Сказания о недосказанном Том II

Охота

Было и такое.

Было.

Стреляли в меня.

Но это чуть позже.

… Уже шло к тридцати годкам.

Ну, сынок, вспомни, по истории учили, тоже на Кавказе, правда и при царе батюшке, всех неугодных шалунов, туда, на Кавказ. Там всегда стреляют, и молчёк – другим шалунишкам урок.

… Жил я тогда в Орле. Техника у меня, была на грани фантастики. Мотороллер Вятка. А меня тянуло на Кавказ.

– И, вот эта Рица,

Такое и во сне не приснится,

Тебя местные пугали,

Что мы не туда попали.

Что ты на своей Тойоот – пустой живот –

Денежки собирал, для неё, мать её,

Увидишь такую красу – страшную, горную, трассу.

А я на этом горбатом унитазе поднялся, вот фото, сохранилось. Чудом. Столько лет. И, смотри, моё чудо техника. Видишь?

*

Поместить в книге фото, Д. Ущелье и я с мотороллером.

*

Начинали путь свой вместе с друзьями товарищами. Они скульпторы, жили тогда в столице. Валентин Чухаркин, тогда выполнял заказ для сталепрокатного завода, для Орла делал скульптурную композицию сталепрокатчикам, а его земляк Слава Клыков уже творил памятник Жукову. Стоит теперь на Манежной площади, рядом Кремль.

Они, уставшие от трудов почти ратных. Потом, моя драгоценная тёща, рассказывала, что с Клыковыми родня. Жили в Мармыжах, рядом. Кумовья, потом Славик подарил книгу, моей тёще, история создания памятника Жукову. А в Институте, где они со Славиком покоряли вершины мастерства у самого Конёнкова. Встреча была с Фурцевой – министр образования, и когда она спросила, откуда такие шустрые таланты, ребята, в институте, они ответили, а мы с Мармыжей. Смеху было, и Фурцева и Конёнков смеялись от души. Такой деревушки глухой не знали они и не ведали, а тут такие дипломные работы, монументы, даже в эскизах таких маленьких, ещё в пластилине, удивляли.

И вот они…

… На москвиче рванули в Крым. Москвич, конечно не Вятка, но Орёл мы покинули вместе. Они быстро ушли вперёд, а я на своём унитазе, как звали мой агрегуй, в туристическом клубе Глобус в Орле. Смеху было, когда ребята согласились вроде бы вместе, но когда мы через несколько сотен километров встретились на бензозаправке, все были, конечно, рады.

Прибыли в Севастополь, отдохнули, и я рванул на Кавказ. И вот озеро Рица. Работник Г.А. И. предупредил не пытаться на тааакоом чуде, по такииим горам. Послушал. Не услышал. Поехал. Через три четыре поворота виража мой красавец заглох. Воздуху, видите ли, ему мало, так говорили соглядатаи Кавказа, безнадёжно махали руками. Советовали ехать домой, купить Урал, или немецкий трофейный мотоцикл. Говорили, что Цундап его величали, а не Вятка… Это понадёжнее, убеждали они.

Ох, и повозился тогда я со своим,– продувал жиклёр, промыл насос и карбюратор. Но он не пытался даже схватить, хоть разок, молчал как рыба. Тогда я припомнил словесность для такого случая. Покрыл его несколько раз отборной словесностью, очень схожей по настроению, когда музыканты посылают своего оппонента в СИ бемоль. Толку никакого. Молчит, стервец, мотор. Тогда я пнул его ногой и бросил, столкнул в кювет. Он кувыркнулся, как пьный мужик после третьего стакана самограя. Поплевал в его сторону, где он валялся на боку, как неприкаянный. Походил, погоревал сам себе, что не тот транспорт. Подошёл, поднял, поставил на подножку, трижды двинул ногой заводилку, и, он, красавец, ожил. Но когда валялся в кювете, я боялся, что бензин вытечет в сырую в том месте землю. Ничего. Заработал движок. Прибыл на красивый поворот, ребята сфотографировали меня у огромной скалы, красивое место. Подарили снимки, денег не взяли и вот этот снимок у меня в руках. Лодка, вода, в лодке медведь, живой, правда пацан, медвежонок, чучело лисы и орёл, привязанный за ногу. Чудо снимок. Добрался, наконец. Вот снимок, смотри. И мотороллер, загруженный как верблюд. Где только я мог там примоститься, да ещё и сидеть.

Как я спускался, это было уже не так интересно, но сыну своему ещё рассказал одну историю, таам же было. На этом маршруте. Рассказал для науки, ведай и соображай, куды прёсси, дурашёк, как говорил мой тесть.

В институте, у нас на факультете, талантливая, пожилая Галина Ивановна, преподавала скульптуру. Часто была участником на всех выставках и городских и в Москве. Мне и Валентину она любезно разрешала работать с натурой, когда к выставке, очередной готовила работу. Лепили тогда, пожилого военного. И, как то устали, пили чай, она рассказала о своём путешествии по Кавказу. И это самое озеро Рица.

… – Вы же, Коля, знаете моего мужа, Семён Кириллович. Длинный, как складная лестница, до второго этажа. Худой как, будто его забыли покормить вот уже три недели, неет, три месяца и три года…С юмором она дружила, поведала какой он талантливый юрист, как он хорошо водит машину. Но единственное было неудобство этой черепашки – он с трудом мог её оседлать, – приходилось сгибаться, как он сам говорил и хохотал, сгибаться в три погибели, что бы хоть как -нибудь, устроить свой сухой зад на сидение этого агрегуя, как он сам дразнил этого Москвича, пережиток бурного строительства Советского автомобилестроения. Это был даже не горбатый Запорожец, – это чудо Москвич, гордость Страны Советов тех времён… был Москвич…401, с… фанерными, дверцами и тряпочной крышей. И, когда он почти сидел внутрях, этого чуда, крыша напоминала, цыганский шатёр того времени, со сферическим потолком. И, вот мы на этом шедевре, наших дизайнеров- конструкторов, рванули на Кавказ. Не очень долго, и не очень коротко мы остановились около развилки, где было обозначено, что совсем недалеко это самое озеро. Мимо проходили зевки, и просто отдыхающие, пальцами не вертели на своих головах, но улыбались ласково, явно выражая соболезнование. Потом оказалось и.

И, не зря.

… Мы сначала пешком прошли два поворота, вернулись, Семён Кириллович сыграл роль складного ножика, втиснул себя – раскладную лестницу, и заскрипели пружинки. Голова его, как всегда изобразила крышу палатки с овальным потолком, ну не дать не взять- купол Крымской астрофизической обсерватории… дал газу и, мы рванули со скоростью, ослика… рррвануулиии, в небытие…

… Три поворота виража я считала, помню хорошо. Потом. Ох, и потом. Этого лучше бы не было. Мы услышали вой сирены. Не помню точно, но когда я открыла глаза, увидела, что мы плаваем. Озеро глубокое, а мы, только ноги в воде. И. И. Тишина. Вой сирен затих. Мы попытались выйти из своего домика с тряпочной крышей. Вышли. Вода, правда, не по коленкам плескалась. А люди там, далеко на дороге вверху, кричали что-то на своём родном языке. Потом. Потом. А вот что потом…Но говорили мы шёпотом…

– Не сразу, мы поняли, что кувыркнулись, сделали два, нет две, мёртвых петли, в воздухе и, приводнились на заболоченный участок, ниже, дорожного полотна, на много, много метров. Потом благодарили Бога и своих Ангелов Хранителей, за чудо. Да. Ещё. Один грузин снимал на кинокамеру. Где мы и решили… посчитали, два оборота. Это было, конечно позже. А сейчас… не мёртвой петли. Просто два правых колеса решили пролететь по воздуху, чистому, Кавказскому. Но это было чуть позже. Потом. После того.

– Больше повезло ему, Семёну Кирилловичу.….

– Приземлись мы, нет, скорее приводнились быы, но, не на, на крышу…дома моего, тогда бы этого приводнения хватило, ему, моему кормильцу мужу, в лучшем случае гонять на коляске, в доме инвалидов, до самого судного дня, тем более такую спец коляску не смогли бы сотворить даже военные конструкторы, о которых говорили, что лучшие умы нашего государства работают на крепость страны, вооружении, на защиту нашей Родины. А он, мой муж, стоит в этом спасительном болотце, чешет затылок и декламирует, как приговор на своей, конечно любимой работе.

– Галя, ты уже думаешь как бы нам поудобнее и побыстрее отсюда взять курс на Орёл. Тем более, всё исправно, даже дефицитные подфарники не разбились. Стоим уверенно на четырёх колёсах…

И он уже хотел поцеловать место приводнения. Так целуют землю моряки, возвращаясь с небольшого, кругосветного похода по семи морям и океанам. Но, понял, что его не поймут аборигены этого сказочного края. И, просто под аплодисменты этого приветливого народа спел, но фальцетом, хотя совсем недавно у него был баритон, почти бас.