Сирийский рубеж 2

О пассажирах на борту я не сказал. На всю Сирию говорить, на чём летит советский генерал не стоит. И его подставим, и сами станем мишенью.

— Духур-контроль, 202-й, «точку» наблюдаю. Место посадки подскажите, — запросил я у дежурной смены на арабском.

— В район первой рулёжки. Оттуда руление на стоянку.

При первом взгляде на лётное поле очень сложно понять, на какую именно стоянку. На базе много МиГ-23, Су-22 и несколько «ветеранов» МиГ-21.

И где в самом конце имеется угол с мирно стоящими Ми-24 и парой Ми-8. Но охраны у этих вертолётов многовато.

— 10-й, посадку за мной рассчитывайте, — дал я команду Хачатряну.

— Понял. «Точку» тоже наблюдаю, — ответил в эфир Рубен.

Как только вертолёт коснулся бетонной поверхности рулёжки, меня вновь позвал Чагаев.

— Пускай диспетчер доложит, что прибыла делегация из Мезза, — сказал генерал и вышел в грузовую кабину.

Надо так надо.

Я произнёс в эфир ту информацию, о которой сказал генерал. Было недолгое молчание, а затем диспетчер активизировался.

— Сейчас. Уже. Всё организованно, — затараторил он.

На стоянке нас встретил один из сирийских техников и показал место для выключения. Следом зарулили и наши вертолёты сопровождения.

Как только винты остановились, пассажиры начали выходить. И тут как раз подоспел и кортеж из японских и английских внедорожников.

Я к этому времени вышел из кабины экипажа и смог услышать, как встречают нашего генерала.

— Мы вас ждали в Тейсаре, — улыбался Чагаеву сирийский генерал.

— Только вы сами не в Тейсаре, — сказал Василий Трофимович.

— Ну не будем об этом, мой друг. Прошу вас, — предложил сирийский военачальник Чагаеву пройти к машинам.

Делегация уехала в направлении нескольких зданий, расположенных за арочными укрытиями. Мы же остались на жаре. И ведь от вертолёта не отойти.

База незнакомая, а значит можно потом чего-нибудь недосчитаться на борту по прилёту. Особенно это касается Ми-28, у которых боевая зарядка с мощными управляемыми ракетами и блоками НАР. И как раз с ними случился конфликт.

Пока я снимал с себя снаряжение, рядом с Ми-28 Хачатряна прибавилось людей. Двое сирийцев что-то показывали и рассказывали моим подчинённым. А горячие парни Рубен и Рашид жестикулировали весьма размашисто.

— Саныч, там что-то намечается, — сказал мне Кеша, когда я сидел на стремянке грузовой кабины.

Рубен только что показал дулю сирийцу.

— Международный спор? — улыбнулся я.

И после моих слов Рашид оттолкнул одного из сирийцев.

— Не-а. Там международный конфликт, — ответил я и направился в гущу событий.

Рядом с Ми-28 спор разгорелся не на шутку. Особенно были хороши два сирийца.

— Эй! Не надо мне говорить, что я неправильно по-русски говорю. Меня казахи учили. Они русский хорошо знают, — возмущался один из местных.

— Слышишь, я тебе говорю, значит так оно и есть. Как тебя мог казах учить русскому? — спрашивал у него Рубен.

— Очень просто. Это же легче «вспотевшей картошки», — отвечал ему другой сириец.

— Эй, кто тебя учил таким пословицам?! «Паренная репа» говорят, а не картошка! — добавлял масла в огонь Рашид.

Только два сирийца могут так неправильно говорить наши пословицы.

— Хачатрян и Ибрагимов, спокойствие! — громко сказал я.

Все повернулись в мою сторону. В этот момент сирийцы обрадовались моему появлению. Те самые братья Аси и Диси во всей красе.

— Аль-каид Искандер! Вы будто… этот… «легковес на похоронах», — улыбался мне Асил.

Его брат хлопнул себя по лбу, а Рашид с Рубеном зацокали.

— Надо говорить «лёгок на перине», — поправил его Хачатрян.

Мда! Ещё кого нужно учить поговоркам.

Двое сирийских братьев тепло меня поприветствовали и рассказали, что происходит у них в данный момент.

— Армия отступает. Предателей всё больше и больше. И чем дальше, тем меньше остаётся генералов и офицеров, верных Верховному главнокомандующему, — объяснил Диси.

Братья сегодня летали в сторону Идлиба на прикрытие эвакуации сбитого лётчика. Итог — чуть было сами не остались там. Ещё лётчик в плен попал.

— А там участь его незавидная, — покачал Асил головой.

— И что делают? В яму сажают? — поинтересовался Ибрагимов.

— Брат, тут не яма. Это ж гражданская война. Пытки, издевательства и… дальше не хочу говорить, — добавил Рубен, а сирийцы закивали в этот момент.

— Живым не возвращают. Ещё и на камеру снимают. Всё, как и у вас в Афганистане было, — ответил Аси.

Вот так и вчерашние братья по оружию. Наверняка такие зверства на совести душманов. Но тогда почему бывшие солдаты сирийской армии это позволяют?

— А чего тогда армия отступает? — спросил я, на что Диси развёл руками.

— Я порой сам не понимаю приказов. Может с вашей помощью, что-то да изменится.

И почему все всегда на кого-то надеются? Согласен, что наши солдаты в Сирии выполняют приказ и всегда помогут. Но просто взять и воевать вместо вооруженных сил, только потому что Асад — наш друг, неправильно в корне.

— При всём уважении, Джанаб, но мы не можем быть сирийцами больше, чем сами сирийцы.

— Да уже то, что вы и ваш командующий здесь — хорошо.

Вдалеке показался тот самый кортеж машин, который вёз Чагаева. Не так уж и долго он находился в Абу-Духур. И это наводит на мысль, что разговора не вышло.

Я показал Рубену и Рашиду, что нужно занимать места в кабинах. Машины ехали быстро, поэтому и нам нужно было торопиться с запуском.

Попрощавшись с братьями, я вернулся к Ми-8 и стал ждать команды генерала на запуск. Кеша передал мне снаряжение, которое я быстро надел, пока машины подъезжали к вертолёту.

— Запускайтесь, Клюковкин, — крикнул мне полковник из «свиты» генерала, выйдя из машины.

Сам же Чагаев вышел из машины с весьма недовольным лицом. Не доходя до вертолёта, он успел обменяться мнениями с одним из своих помощников и тем самым сирийским коллегой, который его встречал.

— Это не война, Муниб. Если армия отступает, это нужно признать и работать. Но вы же докладываете совершенно другое, — услышал я фразу Чагаева.

— А что вы от нас хотите?! Повальное дезертирство, недовольство и предательство. Не знаешь откуда и ждать удар, — развёл руками сириец.