Сигнал бедствия

– Я Вас понимаю, - Корнелиус снисходительно улыбнулся, - Не часто представляется возможность свести знакомство с номинантом на Нобелевскую премию. Хотя я живу уединенно, мисс Васкес я почти ни в чем не могу отказать. Что читали из моего?

– Да так, кое-что, - уклончиво ответил Рожин, чувствуя себя полным болваном, - Знаете, у меня тут одно дело к доктору Клаусу...

– Кстати, Вы пробовали нунавутский коньяк?
– вдруг спросил Корнелиус, - Один поклонник с Земли прислал.

***

– Я понял, что Вам надо подлечиться, - добродушно заметил Корнелиус, - Можно еще по одной, если хотите. Но я бы не особо советовал. Так на чем мы остановились?

Изнутри вигвам писателя-аскета выглядел как жилище богатого алкоголика. Под ногами катались и сталкивались пустые бутылки. На неубранной постели тут и там валялись очень приличного вида комм-панели для ручного ввода. Номинант на Нобелевку писал по старинке, руками, прямо как Паланик или госпожа Трамп. В вигваме Корнелиуса пахло архаикой и нунавутским коньяком.

'Хоть и зазнайка, а неплохой же мужик' - расслабленно подумал Рожин. Мир вокруг на глазах становился ярче, добрее и гуманнее.

– Обсуждали, какие невероятные усилия приходится прилагать, чтобы создать мир, где никто не напрягается.

– Я как раз подробно отвечаю на этот вопрос в своем последнем романе, - покивал Корнелиус, - Главные препятствия для начала жизни в гармонии с миром и своими желаниями - не внешние, а внутренние. Знаете, что забавно?

Писатель солидно вкусно хохотнул.

– Я там как утопию описываю реальную историю общины, которую по сформулированным мною принципам создает здесь Патти. Представляю, как вытянутся лица у скептиков, когда однажды правда выйдет наружу, и они узнают, что я живописал не мечту, а о реальность!

– Про формиков и Элиса Вы там тоже пишете?
– не сдержался Рожин, очень уж Корнелиус выглядел довольным собой.

Улыбка писателя слегка поблекла, он нахмурился.

– Знаете, Рожен, у французского писателя Анатоля Франса есть роман. Там некий священник сослепу покрестил пингвинов. Увидел как через мутное стекло дикарей-малоросликов и, проникнувшись жалостью к их отверженности, немедленно приступил к таинству. Господь решил этот казус, превратив их в людей. А дальше они стали друг друга убивать, угнетать, пытать и мучить.

– Ну и какая мораль?
– поинтересовался Рожин, - Не надо крестить пингвинов? Или не следует превращать их в людей?

– В первую очередь, нужно хорошо подумать, прежде чем делать резкие движения, - объяснил Корнелиус, - Какими бы добрыми намерениями эти действия не диктовались. Талейран, Ваш, мсье Рожен, компатриот, в своих мемуарах писал: 'Не поддавайтесь первому побуждению, ибо оно, как правило, благородно'.

Корнелиус хмыкнул.

– Князь Беневентский, конечно, циник и негодяй, и если кого-то не предал, то просто не нашел в том выгоды. Но это его бонмо - не цинизм и не негодяйство, а одно из самых человеколюбивых высказываний, что мне известны. Слишком много несчастий в истории начались с необдуманных глупостей прекраснодушных идиотов.

Писатель поставил чашку, еще источающую аромат коньяка, на пол.

– Формики созданы для служения людям. Это данность. Не надо нарушать естественный ход событий, - вещал Корнелиус, явно довольный возможностью надуть в уши новому человеку.

– Что Вы имеете в виду? Кем созданы? Господом богом?
– вцепился в последние слова Серж.

Корнелиус прищурился, наклонив голову.

– А Вы веруете в Высшее существо?

– Нет.

– Зря. Но тут другая история.

Корнелиус махнул рукой в сторону выхода, где колыхалась легкая дневная занавеска.

– Смотрите, мсье - вся планета тропическое болото, царство болезнетворных испарений, кровожадных чудищ и ядовитых гадов. И только здесь - светлый, прозрачный лес, свежий воздух, никаких хищников, минимум насекомых, множество съедобных растений, мягкий климат. Просто идеальный курорт. Вам не кажется, что все это не может быть, так сказать, самозародившимся?

– Вы считаете, что кто-то это целенаправленно сотворил? Какая-то разумная раса?
– догадался Серж.

– Да, - просто ответил писатель и улыбнулся.

– Кто именно? Краксы, афродитяне, пауки с Арахны?

– Нет-нет, - Корнелиус пренебрежительно махнул рукой, - Краксы и иже с ними - новые расы. Они в космос вышли примерно одновременно с людьми. А тут - явно работа на тысячи лет.

– А для кого это все?
– Серж не мог и не хотел останавливаться, - Для формиков?

– Нет, конечно! - Корнелиус рассмеялся, - Формики - часть рая. Они строят жилища, явно предназначенные не для них, заготавливают еду и материалы, пригодные для разумных рас. Я, вообще, подозреваю, что мы раскрыли только часть их полезных функций. Эти неведомые ребята создавали курорт для себя!

Корнелиус тоненько захихикал.

– Я подозреваю, - заговорщически прошептал он Рожину, - что это была какая-то весьма технологическая цивилизация. Перегруженная машинерией еще больше, чем наша. А лужайка с ромашками, данная нам в ощущениях, - писатель неопределенно махнул кирпичного цвета рукой, - это их истерический вопль после того, как они нажрались своего полимерно-металлического комфорта досыта. Это идеи их Торо и их Корнелиусов, только реализованные на совсем другом уровне технологий.

Номинант на Нобелевку гордо выпрямился.

– Однажды, когда будет можно, я открою миру эту поразительную историю, подтверждающие правоту моих идей о возвращению к природе!... Ну а пока, - в одно мгновение на глазах Сержа живой монумент вдруг опять превратился в хитренького хорошо устроившегося мужчину под шестьдесят, - я тут пишу с натуры сказочки. А читатели спорят, правдоподобны мои повести или нет.

Корнелиус опять засмеялся, но уже от души, широко раскрыв рот и развернув легкие.

– А ну как формики поймут, что люди - самозванцы?
– усомнился Рожин.

– Ну почему самозванцы-то?
– Корнелиус лучился отеческим снисхождением, - Случились в некой стране война, мор, глад. Прежний барон помер, а наследники не объявились. Крестьяне остались бесхозные. И вот приходит банда молодцов. Главарь говорит: 'Я теперь ваш барон'. Он самозванец?

Писатель поднял проспиртованный коричневый палец.

– Если берет, что считает нужным, и ему не перечат, и может оградить свое баронство от внешних сил - так он барон и есть.