Шальная мельница

Пристыжено опускаю очи, молчу.

– Но есть еще кое-что... Анна.

Невольно вздрагиваю. И снова глаза в глаза.

– Неведомым образом Вы стали мне небезразличны. Днями и ночами напролет я не могу ни о чем думать. Ни о чем, и ни о ком, кроме... Вас. Это, в какой-то мере, - богохульство, ересь, однако... я не ничего поделать, ни-че-го, - внезапно сжал до боли мои руки в своих ладонях (вместе с чертовой платой).
– Я не могу без Вас, Анна! И был бы безумно рад, если бы Ваша душа откликнулась на зов... моей.

Обомлела я от услышанного, глаза округлились. Забыла, как дышать. Дрожу.

– Ну же, Анна. Прошу, не молчите, не рвите мне сердце. Скажите что-нибудь! Ил-ли, просто, кивните - и больше ни в чем, никогда не будете нуждаться! Я позабочусь о Вас, как о самом дорогом, что существует на всей земле.

Внутри заскребли кошки.

– Бауэр... фон Нейман, - сухим, неживым голосом прошептала я.

– Да, моё солнце ясное, - радостно заулыбался тот, еще сильнее приблизившись ко мне.

Растерянный взгляд метаю от глаз к губам, подбирая слова. А внутри уже заживо начинает сжирать меня страх.

– Я безумно признательна, однако...

Застыл, не шевелясь.

– Однако, - решаюсь продолжить.
– Я не могу, - качаю отрицательно головой.
– Вы - человек обета, верно?
– молчит.
– А я - порождение беспамятства. Я не знаю, ни кто я, ни откуда. И, может, - с натяжкой пытаюсь соврать, что-то толковое выдумать, да тщетно, ничего умного в голову не лезет.
– Простите, - стыдливо зажмурила веки, морщусь.
– Я не могу.

Господи, я, действительно.... Не могу. Не хочу. Даже если, возможно, это - самое безумно щедрое предложение для этой вселенной, этого времени, этого общества. И, не скрою, не так дело в религии и обете, как... не хочу. Господи, как же я не хочу обратно в капкан зависимости. Была уже там, нахлебалась сладкого сиропа сполна. Сыта, до тошноты сыта.

Только сейчас и здесь я ощутила всю прелесть и истинный вкус свободы. В бедности, но зато... никому ничего не должен, ничья ты не подстилка, и кому ночами свое тело и душу не должен отдавать... за жалкие подачки со стола... преданности и любви. Не хочу вновь быть дерьмом, об которое... заслуженно вытирают ноги.

– Простите, - резво вырываюсь из его хватки, шаг в сторону.

Не ожидал, а потому и вышло все неуклюже. Тотчас что-то упало на пол и зазвенело. Не реагирую. Плевать, плевать на всё!

Живо бросаюсь к выходу из конюшни и вслепую, куда угодно, лишь бы подальше от этой всей жуткой мерзости...

...

– Анна, Анна, стойте!
– кричит мне вслед Бауэр.

А бежать-то и некуда... уткнулась в ворота двора.

"Хельмута, срочно нужно отыскать Хельмута".

Взгляд около, игнорируя старика. Но вновь - бессмыслица.

– Анна, - громко, отчасти грубо рявкнул мне в лицо Фон-Нейман, отчего я резко перевела на него взгляд. Заледенела.

– Я надеюсь, что сей разговор останется только между нами. Верно?

Пристальный, изучающий мой взгляд ему в лицо, в глаза. И несмело кивнула.

Шепчу:

– Да. Как и то, что я видела Вас тогда на реке. Однако, - внезапно силы нахлынули на меня, подпитываясь отчаянием и возрождающейся дерзостью, словно призрак Ярцева передо мной.
– Прошу, не ищите больше со мной встреч. По крайней мере, не на этой почве. Я не смогу сделать Вас счастливым, даже если бы и захотела. А сейчас... извините.

Уверенный шаг в сторону - и подалась к дому, на пороге которого раздался знакомый голос... моего верного спасителя-Доктора.

***

– Анна, так ты расскажешь, что там было?

– едва слышно шепнула Беата и пристыжено улыбнулась.

Взгляд по сторонам, дабы убедиться, что никто нас не подслушивает, и что Адель занята своим делом, придвинулась я ближе к девушке (вновь приняться перебирать крупу).

– Не это важно, а то... кто он, и почему Вы так убеждали меня его сторониться.

Вздернула бровями Знахарка в удивлении, недовольно скривилась. Шумный вздох.

– Это - тот случай, когда мало у человека отобрать всё, что у него было, дабы дать телу и душе обрести путь праведный. Нрав, хватку - невозможно искоренить худосочными (в его случае) обетами... послушания, бедности и целомудрия. Разные о нем ходят слухи. Но зачем слова, когда и так видно. Будучи полностью частью Ордена, он всё равно умудряется расставлять свои сети по всему Цинтену и его округе. Если за твоим Генрихом ходит добрая слава как о Покровителе Бальги (не знаю, может, дело, конечно, в приближенности к Комтуру), то об этом человеке сложно судить как о набожном и бескорыстном служителе Ордена. Потому то, чем именно ты могла заинтересовать столь... алчного человека, что ему нужно от тебя, пугает не на шутку. Будь осторожна, молю.

– Да что тут думать?
– внезапно гаркнула громко, обличая нас с Беатой, Адель и тотчас с громогласным стуком поставила, взгромоздила таз с водой на стол перед нашими мисками.
– Ясно, как божий день: новая, милая мордашка, сирота, никто не заступиться. Слава дурная: без памяти, да еще немного того. Попользуется - и бросит. Попортит... как не одну уже тут. А там, гляди, снова на реку побежит топиться...

– Снова?
– обомлела я.

– Побойтесь Бога, Адель. Такие речи, да еще о ком?!

– А то Ваши, Беата, лучше. Молчали бы, дуры. А нет, охота языками почесать - вот и чешите по существу, а не все почему да почему. Потому, - резвый лязг - закинула тушку курицы в воду, отчего брызги тотчас полетели на нас. Поморщились.
– Хочешь - играйся, побудешь счастлива и в шелках, сколько там ему... заблагорассудится, а не захочешь - порицания и гонения жди. Не отступится он просто так от своего. Не тот он человек. Ведь иначе никогда бы из низов не дополз до вельможи, а как тевтонцы пришли в его двор - так и до риттербрюдера, состоящего в совете командорства, и главы каммерамта выбился. Думайте, девки, думайте и по делу говорите. А не просто, воду в ступе толчете.

***

– Беата...
– несмело позвала я Знахарку.

– А?
– живо сделала полуоборот ко мне, хотя все еще перевязывает хворого. Взгляд на мгновение в очи...

– Ты думаешь, Адель правду сказала?
– шепчу, тщательно подбираю слова, чтоб не наговорить лишнего при сторонних.

Скривилась в негодовании девушка, неуверенно пожала плечами. Колкий взгляд, украдкой на меня.

– Вполне вероятно. Очень даже... вполне.

Поежилась я от услышанного. Дернулась немного назад.

– И что мне делать?

Смолчала, виновато поджав губы. Закачала головой. Опустила взгляд.

– Не знаю, надо думать. Надо думать...

***

– Фух, Беата. Я уже думаю, что мы больше переживаем, чем есть на то причины.

Криво усмехнулась Знахарка. Погладила несмело меня по макушке.

– Дай Бог, Анна. Дай, Бог.

И снова тяжелый вздох. Взгляд около и снова на девушку.

Едва слышно шепчу:

– Уж лучше бы ты и вправду была бы ведьмой, тогда не так страшно было бы.