Скопа Московская

Наконец, когда Василий наелся, Михаил приступил к нему с расспросами. Прямо тут же на поварне, при женщинах.

— Ну так говори уже, Граня, — велел он родичу, — как ты в Калуге оказался? Ты ж за боярского царя Ваську стоял.

— Постоял за него, — кивнул Василий, — подрался с ляхами под Клушином, да и утёк. Решил сюда податься, здесь, говорят, вольница.

— Кому вольница, — невесело усмехнулся Михаила, — а кому и не очень.

— Это как? — удивился Василий.

— Да не важно, — отмахнулся Михаил, решив, видно, что сболтнул лишнего.

А потом был большой обед, ради которого хозяйки расстарались на славу. Поводом послужило обретение Михаилом Бутурлиным товарища и родича, которого все звали не иначе как братом. Ели обильно, несмотря на постный день радовались варёному мясу и каше с салом, но ещё обильней было, конечно же, возлияние. На длинном столе, выставленном в верхней светлице между тарелок и горшков со снедью, гордо высились бутылки вина заморского (и откуда оно тут, в воровском городе, не иначе как от поляков, больше взяться неоткуда), пузатые горшки со ставленым мёдом ну и конечно кувшины с пивом, до которого все были большие охотники в самом начале обеда, когда крепкое пить вроде бы ещё невместно.

Василий пускай и поел перед этим, однако при виде такого пиршества его желудок снова заурчал. После военных харчей да голодовки в несколько дней, последовавшей за бегством из стана князя Скопина, даже смотреть на такое изобилие было страшно. И он взялся за еду, запивая её пивом, с отменным аппетитом, ничем не уступая остальным детям боярским.

Как он понял за столом сидели не только постояльцы большого терема, но и гости, Столько народу, как сидело сейчас за столом, там было никак не разместить, даже если всем войлоки на пол покидать. И даже так все вряд ли влезут. Но видать такие званые обеды здесь были не в новинку, потому что хозяйки споро меняли опустевшие горшки новыми, а кости уносили на двор собакам, у который сегодня был свой пир.

И вот все насытились достаточно, чтобы распустив пояса откинуться на лавках, кто мог. Теперь уже в основном пили, перейдя на ставленый мёд, а после и варёный, который попроще и подешевле будет, а в голову бьёт также крепко. Что ещё надо дворянину после сытного обеда да в хорошей компании. Под медок-то начались и разговоры. Те самые, что нужны были Василию.

— Вокруг царя один ляхи да казаки, — выговаривал один из видных детей боярских Бунай Рукин.

— Татарва ещё, — выкрикнул кто-то с дальнего края стола.

— И татарва, — согласился Бунай. — А нас же, детей боярских, задвигают всюду. Конница у него ляшская, говорят, мы им не чета. В стрельцы князь Трубецкой только своих берёт. Ну а мы как же? На скудном самом содержании, а службу тянем.

Слова его о скудном содержании как-то не вязались с обильным столом, однако возражать Василий, конечно же, не стал.

— Поместья наши оскудели совсем, — подхватил другой дворянин, — крестьяне поразбежались, али позабыли, как оброк платить.

— А у кого поместья под Васькой-царьком, — снова раздался выкрик с дальней стороны стола.

— Верно, — согласился говоривший. — Мы тянем службу, которой ляхи гнушаются, войну ведём, а нам объедки со стола достаются. Вот скажи-ка, воевода, когда ты последний раз к царю зван был?

— Да ещё до Петрова поста, — ответил Михаил мрачным тоном.

— От! — выкрикнул кажется всё тот же горлопан с дальнего края.

— А ты разве не такой же боярин, как Заруцкий с Трубецким? — глянул на него Бунай Рукин. — Отчего ж тогда тебе такое неуважение? Они почитай живут в царёвых палатах, кажен день с царём али царицей видятся, им почёт, а — вот. — Он продемонстрировал Михаилу здоровенный кукиш. — Так выходит, воевода?

Спорить Михаил не решался. Дети боярские были в сильном подпитии и все обиды на «истинного царя», задвигавшего их ради казаков с ляхами, лезли наружу.

— Окружил царь себя ляхами да татарами, — поддержали Буная, — а русскому человеку к нему и хода нет. Какой же он царь после этого?

— Истинный, — осадил болтуна Михаил Бутурлин. — Не Васька-царёк, что на Москве сидит, да не правит дальше стен городских.

— Как же не правит, когда его воевода, у которого родич твой служил, бил нас сколь раз? — возразил ему Бунай. — Князь Скопин широко шагает, с ляхами того и гляди сцепится.

— А говорят помер он, Скопин-то, — раздалось с дальнего края стола. — Али врут?

— Едва он к Господу не отправился, — ответил Василий, видя, что все взоры обратились к нему, — да не попустил Он, выправился князь. Да и побил ляхов.

— Как побил? — удивился Бунай, да и остальные сидевшие за столом дворяне разразились возгласами недоверия. — Разве ж можно их в поле побить-то?

Один лишь Михаил знал, что под Клушиным победа осталась за Скопиным, Василий поведал родичу об этом вкратце, пока женщины готовили обед да собирали на стол.

— Можно, и я тому самовидец живой, — решительно заявил Василий. — Сам рубился с ляхами под Клушиным.

— И многих порубал? — глянул на него с усмешкой Бунай.

— Да чтоб до смерти ни одно, наверное, — честно ответил Василий, — броня у них крепкая, кони добрые, да и сами они рубаки хоть куда. А всё одно сломили мы их, вот что я вам скажу!

— Так уж и сломили, — выдал кто-то из сидящих за столом с явным недоверием.

— А ты на аргамаков погляди, что я на двор привёл, — срезал его Василий. — А ещё могу броню справную показать, да и вот сабля у меня добрая.

Он вынул из ножен дамасской стали саблю, взятую как трофей после боя. Говорить, что поднял её с покойника, убитого ядром, Василий не стал.

— Так бают ты от князя Скопина утёк с теми аргамаками да бронёй крепкой да саблей доброй, — рассмеялся Бунай.

— А откуда бы им взяться, коли бы нас ляхи побили, а не мы их? — резонно поинтересовался у него Василий, и ответить на это Бунаю было нечего.

— И как же наградил князь Скопин всех после битвы той? — спросил у родича Михаил.

— Да по справедливости уж, — ответил тот. — Кто пораненный сильно, тех по домам распустил, удерживать не стал даже выдали какую деньгу на дорогу. Тех же, кто несмотря на раны войске остался, наградил щедро, теми самыми конями да бронями да саблями, что с гусар взяли.

— Надо ж, за боярского царя стоит, — теперь уже для них Василий IV стал боярским царём, а не Васькой-царьком, заметил себе Бутурлин, — а воюет хорошо. Жигимонтовы рати бьёт.

— А как с войском у него? — спросил кто-то из детей боярских, чьего имени Василий не запомнил. — Справное ли?