Сибирский папа

– Ты будешь доедать? – спросила я Гену.

– А т-ты? – почему-то заикаясь, ответил он вопросом.

– Я – да. А потом поеду писать заявление в полицию, хотя это совершенно бесполезно. Они отвезли Йорика к нему домой, я совершенно в этом уверена. И в принципе никакого преступления в этом нет. А я еще должна буду всем доказать, что я его сестра.

– Ты такая спокойная… – с каким-то сложным выражением протянул Гена. Больше всего это выражение было похоже на ужас. И немного – на восхищение.

А тут и Кащей нарисовался. Подлетел, раздул ноздри, откинул волосы, попробовал меня обнять… Я уже успела про себя что-то понять за эти дни. Я никогда раньше не целовалась, только представляла это. И представляла как-то по-другому, если честно. К Кащею меня потянуло невероятно, не знаю, что именно удержало меня от того, чтобы переступить крайнюю черту. Сомнение в нем? Некоторые странности его поведения? Или воспитание? Я не помню, чтобы родители внушали мне: «Не спи с кем попало!» Но это как-то следовало само собой из всего, что я смогла узнать от них о жизни за двадцать лет.

С кем попало… Я взглянула на Кащея. Это ведь я подумала сейчас. Мысль мгновенно пронеслась, оформилась в слова. Кащей, который был мне вчера так близок, ближе всех на свете – на мгновение, которое длилось бесконечно… И закончилось. На то оно и мгновение.

А я успела понять про себя за эти невероятно длинные два дня – мне не нравится, когда со мной обращаются, как с вещью. Хотят – обнимают, хотят – отставляют в сторону. Я отвела его руку и твердо, спокойно сказала:

– Не надо, Володя.

– Хм… – Кащей ничуть не растерялся, сощурился, похмыкал, потом, пританцовывая, подошел с другой стороны, снова размахнулся, чтобы широко обнять меня, как длиннющим ощипанным крылом, своей костлявой рукой.

Я посмотрела ему в глаза. И не поймала взгляд. Прячет глаза Кащей. Конечно, бегая между трех женщин, лучше в глаза ни одной из них не смотреть. Слишком сильное волевое усилие требуется. Словами врать гораздо легче.

– Мария… гм… если ты там что-то услышала… Это моя подруга, она мне помогает… гм… в одном проекте…

– А вторая? В другом?

– Ну да! – Кащей тут же подхватил мой иронический тон, думая, что я шучу.

– Володь… Давай об этом потом, ладно? У меня был страшно тяжелый день. Сейчас мне надо поехать в полицию.

– Нам – надо! – кивнул он.

Я пожала плечами. С одной стороны – какой от них смысл, что от Гены, что от Кащея. С другой – я на самом деле сейчас не одна. Оба они требуют от меня каких-то лишних слов, душевных усилий, оба меня раздражают. Но… одной мне было бы, наверное, еще тяжелее.

– Маняша… – Растерянный Вадик неожиданно появился на моем экране в режиме видеозвонка, забыв, вероятно, что я совершенно не выношу такого общения.

У Вадика лицо было кривое, как будто опухшее, синевато-зеленое, глаза, понятное дело, смотрели куда-то вниз, поскольку он держал телефон в руке и меньше всего сейчас думал о том, как он выглядит в мониторе.

– Да, папа.

– Дочка, тут такое дело… На следующий рейс нас не сажают. Вот Валя подъезжает уже, а билетов на последний рейс нет. Или с пересадкой лететь, но это намного дольше, или ждать самый ранний утренний рейс. А он в пять сорок пять… Бывает ночной, но сегодня почему-то его нет…

Я вдруг поняла, что Вадик сидит в аэропорту уже полдня и ни разу не пожаловался, не стал ныть. Сидит и волнуется обо мне. И еще о Вале, которая зачем-то взяла такси, которым никогда не пользуется, предпочитая быстрый и надежный общественный транспорт, если нельзя поехать на своей машине.

Я отошла в сторону и вкратце рассказала папе о странной истории, которая только что произошла в ресторане.

– Надо было мне без Вали лететь! Эх…

«Ну куда же ты без своей Вали!..» – сказал внутри меня кто-то маленький, жалкий и противный. Но я повторять этого не стала.

– Поеду в полицию, – вместо этого сказала я.

– Давай, только осторожно, ведь у тебя совсем поздно уже. А зачем этим людям мальчик?

Я не успела ничего объяснить Вадику, у меня выключился телефон, который давно надо было поставить на зарядку.

В полиции, куда мы пошли все-таки втроем, нам долго не открывали, света в двухэтажном здании не было, кроме одного окна на первом этаже. Потом дежурный спросил по громкой связи:

– Чё хотели-то?

– Написать заявление о похищении человека.

Дежурный выругался и открыл дверь.

– Завтра можно было это сделать, всё равно сейчас никого нет.

В дежурной части ужасающе пахло – смесью нездорового дыхания, грязных тел, табачного дыма, перегара, еще чего-то, сладковатого и муторного. Стараясь глубоко не дышать, я быстро написала на бланке заявление о том, что моего сводного брата средь бела дня увезли незнакомые люди. Дежурный прочитал, хмыкнул, внимательнее посмотрел на меня.

– Что, дочь Сергеева?

В этом не самом большом сибирском городе моего отца знали и бандиты, и начальники, и стражи порядка, что не могло не настораживать.

– А фамилия почему другая?

Кащей, который зашел вместе со мной, вдруг стал заискивающе улыбаться и кивать, как будто соглашаясь с дежурным капитаном, хотя тот задал самый обычный вопрос.

– Так записали при рождении, – спокойно ответила я, понимая, что совершенно не обязана ему отвечать. Я же не спрашиваю его, чья у него фамилия – папина или мамина. И речь сейчас не о моей фамилии.

Гена, зашедший за Кащеем и маячивший сбоку, стал краснеть. Бедный Гена просто угорел за эти дни, но мне в этот момент было совсем не до него. Я как-то вдруг так устала. Больше всего мне хотелось лечь или хотя бы сесть куда-нибудь. И не отвечать больше ни на какие вопросы, временно. От постоянной несуразицы и невозможности происходящего я устала больше, чем от переживаний. Когда люди пытаются делать вид, что белое это черное, а Земля крутится в другую сторону или вовсе плоская, то непонятно, как с ними разговаривать.

– Вас не смущает, что украли ребенка? – все-таки спросила я капитана.

Он помахал из-за стекла моим заявлением.

– Можете записать номер.

– Какой номер? – не поняла я.

– Номер вашего заявления. Всё оформлено. Что еще надо?

– Нет, ничего не надо.

Мне в принципе ничего ни от кого из присутствующих не надо. Я хочу жить в таком мире, где не взрываются машины, не крадут детей, не живут открыто с двумя женщинами одновременно, не врут третьей, в мире, где все понятно и правильно. Но чтобы жить в таком мире, надо быть бабочкой. И не залетать в сад, где бегает малыш с сачком. Иначе твой единственный день в прекрасном мире цветов и солнечных лучей закончится раньше времени.