Скопа Московская
Шрифт:
— А этот что тут делает? — спросил он первым делом, увидел Жолкевского.
— Ты — холоп мой и сына моего, — тут же напустилась на Заруцкого Марина, даже с тронного кресла своего чуть привстала. — Отчего не ведёшь казаков в бой?! Лишь союзники должны для сына моего от царя Димитрия престол московский завоёвывать, так думаешь? Тогда король на него сына своего посадит, а меня отцу вернёт — вот какой будет судьба моя, ежели победу без нас одержат! Ну а тебя, пёс, на кол посадить велю! Как предателя и собацкого сына!
— Так ведь порубались мы уже ночью с врагом, государыня, — пытался оправдываться Заруцкий. — Крепко рубались. Теперь бы роздыху казакам надобно.
—
От такой резкой отповеди Заруцкий скривился, будто от зубной боли. Однако возразить женщине, которую сам называл государыней, ему было нечего.
— Всё исполню, государыня, — поклонился он. — Узнает сегодня лях, как казаки дерутся.
И Заруцкий вышел из шатра торопливым шагом, чтобы не встречаться взглядами с Жолкевским. Гетман же поблагодарил Марину и поспешил к войскам. Гусары уже застоялись, пора трубить атаку.
[1] Соучастники, сотоварищи, коллеги, партнёры (лат.)
* * *
Я снял шлем. Для сентября погода стояла удивительно тёплая, как раз такая, что нужна для хорошей битвы. Солнце давно взошло, ляхи выстроились, однако атаковать не спешили, упуская время. Ближе к полудню может основательно припечь и сражаться будет хоть и немного, но тяжелее. Жолкевский отлично понимал это, однако отчего-то медлил. Прямо как при Клушине. Там, как выяснилось, он ждал пушки, чего ждёт сейчас, я никак понять не мог. Однако вряд ли чего-то для нас хорошего.
— Чего медлят? — спросил ни к кому не обращаясь Делагарди. — Упускают лучшие часы для атаки.
— Видать, промеж себя договорить не могут, — ответил ему Хованский. — Похоже, не всё ладно в стане у Жигимонта Польского, вот и стоит его войско. Может, немецкие люди Вейера не желают в атаку идти.
— Им нет в этом нужды, — спокойно ответил Делагарди. — Как я вижу, атаковать собираются только гусары.
— Жолкевский не дурак, чтобы ошибки повторять, — покачал головой я. — Он явно задумал что-то, понять бы ещё что…
Однако так запросто читать замыслы врага я не умел, хотя молва мне подобный талант приписывала.
Когда же во вражеском стане запели рожки, и гусары двинулись вперёд медленным шагом, я почти вздохнул с облегчением. Началось. Ожидание на войне страшнее всего.
— Медленно как-то, — покачал головой Хованский, — как будто прикрывают кого-то собой.
— Тех, кто полезет крепостицы штурмовать, — ответил я, хотя это и так очевидно было.
— Жолкевскому удалось-таки согнуть панам гусарам спины, — усмехнулся в бороду Хованский.
Для нас это было скверно, однако не отдать дать уважения врагу я не мог. Ради тактики гетман смог не только собственную гордыню смирить, но и сумел надавить на гусар, чтобы те делали что велено, а не как вчера кидались в атаку, очертя голову. И вот теперь вся масса тяжёлой кавалерии направлялась к нам медленным, размеренным шагом, прикрывая пехоту, которая атакует крепостицы, не давая засевшим там стрельцам и наёмным мушкетёрам, прикрывать флаги нашей пехоте.
Однако на этом неприятные сюрпризы сегодняшнего дня не закончились. Как оказалось, Жолкевский разделил кавалерию на три неравных части, не став кидать в
атаку всех.— Эти гусары не дадут нам ударить во фланг и тыл пехоте, что на крепостицы полезет, — заметил я, указывая на оставшихся в тылу всадников.
Сейчас они с завистью поглядывали на ушедших вперёд товарищей, однако как только я выведу поместную конницу в поле, тут же обрушатся на неё всей мощью таранного удара. А после вчерашнего тяжёлого боя и ночного сражения дворяне и дети боярские этого просто не выдержат. Придётся стрельцам и мушкетёрам в крепостицах отбиваться самим. Вот только как долго они там продержатся без подмоги — ответ на этот вопрос я узнаю очень скоро.
Шведские и немецкие наёмники вместе с нашими солдатами нового строя выставили пики против кавалерии. Первый ряд опустился на колено, уперев заднюю часть пики в отставленную далеко назад правую стопу, выставив острие почти под сорок пять градусов, так чтобы оно смотрело прямо приближавшимся коням в грудь. Стоявшие позади подступили к первому ряду и опустили пики почти над самыми их головами, прикрывая от ударов сверху. Третий ряд подступил к первым двум, превратив построение в настоящего ежа, ощетинившегося деревом и железом. Страшен таранный удар гусарских хоругвей, однако встречаясь с таким вот «ежом» и он подчас разбивается, поделать с упёршейся в землю пехотой ничего не выходит даже у последних рыцарей Европы.
Когда гусары перешли на рысь в считанных сотнях шагов от строя пехоты, мы увидели-таки, кого они прикрывали. Плотными рядами по полю шагали воровские стрельцы Трубецкого и казаки Заруцкого. Не хватало только гайдуков, однако, видимо, вчера ночью им досталось слишком крепко, и сегодня они не спешили выходить в поле.
— Не хватило вчера казачкам Заруцкого, — усмехнулся Граня Бутурлин, — за добавкой пожаловали.
— Злы они после вчерашней ночи, — осадил его Валуев, — и хотят ещё крови пролить.
— Своей умоются, — отмахнулся Бутурлин. — Надо будет, снова пешими вместе со стрельцами да немецкими пищальниками встанем.
Об этом я подумывал, но отбросил идею. Сегодня все дворяне и дети боярские мне будут нужны в сёдлах. Может, они и уступают гусарам по всем статьям, однако всё равно как конница не так уж плохи, и использовать их надо рационально, а не так, как хочется или по воле слепого случая. Нет, драться сегодня будем в сёдлах, что я и сообщил Бутурлину.
— И вполне может быть, чтобы придётся проскакивать под самым носом у гусар, — добавил я.
— Лихое дело, — кивнул Граня и покосился на оставленных Жолкевским в резерве гусар. Схватываться с ними у него не было особого желания, и тут я его полностью поддерживал. Однако, уверен, что придётся — куда ж без этого.
Тут говорить стало тяжело. Открыли огонь пушки гуляй-города, к ним тут же присоединились затинные пищали и малые орудия из крепостиц. Да и мушкетёры со стрельцами не отстали, обрушив на фланги атакующей гусарии свинцовый шквал. Палили густо и быстро, плотными залпами. Пушкари и затинщики старались не отставать от стрельцов с немецкими и шведскими мушкетёрами, стреляя в скачущих гусар почти не целясь — на удачу. И частенько она сопутствовала нам. Тяжёлые снаряды затинных пищалей выбивали гусар из сёдел. Ядра ломали ноги коням, скача по земле, калечили гусар, оставляя порой от человека уродливую пародию с одной рукой и напрочь снесёнными грудью и головой. Страшнее всего то, что они ещё держались в сёдлах, скакали в плотном строю вместе с товарищами. А те старались не крутить головой, чтобы не заметить, что от соратника, а то и друга осталось нечто страшное.