Скопа Московская

В какой-то миг я позволил себе подумать, что нам удастся отстоять крепостицы, не дать ляхам поджечь или взорвать стены и частоколы. Но слишком уж много было у врага опытных в таких делах людей, чтобы всерьёз рассчитывать на подобную удачу.

Заложенные прямо в фашины петарды рванули почти одновременно, разворотив почти всю стену левой крепостицы, которую оборонял Ляпунов со своими рязанцами. Потерь почти не было, однако многие отступали вглубь крепостицы, зажимая уши руками. Грохот даже в гуляй-городе был хорошо слышен, а уж там-то и вовсе был оглушительным. Гайдуки с казаками, конечно же, воспользовались этой заминкой, и с рёвом ринулись в образовавшийся пролом. Рассеянные по полю перед стеной, они быстрее оправились от взрыва, и теперь пёрли в атаку, понимая, что именно сейчас решается судьба крепостицы. Сумеют они навалиться как следует, ударят разом — и она падёт. Промешкают — дадут шанс обороняющимся удержаться хотя бы до утра.

Из гуляй-города я ничем им помочь не мог. Нам самим оставалось только держаться под всё усиливающимся натиском врага. Мне кажется ляхи всю союзную пехоту кинули в этот котёл, лишь бы посильней повредить частоколы крепостиц и гуляй-города. К гайдукам с казаками присоединились уверенно шагающие ландскнехты, пока ещё толкавшие своими длинными пиками венгерцев и казаков, однако очень скоро они пустят их в ход против нас.

— До утра они наседать на нас решили, — прохрипел рядом Зенбулатов, не переставивший стрелять их лука. В пешем строю он саблей владел хуже, нежели в седле, а потому предпочитал посылать во врагов стрелы, переключившись сейчас на ландскнехтов.

— Вымотают нас и отступят, — ответил я, больше озвучивая себе собственные мысли. Верный татарин мой и не ждал ответа. — А после крепостицы займут и тогда артиллерийская дуэль у нас совсем иначе пойдёт.

Тут мне стало не до размышлений. Через частокол перебрались сразу двое казаков. Первого я успел поймать на палаш, он сам неловко взмахнув руками, буквально нанизал себя на его клинок. Второй же успел перебраться и мы схватились. Казак оказался ловким малым. Рубился отчаянно, но головы не терял. Он буквально танцевал вокруг меня, не давая прицелиться и ударить тяжёлым палашом как следует. И сам всё время бил на опережение, пользуясь тем, что его оружие легче. Сабля так и плясала в его руках, хищной щукой устремляясь то к моим рёбрам, то — куда чаще — ныряя вниз, чтобы рубануть мне ногам. И вот тут я сумел удивить его — да так, что это ему жизни стоило. Когда казак снова решил достать мои ноги, я не стал отступать или парировать, как делал это дважды. Вместо этого я подпрыгнул и поджал ноги под себя, пропуская клинок буквально под коленями. Я рухнул на землю, больно ударившись коленями, однако обескураженный казак замер на мгновение, когда его сабля не встретила привычного сопротивления. Даже не вставая, я от души ткнул его палашом в живот — клинок почти на треть погрузился в тело казака с неприятным влажным хрустом. Поднимаясь, я вырвал палаш из раны, и казак повалился на бок, свернувшись в позе зародыша, прижимая руки к пропоротому животу. Умирать он будет ещё долго и мучительно, может быть, до утра доживёт, если кто его мук оборвать не захочет. Но мне уже не было дела до ловкого казака, надо драться дальше.

Ландскнехты подступили к самым стенам, и теперь орудовали пиками, не давая стрельцам вести огонь из-за частокола. Под их прикрытием к городьбе подбиралось всё больше казаков, и вот уже с десяток просмолённых фашин затлели под нею. Я понимал уже чем это закончится, и велел всем убираться прочь со стены. Теперь её уже не спасти, надо занять новый рубеж обороны на случай если враги ринутся в вот-вот образующийся в ней пролом.

— Назад! — крикнул я, первым отступая внутрь гуляй-города. — Головы, десятники, уводить людей. Сигнал к отходу!

Сигнальные рожки запели грустную мелодию — никто не любит отступать, даже организованно и спиной вперёд. Однако я уже знал, что вскоре произойдёт, и гробить людей без толку, не собирался. Стрельцы отступили вполне организованно, дворяне и дети боярские попросту отбежали от стен, словно волна отхлынула. Они встали между ровными шеренгами стрельцов, прикрывая их своими саблями. Я же расположился в тылу, спрятав палаш в ножны. Сейчас мне нужно следить за ситуацией на поле боя, а не им размахивать, хотя раскроить парочку казацких или венгерских, а ещё лучше немецких черепов я был бы не проч. Но уже не время. Пора вспоминать, что я не только боец, но в первую очередь воевода.

Взрывы петард разорвали частокол в нескольких местах. Здоровенные, крепкие брёвна выворачивало из земли. Они валились друг на друга, катились в нашу сторону, правда все остановились шагах в двадцати от первой шеренги стрельцов. Оставшиеся на месте брёвна горели, подожжённые просмолёнными фашинами, и вряд ли к утру из получится погасить.

— Посоху сюда! — тут же начал раздавать приказы я. — Брёвна заливать, пока весь частокол не выгорел к чёртовой матери. Пускай, что смогут восстановят к утру. Работать, покуда лях в атаку не пойдёт, как при Клушине.

Посошную рать уже собирали, вытаскивая из обоза мужиков с плотницкими топорами и пилами. Однако первыми бежали совсем ещё молодые парни, которым никакой серьёзной работы не доверяли, а вот заливать огонь из вёдер и засыпать его землёй — это дело как раз для них.

— Работай веселей, — напутствовал их я. — Завтра всех до отвала накормим, как выборных дворян.

Однако проходивший мимо меня посошный ратник глянул угрюмо, и пробурчал себе в бороду нечто вроде «Завтра всех нас ляхи досыта накормят». Я не стал поднимать шума, сделал вид, что не понял ни слова. Никому не будет лучше, если этого мужика сейчас же вздёрнут за его слова. Пускай себе работает. Тем более что и сам я пребывал в столь же мрачном настроении.

Мы вроде и отбились — под прикрытием всё тех же ландскнехтов уцелевшие венгерцы и казаки отступали обратно к королевскому лагерю. Вот только левая крепостица, которую оборонял Ляпунов, лишилась почти всей наружной стены, и теперь была бесполезна. Правая, чьей обороной занимался Михаил Бутурлин, едва не полыхала. Врагу удалось поджечь фашинами изрядную часть её стены, и теперь воевода вместе со стрелецким сотенным головой выводил из горящей крепости своих людей. Ляпунов от него не сильно отстал. Торчать в крепостице, лишённой стены, обращённой к врагу, глупо, и ждать приказа Захарий Ляпунов не стал.

Так мы лишились передовых крепостиц и завтра придётся принимать бой прямо у стен гуляй-города. Это совсем не то, на что я рассчитывал в этой битве, однако выбора не остаётся. Надо воевать, как бы туго ни было — выбора-то и в самом деле нет.

[1]Сайдак (также сагайдак, садак, саадак, сагадак, согодак) — набор вооружения конного лучника. Состоял из лука в налуче и стрел в колчане (иначе в туле), а также чехла для колчана (тохтуи или тахтуи). Был распространён у тюркских народов, монголов, а также на Руси до XVII века. Несмотря на то, что был атрибутом именно конного лучника, сотенные головы, происходившие из детей боярских, также умели обращаться с ним и носили с собой на войну, вот только пускать в дело его вряд ли приходилось часто

* * *

Узнав об успехе вылазки, король поднял бокал токайского за победителей этой ночи.

— Пан Вейер, — вызвал он к себе командира ландскнехтов, — ваши бравые немцы решили исход сражения. — Король велел налить старосте пуцкому бокал. — Вы и ваши солдаты достойны первого тоста этой праздничной ночи. Мы будем отмечать первый успех, который, уверен, завтра приведёт к падению лагеря московитов. А значит, к падению их царя!

— На погибель! — выпалил едва вернувшийся с поля боя Вейер. Он сам водил ландскнехтов в атаку, не доверяя их офицерам. И без того, пришлось платить этим жадным ублюдкам из собственного кармана, чтобы заставить выйти из лагеря и прийти на помощь захлёбывающейся атаке казаков и гайдуков.

— На погибель московитскому царю! — поддержал его король.

Все, кого он пригласил в свой роскошный шатёр на празднование первой победы, выпили до дна.

— Завтра с самого утра, — его величество решил не терять времени и начал отдавать приказы, как будто собрал всех не на пир, а на воинскую раду, — пан гетман, берите гусар и ударьте по московитам так, чтобы пух и перья во все стороны полетели.

— Московиты упорны в обороне, ваше величество, — напомнил ему без особой нужды Жолкевский. — К тому же у князя Скопина остались немцы и шведы. Справиться с ними будет непросто. Даже если нанести удар гусарией.