это и есть тот, кто наложил проклятие на Авалон? Почему ты так уверена, что это не Кайтриона?

— О, глупые дети, — покачала головой Олуэн. — Следуйте за мной.

Вместо того чтобы вернуть нас в главный зал, она повела по знакомому пути к залу оставленных вещей. Бормоча что-то себе под нос, она распахнула массивные двери.

Когда мы добрались до скрытого входа в комнату костей, она резко развернулась, одарив нас обоих жёстким взглядом.

— Знайте, я бы никогда не показала вам это, если бы не хотела доказать невиновность своей сестры, — сказала она. — И если услышу хоть слово, что вы проболтались об этом, в следующий раз вас угостят чаем из болиголова.

Эмрис наклонился ко мне, пока она поворачивалась к белым камням.

— Болиголов — это…

— …ядовитое растение, — закончила я. — Да, угроза получена.