Шакал

Дым наполнил пещеру. Было относительно тепло, сытно, мягко. Больше не надо было бояться и оглядываться в поисках опасности. Мы сейчас сами представляли опасность для других. Рядом лежали твари. Страшные, быстрые, переливающиеся и имеющие вид крупной саранчи и мелких кузнечиков с вытянутыми собачьими мордами и пастями с клыками. Оружие.

— Тебя они не напрягают? — спросил Тон, посмотрев в сторону тварей.

— Нет. Знаешь, они мне чем-то напоминают шакалов. Питаются падалью, одиночки, но изредка собираются стаями, чтоб напасть. Это мне в них нравится. Я раньше работал в команде, но это всё же не для меня.

— Почему?

— Слишком непредсказуема может быть команда. Я всё же привык отвечать лишь за себя.

— Нормально работать в команде, если команда подобрана не абы как, а люди с одной целью. Я когда пошёл в пираты, то у нас командир был классный. Суровый мужик, который спуску никому не давал. Мы любое дело вначале отрабатывали, а потом уже на него шли. Это было не как с Тимом. Кто пьяный, кто под дурью. Один дурак увидел корабль. Мы же решили его захватить! По желанию левой пятки! Бравые воины, которым река по щиколотку. Только ноги замочить, — зло сказал Тон.

— Слушай, а какого ты не ушёл, когда у вас атаман сменился?

— Куда идти. Это видел? — Он оголил левое плечо, на котором была метка в виде колеса. — Меня уже ловили. На каторгу отправляли. Ребята вытаскивали. Жизнь положили за мою свободу. Я теперь им по гроб жизни должен был. Моя жизнь была с ними повязана.

— Сурово.

— А ты как хотел? Братство — это на всю жизнь.

— А сейчас? Ты же помер. По документам тебя нет. Или долг будешь с того света возвращать? — усмехнулся я.

— Слушай, а реально. Как теперь жить?

— Я сам таким вопросом задался. У меня жена была. А сейчас я как бы помер. И вот теперь думаю, а брак ведь теперь расторгнут.

— Ну да. Ты помер.

Смех вырвался сам собой. Твари только посмотрели в нашу сторону. Видимо им было в новинку такое соседство, но они нас терпели.

— Мы есть и нас нет. Живём в стае шакалов-кузнечиков, курим какую-то дрянь и жуём мясо, — подвёл я итог.

— А неплохо. Сюда ещё девиц бы для полного счастья…

— Нет. Женщину в такие условия приглашать нельзя. Им комфорт нужен. Поэтому лучше мы к ним пойдём, чем они к нам.

— Думаешь податься к лихим ребятам? — прищурившись, спросил Тон.

— Не исключаю такую возможность. Мирная жизнь для нас закрыта. Если только её не выбить силой. У бандитов никто не должен смотреть, что мы без документов.

— Там на это не смотрят. Принимаю всех, — согласился Тон. — Но и не отпускают. Это на всю жизнь. А ты сам говоришь, что у тебя жена на воле.

— Жена пропала. Два года назад. Во время нападения. После этого я её не видел. Так что это номинально, что она есть, а по факту нет её.

— Да уж. Всё бывает. Я только понять не могу: зачем нам прогибаться под кого-то, когда у нас есть такая сила?

— Ты про стаю?

— Да. Пока придём в банду, пока нас примут за равных — на это может не один год уйти. Пока же будем доказывать свою состоятельность, так нас почти не будут к разделу добычи допускать. Будем болтаться в низах пищевой цепочки. Я своё уже отболтался. Второй раз доказывать, что я не грязь, не собираюсь.

— А кто говорит, что мы будем кому-то чего-то доказывать? Ты сам говоришь, что у нас есть оружие. Такое оружие, которого нет ни у кого. Ты понимаешь, что мы можем почти всё? Нужно только тварей научить приказы выполнять. Знаешь, как собак тренируют?

— Без понятия, — ответил Тон.

— Им слово говорят, а они его выполняют. Я пока не уверен в точности, что твари будут выполнять каждое моё слово. Надо тренироваться. Отрабатывать навыки.

— Ну на это у нас есть время. Зима, — заметил Тон.

— Да. Вот и попробуем узнать все возможности, — я опять хотел сказать тварей, но поймал взгляд красных глаз. — Не нравится мне, что мы их тварями зовём. Пусть поблагороднее будут. Шакалами. Это звучит куда как мягче. А то предводителей тварей, так и нас в твари запишут. Будем шакалами.

— А тебе не плевать кто как думает?

— Плевать, но не хочу, чтоб название отразилось на нас. Да не смейся ты. Доказано, что если часто говорить человеку, что он никто, то он и станет никем, а внушить, что он герой, так будет доказывать, что достоин этого звания. Как-то так. Вот и мы будем себя звать тварями, так в тварей и превратимся.

— Да уж, падальщиками быть лучше, — возразил Тон.

— Мы и есть падальщики, которые доедают за самыми страшными существами и тащат с помойки хлам. Падать ниже не хочу, — ответил я. И ведь верно, падать некуда. Остаётся вылезать со дна.

Глава 20. Предчувствие

Зима проходила медленно и неспешно, со вкусом табака, копчёного и жареного мяса, рассказах о жизни и тренировки тварей. Эта идея пришла в голову Тону. Мне самому было интересно, как они будут слушаться. Пока я отдавал лишь косвенные приказы, но не прямые. Как ни странно, но я оказался прав: оружие срабатывало. Срабатывало качественно. Шакалы даже не думали нас игнорировать или своевольничать. Я смотрел на это с восхищением. Сила и мощь переростков кузнечиков соседствовала с преданностью, но для этого их не нужно было бояться.

Через какое-то время у Тона зажила нога. Да и сам он избавился от последствий ран. В итоге мы с ним организовали вылазку в овраг. Думали, что там может сможем ещё кого-нибудь спасти. Твари нас сопровождали. Первым делом мы пошли смотреть, кого выкинули в этот раз. Двое парней истекали кровью среди груды трупов и костей. Я даже порадовался, что больше не чувствовал запахов. Ноги противно хлюпали по гнили. Скользили в ней. Гниль, отходы, куски недоеденной человеческой плоти смешивались с грязью и дождевой водой, которая наполняла овраг. И среди этого дерьма лежали двое умирающих. Мы услышали их стоны, хотели подойти поближе, но не успели. Твари их нашли первыми. Миг и стоны прекратились, а наши шакалы прекратили мучения несчастных. Шакалы всё-таки реагировали на страх. Они его не терпели. Или страх служил спусковым механизмом, который заставлял шакалов считать трусов врагами. В этом что-то было логичного. Разве создатель будет бояться своего детища? Нет. Оно будет им восхищаться, даже если детище выйдет из-под контроля и начнёт творить безумства, стараясь сожрать создателя. Но ведь именно создатель был отцом этого монстра, что с трудом теперь поддаётся контролю. Наводящие ужас, но признающие хозяина, который с одобрением бы смотрел на их деятельность, Шакалы стали мне понятны и их действия для меня больше не были чем-то ужасным. Хищник будет драть врагов. Так устроена жизнь.

Найти что-то стоящее в этот раз нам не удалось. Только перепачкались в грязи. Пришлось убираться ни с чем. Ещё и пришлось отмываться в ручье, который из-за дождей напоминал реку, с бурлящим потоком воды. Я поскользнулся. Свалился прямо в ручей. Тело перестало реагировать на холод, поэтому я почти не чувствовал холодную воду. Я лежал в ручье, среди коричневых потоков воды, в которых была примесь песка и земли с окрестных холмов, сверху с силой бил дождь, а я ничего этого не чувствовал и одновременно ощущал жизнь. Вся жизнь состояла из противоречий, когда одно и то же событие я принимал как в качестве добра, так и зла. Этому не было логике. Не было объяснений. Выживать и жить. Плюсы и интерес были в бурной жизни, где каждый день стоил сил и приносил удовлетворение от того, что удалось его пережить и дожить до очередного рассвета. Но это выматывало. Хотелось стабильности. Хотелось, чтоб был дом и тыл, куда можно прийти после рабочего дня и отдохнуть от всех забот. Сейчас я как-то устал жить в дерьме и месить его под ногами. Хотелось чистой кровати, вкусной еды, женского тела под боком. А вместо этого я лежал в холодной воде. Вместо дома меня ждала пещера. Жаловаться на такую жизнь было глупо. Я знавал времена и похуже. Но хотелось большего.