Шамабад должен гореть!

Он как-то скуксился, втянул голову в плечи. Буркнул:

— Пропали мы.

— Не пропадем, — сказал я, есть у меня одна идея.

Удивленная Пальма навострила уши и мотала туда-сюда остроносой головой. Мы с Ваней торопливо несли ее на руках. От питомника наш путь лежал к еще не до конца остывшей после вчерашнего бане. Там достаточно тепло, чтобы сука не замерзла. В парной сухо, светло и много места. Но главное — там никто и не подумает ее искать.

— Да не тряси ее так, — шепнул я Белоусу, когда мы несли ее самым коротким путем — в обход здания заставы. — Видишь? Волнуется.

Правда, короткий путь был и самым опасным, потому что шел аккурат под окнами канцелярии.

Ребята из наших побросали все свои дела и встали «на шухер». Стас дежурил в коридоре у входа в канцелярию. Уткин притих под надписью «Застава наша — дом родной», что висела у дверей здания заставы.

Ребята из отделения собачников уже готовили Пальме место в бане, а еще побежали за бинтами, антисептиком, ножницами и другими принадлежностями, которые могли понадобиться при родах.

Мы крались у стенки заставы.

— Тихо, пригнись, — сказал я, когда мы подобрались к распахнутому окну канцелярии.

— Вот зараза! — прошипел Ваня, когда Пальма заволновалась и стала выскальзывать у нас из рук.

В этот момент я молился только об одном — хоть бы не гавкнула.

— Держи, держи ее, — говорил я тихо, когда мы шли под окном на полусогнутых, — смотри, что б не упала, а то брыкается! Вот так, хорошо…

Из окна доносился презабавный разговор:

— Ну, спасибо вам, Анатолий, — довольно говорил Рюмшин, — приятно было познакомиться. Надеюсь, наше знакомство и общение и дальше будут такими же приятными.

— Не сомневаюсь, товарищ капитан.

— Ну… Я пойду.

— Постойте!

— М-м-м-м?

— Скажите, товарищ капитан, вы любите музыку?

— Ну… Как… Как и все…

— А я вот очень люблю. Только современная, весь этот рок-н-ролл мне совсем не нравится. Я советскую классику уважаю. А вы?

— Да… Я в принципе тоже.

— Отлично! Хотите, покажу вам коллекцию моих пластинок?

— Мне казалось, Анатолий, вы торопились…

— Ну… У меня еще есть время. Давайте я покажу вам мой граммофон. Посмотрите, какой он красивый! Считай, антиквариат!

— Ты послушай, как Таран старается, — ухмыльнулся Ваня, когда мы аккуратно пролазили под окошком. — Молодец…

— Тихо ты… Давай быстрее, — поторопил Белоуса я.

— Таран, у меня тоже не так много времени… — Неуверенно ответил шефу особист.

— Я не задержу вас надолго. Вы располагаете к себе, товарищ капитан. Сами понимаете, контингент на заставе очень молодой. Они таким не интересуются. А я, хоть не намного старше, но классику ценю. Да и потом, мне хочется найти с вами общий язык.

— Я хотел посмотреть вашу приболевшую собаку, — напомнил Рюмшин.

— Там ничего серьезного. Да и не убежит она никуда. Вы только посмотрите? У меня тут Утесов, Магамаев, Лариса Мондус! Если вы любите классическую музыку, у меня и Бах найдется. Да и Бетховен где-то завалялся.

— Ну… — Очень громко вздохнул Рюмшин, — давайте я посмотрю.

— Уверен, вы еще и послушать захотите.

— Эм… Ну…

— Давайте, давайте скорее, ребят, — махал нам рукой Сагдиев, — ставший возле бани, мы Пальме все сделали!

Он подержал нам двери в парную, и мы внесли и уложили Пальму на застеленное одеялами место. Собака посмотрела на нас как на ненормальных, но тут же снова принялась вылизываться.

— Пошел первый плод, — решительно сказал Ваня, уставившись на Пальму.

— Рюмшин пошел! — Влетел в баню Стас, — пытается отвязаться от Тарана!

— Сука… — Выругался Белоус.

— Всем оставаться здесь, — выпрямился я, — у бани не мельтешите, не привлекайте внимание. Я щас.

С этими словами я помчался к питомнику. Пришлось даже занырнуть за склад, когда Рюмшин показался во дворе.

— А вон там у нас конюшня, — рассказывал Таран, шедший рядом с особистом, — не хотите осмотреть? Кони у нас красивые, холеные.

— Нет, спасибо, — раздраженно буркнул ему Рюмшин.

— Тогда давайте я покажу вам оружейную. Увидите, какой строгий порядок там царит…

Едва они скрылись из виду, я двинул дальше. Помчался к вольерам, одним прыжком перемахнул через заборчик питомника, подскочил к заданию питомника. Быстро дернул щеколду и открыл дверь Булатова выгула.

— Буля, ко мне!

Пес удивленно спохватился. Смешно заморгал, навострив уши.

— Сегодня ты больная собака! — С этими словами я вцепился ему в ошейник и торопливо вывел наружу. По пути стащил с забора какой-то старый драный поводок, который бросили тут, потому что уже износился. На ходу щелкнул его карабин за кольцо Булатова ошейника.

Вместе мы побежали к комнате, где раньше держали Пальму. Булат при этом удивленно оглядывался и возмущенно порыкивал.

— Не возмущайся! Наших выручать надо! — Бросил я ему на бегу.

Мы заскочили в комнату. Не прошло и минуты, как заскрипела калитка питомника.

— Вот тут мы ее и держим, — раздался приглушенный голос Тарана. — Там ничего серьезного. Клопа сняли. За здоровьем наблюдаем.

— Очень хорошо, — ответил ему Рюмшин холодно.

Когда дверь в комнатку у собачьей кухни распахнулась, мы с Булей глянули на застывших в проеме Тарана с Рюмшиным.

Буля с укором посмотрел на особиста, смешно склонил голову набок.

— Вот… Вот она, наша больная собака, — немного растерявшись, сказал Таран.

Рюмшин недоверчиво уставился на Булата.

— Мы вам сказали, товарищ капитан, ничего серьезного, — пожал плечами я. — Вот, собираюсь собаку выгулять. А то уже часов пять тут сидит.

— Что-то она не выглядит приболевшей, — задумался Рюмшин.

— Уже не выглядит. Выходили, — невозмутимо сказал я.

Рюмшин сделал недовольную физиономию.

— Что ж. Ясно, — он поправил шапку. — Ладно. Пойду.

— Хорошо, провожу вас, — сказал Таран посерьезнев, и напоследок одарил меня благодарным взглядом.