Сирийский рубеж 2

Чем ближе к морю, тем плотность домов и населённых пунктов в Латакии увеличивается. Уже и ближайший к аэродрому крупный город Джебла виден.

Севернее его и сам аэродром. У меня даже в душе немного сжалось от предвкушения посадки. Казалось, только вчера был в Хмеймиме. А теперь это уже другая жизнь.

— 201-й, 2-му, — запросил я Тобольского, который летел на установленном интервале от нас.

— Ответил, 2-й.

— Точку наблюдаю. Выполняю осмотр, — доложил я.

Серая полоска аэродрома была прямо перед нами. Никакого воздействия с земли никто не ждал, но «для приличия» лучше облёт сделать.

— Влево пошли, 10-й, — дал я команду Хачатряну.

— Справа на месте.

Отклонил ручку управления влево, снижаясь к самой земле. Кроны редких деревьев вот-вот коснуться колёс.

— Вывели, — проговорил я про себя, выравнивая вертолёт.

Пролетели рядом с одноимённой деревней Хмеймим. Пока жители «встречать» не выходят, но местные машины останавливаются.

— Вот дорога. Здесь наверняка поставят КПП, — сказал я по внутренней связи.

— Тут пока чистое поле. Охраны придётся много нагнать, — ответил мне Кеша.

Мы только что пролетели над въездом на аэродром и ведущей к нему грунтовой дорогой. Полоса сверху кажется уже достроенной.

Но ни одного рабочего не видно. Техника то на полосе, то рядом с полосой. Несколько зданий рядом. С виду либо брошенные, либо недостроенные.

— 10-й роспуск. Я над полосой пройду. Ты — на северной части.

— Понял. Вправо ухожу, — ответил Рубен.

В правом зеркале я увидел, как уходит в сторону Хачатрян. Крен старший лейтенант заложил большой. Такой, что и траву может «подстричь» несущим винтом.

— Ближе к полосе, — проговорил я, «прижимаясь» к бетону.

В стороны полетела пыль, трава, камни — всё, что было на полосе и требовало уборки.

Маркировка нарисована, а вот светотехники никакой. Ещё и локации нет. Зато уже есть, где выложили квадраты площадок из плит К-1Д. Видимо, из Союза успели передать местным строителям, чтобы положили.

Но самая основная проблема — кроме КДП и ещё пары строений, ничего.

— 201-й, 2-му, осмотр выполнил, — доложил я в эфир, выполняя «горку».

— Понял. Точку наблюдаем. Садимся на полосу.

И вся «линейка» винтокрылых машин начала заходить на посадку, разметая пыль и камни.

Следом произвели посадку и мы с Хачатряном. Нас уже встречал один из техников, показывая, куда и как зарулить.

— С прибытием, Иннокентий Джонридович! — поздравил я Кешу, как только мы начали выключаться.

Петров молчал. Как только пыль осела и несущий винт остановился, я открыл кабину. Спрыгнув на бетонную поверхность, ощутил то самое дежавю.

Одно плохо — нет «ни шиша».

— С прибытием! Как полёт? — поприветствовал меня техник Акимович, протягивая… журнал.

Аэродром ещё не появился в Хмеймиме, зато журналы тут как тут.

— Акимыч, мы без «бумажки» никак? — спросил я, снимая шлем и взяв журнал подготовки вертолёта.

Сокращённо — ЖПВ. Ассоциацию у большинства данный документ вызывает соответствующую.

— ЖПВ — вещь! Всегда с тобой, но когда надо — где-то «в про…езде».

После подписи в журнале, я осмотрелся вокруг. Инфраструктуры нет. Вообще нет! Есть пара топливозаправщиков. Какие-то вагончики, напоминающие будущие «кимбы» и несколько палаток. Как раз рядом с ними уже был командир полка.

Его жестикуляция говорила сама за себя.

— Бунтов недоволен, — подошёл ко мне Акимович, показывая в сторону палаток.

Леонид Викторович, если судить по жестам, обещал одному из военных что-то куда-то «закрутить».

— Не-а. Он показывает, как надо правильно делать, — предположил Кеша.

Бунтов в это время бил по кулаку сверху ладонью.

— Думаю, что он предлагает парню пройти внеочередную колоноскопию, — сказал я.

— А это как? — спросил Кеша.

— Это неприятно. Совсем неприятно.

Постепенно личный состав распределился по объектам. Десантники, которые тоже прибыли на вертолётах, стали выставлять охранение.

Техсостав уже готовил вертолёты к повторному вылету. А мы в это время осматривали территорию рядом со стоянкой.

Я шёл рядом с Тобольским, который иронично улыбался, наблюдая за сирийцами. Местные рабочие угоняли технику с полосы, пытаясь при этом еще, убрать камни с бетона.

— Итак, что мы имеем, — произнёс Олег Игоревич, когда мы остановились рядом с двумя большими палатками.

Комэска внимательно посмотрел на само жилище, а затем и на огромный валун железных конструкций рядом со входом. Это были части от армейских железных кроватей.

— Геморрой, — ответил я.

— Так точно. Как обычно, всё будем делать сами, — ответил Тобольский, взяв из кучи металла дужку от кровати.

Мы с ним прошлись в здание командно-диспетчерского пункта. Здесь уже шла работа по обустройству своих рабочих мест. Пока поднялись на самый верх, Игоревич чуть ноги не сломал. Камней, строительного мусора и побитых стёкол было много.

Мы поднялись в зал управления, где должна была находиться группа руководства полётами. Тобольский, как воспитанный человек, решил сначала постучаться.

— Разреши… етить-колотить! — выругался Тобольский, чуть не споткнувшись на входе.

— У нас всегда открыто. Добрый день! — встретил нас худой и высокий парень в техническом комбинезоне.

Правда расцветка не песочная, как у нас, а камуфлированная. Та самая расцветка «бутан», которая вскоре должна была стать основным цветом лётно-технического обмундирования.

Парня звали весьма лаконично: Владимир Владимирович.

— Фамилия моя — Шохин. Звание — майор. Я на этом аэродроме теперь руководитель полётами.

Мы поочерёдно представились и пожали РП руку. С ним были ещё двое помощников, которые вместе со связистом обустраивали рабочие места. А точнее, просто ставили на столы небольшие индикаторы радиотехнической системы ближней навигации.

На стене висела карта Сирии, а также несколько плакатов с дополнительной информации.

Обзор лётного поля был хорошим. Особенно через те панорамные окна, в которых были разбиты стёкла.