Сирийский рубеж 2

— Акимыч, как аппарат? — спросил я у нашего штатного техника, пожимая его мозолистую руку.

— Тёпленький. Сам в полёт просится. Первым пойдёшь, Сан Саныч? — спросил у меня Кузнецов, следуя рядом со мной во время осмотра.

— Да, — кивнул я, проверяя рулевой винт.

Закончив осмотр, я быстро поправил «лифчик» и готовился занять место в кабине вертолёта. Но кое-кто нас задерживал.

По-прежнему на горизонте не появлялся Иннокентий.

— До вылета 15 минут, — посмотрел я на часы.

Акимович угостил меня хлебными соломками. Я не отказался. Тем более что это лакомство в Союзе было любимым многими.

— Ммм! Сладкая, — оценил я.

— Да. Перед командировкой только такую нашёл в магазине.

У Акимовича уже соломка заканчивалась, а Петрова всё не было.

Командир полка Бунтов приехал и сел в вертолёт. Зато Иннокентий отсутствовал.

— Сан Саныч, по-моему, вы один полетите, — сказал Акимович.

Тут и появился «блудный сын полка». Кеша бежал по стоянке с вещмешком, перекинутым через плечо, громыхая сильнее всех на аэродроме.

— Командир, виноват. Я просто… — запыхался Петров, но я его решил не слушать.

— В кабину. Там поговорим.

Быстро заняли свои места и начали запускаться. Вспомогательная силовая установка загудела. Эфир стал наполняться запросами от экипажей на запуск.

Пришло время запускать двигатели, и я показал жестом Акимовичу два поднятых пальца.

— Запуск правого, — произнёс я по внутренней связи.

— Понял, правого, — ответил Кеша.

Двигатель начал запускаться, а несущий винт стронулся с места и продолжил быстро раскручиваться. Вертолёт начал оживать.

— Саныч, я ж тебе говорю — просто… — начал мне говорить по внутренней связи Кеша.

— Что ты «просто»? Опять еду искал?

— Саныч, я рюкзак нашёл. Там даже водку никто не тронул. Его экипаж Ил-76 у руководителя полётами оставил.

— И почему же ты его сразу не забрал, когда мы на вертолёт шли? — спросил я.

Небольшая пауза, во время которой начали запускать левый двигатель.

— А так можно было?

Ох уж этот Кеша!

— Вот ты чуть боевую задачу не сорвал. А ты знаешь, что за это бывает? — спросил я, желая немного взбодрить Иннокентия.

— Ничего хорошего, верно?

Блин, он ещё и сомневается!

— Если не знаешь, записывай. Короче, за такое нас бы с тобой поставили в «позу Ромберга», заставили выйти в позицию «плачущего дельфина», а закончили бы исполнением «позы бегущего египтянина». И всё это в окопе для стрельбы, стоя на лошади. Понял?

— Понял.

Руководитель полётами дал разрешение вырулить для взлёта. Следом за мной выруливал и ведомый Хачатрян. И только после них выдвинулась остальная группа.

Все выстроились на рулёжке, поскольку полоса была занята. Оттуда готовилась уходить на «работу» пара МиГ-29. На другой рулёжке готовились занять исполнительный старт и МиГ-23БК сирийских ВВС. Подвеска у них серьёзная — 6 бомб калибра 500 кг.

Истребители на полосе начали «коптить», отбрасывая назад выхлопные газы.

— Внимание! Паашли! — прозвучал в эфире голос ведущего пары МиГ-29 и самолёты начали разбег по полосе.

Быстро разогнались и оторвались от бетонной поверхности. Тут же следом на полосу вырулили и МиГ-23БК.

— Бомбить летят? — спросил Кеша.

— Причём, нормально бомбить, — ответил я.

Истребители-бомбардировщики взлетели, и пришло время занимать полосу нашей группе. Заняли место для взлёта. Развернулись против ветра. Контрольная карта перед взлётом зачитана.

— 201-й, мы готовы, — доложил я в эфир Тобольскому.

— Понял. Мы следом. Готовы.

Теперь можно и взлетать.

— 210-й, внимание. Взлёт, — произнёс я в эфир и начал поднимать рычаг шаг-газ.

Вертолёт поднялся над бетонной поверхностью. Спокойно завис. Всё на борту в норме, управление в порядке. Хачатрян оторвался следом и тоже завис над полосой.

— Внимание! Паашли! — скомандовал я и отклонил ручку от себя.

Только мы набрали скорость, как начали выруливать на полосу остальные вертолёты.

— Саныч, а у меня вопрос. «Поза бегущего египтянина» это как? — уточнил у меня Кеша, когда мы заняли курс в сторону Латакии.

— Это больно, Кеша. Очень больно, — ответил я.

Глава 15

Вертолёт спокойно преодолел очередной десяток километров до Хмеймима. Полоска береговой черты Средиземного моря ещё не просматривалась.

Зато отлично можно было разглядеть одну из главных достопримечательностей этих мест.

— Саныч, крепость! — радостно возвестил Кеша, в момент нашего пролёта Масьяфа.

— Да, она самая. Средневековая.

— Класс! Настоящая ведь? — уточнил у меня Петров.

Как маленький, ей-богу!

— Иннокентий, неигрушечная. Делали на совесть, поэтому стоит уже веков восемь, — ответил я, облетая сам город с юга.

Приятно было видеть, что с крыш домов нам машут местные жители. Это не Афганистан, где рядом с кишлаками лучше вообще не летать. В эти места ещё не докатилась гражданская война.

Убаюкивающий шум в кабине был самой большой сложностью на протяжении всего полёта. Только Кеша иногда бодрит «интересными» вопросами.

— Сан Саныч, а мы где жить будем? — спросил Петров, намекая на условия проживания в Сирии.

— Ближайшее время мы сутками спать здесь не будем. Я сомневаюсь, что нам вообще что-то подготовят на базе.

Кеша взял паузу, во время которой мы и пролетели сирийский прибрежный хребет. Здесь его ещё называют Джебель-Ансария.

— Возьми управление, — сказал я Иннокентию.

— Управляю, — ответил мне Петров, и я убрал руку с ручки управления и ноги с педалей.

Атмосфера спокойная. В кабине не сильно жарко. Так что я позволил себе слегка полюбоваться видами мухафазы Латакии, к границе которой мы подлетали в данный момент.

Облака здесь кажутся ближе. Более живописные. Удивительно, но небо над Сирией, как будто голубее, чем где бы то ни было. Сквозь блистер видно, как оно подсвечивается солнечными, янтарными и жемчужными лучами.

— Красиво, но дома лучше, — произнёс я по внутренней связи.

— Саныч, это ты ещё речку в моей деревне не видел. А рыбы сколько там!

И правда. Сколько угодно можно смотреть на красоту «голубой линии» Средиземного моря и горный хребет, но свой берег реки Тверца всегда милее.