Сирийский рубеж 2

Детали операции решено было обсудить завтра. Закончив собрание, Тобольский подозвал меня и попросил выйти.

— Что-то случилось? — спросил я, когда мы отошли в курилку.

— Не то чтобы страшное, но мне непонятное. Ты в высадке десанта участвовать не будешь. Приказ командующего.

Интересно девки пляшут! Решение не то, что непонятное. Как можно оставить за бортом задачи опытного лётчика, когда большинство будут впервые участвовать в столь крупной операции?!

— Вы уверены, что так решил Чагаев? — спросил я.

— Лично у него не спрашивал, но проводивший совещание полковник довёл до меня именно это указание, — ответил Тобольский.

— И вы с ним согласились, Олег Игоревич?!

— Сань, я пока ещё в трезвом уме. Пришлось этого Мудина… или Мулина переубеждать.

Фамилия оказалась мне знакомой. Тот самый полковник, который пытался освободить наш вертолёт от ящиков. Ещё и в кабине экипажа права качал.

— Но не переубедили, верно?

— Так точно. Зато мы с Бунтовым этот вопрос обговорили. Ты будешь в поисково-спасательном экипаже.

Глава 20

Новость об отстранении меня от операции мне видится из разряда «какого хрена». Насколько же надо поставить личные обиды выше общего дела, чтоб так поступить. Тем более что правда в разговоре с Мулиным была на моей стороне.

— Что думаешь по этому поводу, Саныч? — спросил у меня Тобольский, присаживаясь на скамью в курилке.

— А что тут думать. ПСО так ПСО, — ответил я, разглядывая появляющиеся на небосклоне звёзды в ночном сирийском небе.

Роль командира экипажа ПСО мне давно не доводилось исполнять. Работа ответственная, но есть небольшой «червячок» внутри, что меня от важного дела отодвинули из-за личной неприязни.

— Думал, что ты отреагируешь менее сдержанно, — улыбнулся Тобольский.

— Олег Игоревич, приказы в армии не обсуждаются. Если надо страховать всех в ПСО, значит так и будет.

— Думаю, молодёжи так будет даже спокойнее. Напомни, сколько у тебя успешных эвакуаций? — спросил Тобольский.

— Не веду подобной статистики.

— Ну и не нужно. Кстати, кого возьмёшь в эвакуационную группу? Спецназа у нас здесь нет. Только «начпрыг» и с ним два парашютиста.

Прекрасно! Ещё и нет достаточного количества представителей парашютно-десантной службы.

— То есть, товарищ полковник Мулин предусмотрел оставить на базе майора Клюковкина, а про обеспечение поиском и спасанием экипажей ему думать западло? — уточнил я.

Тобольский покачал головой.

— Этот Мудилин… тьфу, Мулин. Вечно путаю. Этот товарищ полковник ограничился общими фразами и распоряжениями — «организовать», «обеспечить», «под нашу ответственность», «немедленный доклад о выполнении». У меня вообще сложилось мнение, что он не отдаёт себе отчёт, что это не учения или какие-то манёвры на нашей территории.

— А нам теперь с вами, Игоревич, расхлёбывать, так?

Комэска докурил сигарету и затушил окурок. По лицу Тобольского было видно, что он в больших раздумьях.

— Мы не знаем, где будут сирийские войска, а где противник. Порядок связи и управления какой-то странный. Наших авианаводчиков в боевых порядках нет. Мы слишком торопимся, — махнул рукой Олег Игоревич.

— А что командующий?

— Он убыл вечером на южное направление. Там в районе Даръа идут бои. Вроде как Василий Трофимович убыл на переговоры с мятежниками, чтобы прекратить огонь, — ответил Тобольский.

— На нашем направлении, как я понял, разговаривать пока не о чем?

— Да. Сегодня член Военного совета выступил и сказал, что после переворота в Турции к власти пришёл ставленник американцев. А они в Сирию вцепились сейчас мёртвой хваткой. Так что с турками не договориться.

Оказывается, и в эти годы на Ближнем Востоке всё и все были против Сирии.

Утром всех собрали на общую постановку задач. Привлекли и командиров экипажей, и штурманов, и всех, кто будет участвовать в завтрашней операции. Помещение для такого количества людей найти было сложно. Но нашли.

Оказалось, что рядом с будущим аэропортом Хмеймим когда-то планировалось разместить небольшую воинскую часть ПВО. Части нет, казарм нет, а вот здание солдатского клуба построили.

В душном актовом зале всех разместили на скамейках, а свет провели от здания командно-диспетчерского пункта. На полу ещё оставались следы жизнедеятельности предыдущих хозяев клуба — местных птиц.

— Сан Саныч, а можно я не буду тут сидеть. Мне жарко, — спросил у меня Кеша, утирая тыльной стороной ладони лицо.

— Дружище, тут нет тех, кто замёрз. Так что терпи, — ответил я.

— Тогда у меня аллергия на помёт птиц, — продолжал искать Кеша причину свалить с постановки задач.

— Товарищ капитан, вы же лётчик. С птицами у вас должно быть полное взаимопонимание.

— Да ну их! Они то насрут, то в блистер их поймаешь. А то и в двигатель залетит. Как будто не видят, что самолёт или вертолёт летит, — продолжал возмущаться Кеша.

— Ну уж извини. До птиц телеграммы по безопасности полётов не доводят.

Тобольский, сидевший на скамье впереди меня, повернулся к Петрову.

— Кеша, с таким отношением ты первый претендент на получение «подарка» от птиц, — улыбнулся комэска.

— Какого подарка? — спросил Иннокентий.

Птицы, которые уже давно «национализировали» это здания для себя, активизировались. И без боя они его отдавать не собирались.

Тут же на всех сидящих в зале была проведена атака с пикирования. Несколько птиц пронеслись над головами, громко хлопая крыльями. Кеше даже пришлось скрыться на полу от разящего удара пикирующего голубя.

— Кеша-джан, ты больше так о них не говори. А то ведь в следующий раз птицы зайдут не тактически, — сказал Петрову Рашид.

— Применять ФАБ-100. Хотя и ОФАБ-250 могут, — добавил я, намекая, что птицы имеют свойство гадить.

В зале появился полковник Мулин в сопровождении командира полка Бунтова.

— Товарищи офицеры! — громко подал команду один из командиров эскадрилий, сидящих на первом ряду.

Все встали, выпрямившись для приветствия.

— Вольно, товарищи. Всем доброе утро, — поздоровался Мулин и неторопливо занял место за центральным столом.