Шесть с половиной ударов в минуту

Но могла ли Умфи, будучи ребёнком, видеть и осознавать некоторые закономерности? Настоятель Магрос, который казался ей просто плохим человеком, на самом деле был… обречённым. У него ничего не было, и он с молодости стремился заполнить эту дыру делом, которым мог бы гордиться и считать значимым. Обвиняя всех вокруг в пустоте души, сам он был весьма тонкой прослойкой с единственной начинкой. Виноваты в этом нравы или его чрезмерное усердие, но дело, которое настоятель так любил, взяло его под контроль. И теперь не Магрос руководил им, а оно руководило Магросом.

Наступили холода. В начале месяца, спустя пару недель после того как выпал первый снег, умерла мама Ланмона. Мальчик тяжело переживал потерю. Он перестал улыбаться, стал реже разговаривать. И энергия, бившая ключом из его молодого тела, как будто тратилась на поддержание внутреннего равновесия, поэтому с тех пор он стал казаться менее живым. Но самое главное отличие заключалось в появлении обиды на окружающий мир. Мальчик отчаянно пытался найти причину случившегося. В его задумчивом взгляде часто читались напряжённые попытки докопаться до истины, будто он решал в уме сложную задачку. Но ответ всё не находился. И виноватого не было. И тогда Ланмон начал злиться на мир за то, что потерял маму. Умфи пыталась объяснить ему, что их матери были всего лишь людьми, а людям свойственно умирать. Так случается. Но мальчик не желал слушать.

– Ты просто не любила свою маму, как я любил свою!
– бросал он в ответ.

Умфи слушала его и видела перед собой кровать и снедаемую лихорадкой женщину на ней. Она гладила трясущейся рукой совсем крохотную девочку по голове и говорила, что хочет поспать. Малышка спрашивала, правда ли, что мама умрёт. В голосе не было печали – лишь непонимание, зачем эта смерть вообще нужна. Отец, стоявший тут же, подтвердил, что мама заснёт навсегда. Женщина добавила, что это будет приятный сон, самый сладостный из всех. Она хотела утешить ребёнка и выразить неодобрение по отношению к прямолинейности её отца. И в голосе матери отчётливо проступало презрение к Сайтроми. Женщина передавала ему дочь лишь потому, что не было иного выбора спасти её.

– Это всё Она виновата! – восклицал Ланмон.

Она… Мальчик переключил свою тихую ярость на Терпящую. И его отношение к Ней стало слишком заметным. Почти каждый раз, когда Магрос возносил похвалы Ей, Ланмон хмурился. Один раз он даже вступил с настоятелем в спор. Когда подслеповатый мужчина распинался о том, что люди должны выполнять обещания, в особенности данные Ей, твёрдый мальчишеский голосок перебил его:

– Но Она Сама не выполняет обещаний!

Магрос посмотрел на Ланмона с раздражением.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что Она требует от нас того, что не может Сама!

Дети замерли в ожидании неприятностей. Мальчик слева от Умфи был зол и не мог остановиться. Ему не терпелось излить своё разочарование и досаду.

– Моя мама всегда читала молитвы и возносила Терпящую. Она была ревностной… ну… молельщицей. Делала всё во славу Её. А Та даже не позаботилась о ней! – смело выпалил Ланмон.

Магрос отреагировал на удивление спокойно.

– Она призвала твою мать к Себе. Это подарок судьбы. Твоя мама хотела бы этого.

– Моя мама не хотела умирать.

– Но она хотела попасть к Ней. И вот её желание сбылось. Где тут несправедливость? Терпящая выполнила Своё обещание перед твоей мамой.

Ланмон сердито засопел. Слова настоятеля не убедили его.

– Я помню, как она плакала, - рассказывал мальчик своей подруге. – Как она сжимала руку моего отца и говорила, что хочет остаться с нами ещё немного. И мы с отцом молили Терпящую не забирать маму сейчас. Неужели так сложно дать нам чуть больше времени? Какая Ей-то разница, когда моя мама окажется с Ней?

– Может, у Неё там, за пределами мира, плохо слышны наши молитвы, - предположила Умфи. – Наверное, через стенку Песочных Часов трудно разобрать, кто и что просит.

Но и это не убедило его. Ланмон отвергал все оправдания. Прими он их, и ему некого будет обвинять. А если мальчик перестанет обвинять, это будет означать, что он смирился со смертью матери, а для него это равносильно тому, чтобы забыть её.

Через тройку дней после спора мальчик отказался читать молитву. Предостережения и угрозы Магроса не подействовали. Настоятель наказал Ланмона, заставив его всю неделю прибирать в церкви. Но и после этого мальчик не желал повторять семистишья. Умфи не могла решить, поддержать его и тоже не читать молитвы или посоветовать притворяться. Потом уже она поняла, что Ланмон просто не мог вести себя иначе. Он был эмоциональным мальчиком, который всё воспринимал очень близко к сердцу. Он не мог натянуть на себя подобострастную улыбку и сделать вид, что в его жизни ничего не случилось. Глядя на его борьбу с жестокой реальностью, пусть и бесполезную, Умфи ощущала себя… неправильной. Смерть своей матери она восприняла слишком спокойно. А что касается отца… Девочка скучала по нему, но знала, что тот не умер. Он просто был изгнан на Нижний этаж. Но Сайтроми вернётся, рано или поздно. Нужно было просто дождаться его.

Ситуация обострилась, когда Ланмон перестал ходить в церковь. Настоятель беседовал с его отцом, но даже тому не удавалось повлиять на мальчика. Очевидно, мужчина также был подавлен смертью жены и не особо интересовался, соблюдает его сын наставления Магроса или нет. Ланмон обещал посещать церковь время от времени, но вместо этого убегал на кладбище и сидел там половину дня. Пару раз Умфи сама пропускала чтение проповедей, благодаря чему и узнала, где прятался её друг. Девочке очень хотелось как-то утешить его, но она не умела этого. И ей оставалось быть рядом и слушать жалобы и слёзы мальчика.

– Магрос делает вид, что ему всё равно. Но он ждёт твоего возвращения, – предупредила Умфи.
– Я уверена в этом.

– Я знаю, - пробубнил мальчик. – Он разговаривал с моим отцом. Сказал, что моя нелюбовь к Терпящей… как это он назвал? Притягивает неприятности. У соседей умерла собака. А ещё морозы сильные. Не такие, какими они должны быть. Ещё что-то. Он говорит, это только начало. Говорит, Терпящая всегда знает, когда кто-то плохо о Ней отзывается.

– Все люди не могут любить Её. Обязательно найдутся те, кто будет верить во что-то другое.

– Да. Но Магрос говорит, у нас чистое поселение. Ну… - Ланмон замялся, подбирая слова. – Нас тут мало. И все жители любят Её. А я, как паршивая овца, привлекаю внимание.

– Глупости! – воскликнула девочка с возмущением. – Как вообще можно по-настоящему любить невидимое существо, которое так далеко от тебя, что ты и не знаешь наверняка, есть оно там или нет!

Мальчик выглядел расстроенным. Его что-то мучило, буквально грызло изнутри.

– Мой отец подумывает переехать. Говорит, жить тут становится тяжело. Из-за… мамы. И из-за давления других людей.

Умфи ободряюще похлопала его по плечу (видела, как другие так делают). Она одновременно хотела, чтобы её друг спасся из этого ужасного поселения, и не желала этого всем сердцем. Ведь тогда ей снова придётся остаться одной. Все воспоминания Умфи о жизни в этом городке связаны именно с Ланманом и церковью. Она почти не запомнила, какие люди окружали её в приюте, что за воспитатели там были, чем кормили детей, кто жил в поселении, сколько всего там было домов, какие здания располагались на территории, чем занималась большая часть населения, и всё остальное. Это было фоном, тусклым, сливающимся в одну неразборчивую линию. Всё, кроме Ланмона, Магроса, церкви и детей в ней.