Скопа Московская

— А мне при нём остаться или сдав людей да припас к тебе возвращаться? — спросил Иван.

— Оставайся при Мише, — кивнул ему царь. — Прав ты, Ваня, на тебя он зла не держит. И ежели есть у него что дурное на душе, так может и поверит тебе, а ты мне донесёшь.

— Клянусь в том, государь, — заверил брата князь Иван, — и крепкую клятву свою не нарушу. На том и крест целую.

На то царь Василий его благословил, а брат их Дмитрий только зубами скрипел, чувствую, как власть и влияние на старшего брата утекает у него, как вода сквозь пальцы. Да только скоро на Москве ни Мишки-выскочки, ни Ивашки-Пуговки не останется, вот тогда царёвы уши снова будут в полном его, Дмитрия, распоряжении.

* * *

Прибытие обоза войско встретило так, словно все в нём увидели родственника, которого давно считали покойным, а он возьми да и постучись в дверь по утру. Конечно, я и Делагарди с воеводами и старшими офицерами наёмников знали о том, что подкрепление придёт, однако до поры эту весть держали в тайне. Не стоит об этом болтать лишний раз, мало ли что может по дороге произойти. Я слишком хорошо помнил налёт лисовчиков, атаковавших нас ещё до Можайска, хотя там их быть вроде никак не должно. Да и отсюда новость могла раньше уйти к Жигимонту, отчего-то я был уверен, что у польского короля есть наушники в Царёвом Займище. Мы тут торчим уже достаточно долго, и через городок за это время прошло очень много людей, а солдаты нового строя, стрельцы и наёмники, конечно же, не умели держать языки за зубами и выбалтывали в местных кабаках все новости, какие только узнавали.

Кабаков, кстати, для такого невеликого городка, а то и большой деревни, каким было Царёво Займище, здесь оказалось как-то очень уж много. Их открывали все кому ни лень, прямо в заброшенных домах, которые не успел никто занять или купеческих лабазах, стоявших пустыми по военному да и вообще смутному времени. Как только войско уйдёт, закроются почти все, останется, наверное, лишь один — больше местным и не надо. Да и ходить туда почти что некому.

Очень уж многие из местных жителей предпочли пойти в солдаты нового строя, а то и посошную рать, ведь это освобождало из крепости, давало шанс на свободу, несмотря на цену, которую приходится платить своим потом и кровью. Конечно, если у тебя есть семья и какое-никакого хозяйство, то вот так всё бросить и уйти в солдаты мало кто решался, но осада разорила слишком многих жителей Царёва Займища. У них не то что хозяйства не осталось, даже прокормиться многим было нечем. Вот и шли в войско, тут хотя бы кормят, а уж работа не тяжелей, чем в поле.

Вёл обоз ехавший верхом князь Иван Шуйский, прозванный Пуговка. В отличие от брата Дмитрия, самый младший из моих дальних дядьёв предпочитал седло возку. Он ловко спрыгнул с коня передо мной и сделал широкий жест, указывая тянущиеся по дороги телеги и колонны стрельцов.

— Принимай, воевода, от царя подкрепление, — сказал он, широкой улыбаясь. — Три полных приказа московских стрельцов, да обоз с припасом огненным да провиантом для людей и фуражом для коней.

— Благодарность моя царю от всего сердца, — заверил я Ивана. — Идём же ко мне в дом, надо переговорить нам.

Я занимал лучший дом во всём Царёвом Займище, он принадлежал, конечно же, старосте. Да тот умер ещё под самый конец осады, не молод был, и пускай пайку получал солдатскую, но и этого оказалось мало для поддержания сил. Супруга его померла давно, дети выросли, однако пока избу занимали воеводы никто из них и не думал предъявлять своим права на отцово наследство.

— Славно ты тут устроился, Михаил, — усмехнулся князь Иван, усаживаясь за стол. Там уже стояла снедь да квас и пиво. — Прямо врастаешь тут в землю уже.

— Скоро двинемся мы к Смоленску, — заявил я, принимая его упрёк. — Довольно у меня теперь и людей нового строя, и пик для них, чтобы было чем удивить Жигимонта с его ляхами. А вот кое-чего всё же недостаёт.

— Помилосердствуй, Михаил, я же три полных приказа московских стрельцов привёл, — всплеснул руками князь Иван. — Кого же ещё не хватает, воевода?

— Конницы почитай не осталось у меня, — ответил я. — Вот кто нужен. Без неё, одной только пехотой, ляха не побить. Под Клушиным я положил почти половину детей боярских, что была к меня. Многие после разъехались по поместьям, раны лечить да здоровье поправлять. А без конницы ляха не побить. Не выстоит пехота одна против жигимонтовой рати.

— Так ты, Михаил, всех, кого можно из Москвы забрал, — развёл руками князь Иван, — да и с городов окрестных тоже. Неоткуда взять ещё поместной конницы.

— Так не Москвой единой государство наше сильно, — заявил я. — Есть ещё воеводы, что царю верны, они-то и могут дать войску конницу.

— Ох, чуется мне, знаю я о ком ты речь ведёшь, Михаил, — покачал головой князь Иван. — Да только нет веры ему. Пускай и обласкан рязанский воевода царём, а брата его на Москве видали, и слух идёт, что разговоры он говорит такие, что за них в подвалы угодить можно.

— Так отчего не в подвалах он? — приподнял бровь я.

— Скользок и изворотлив, что твой змий, не ухватишь, — ответил князь Иван.

— Так ты от моего имени его воеводой над рязанскими дворянами и поставь, — усмехнулся я. — Пускай послужит Отчизне делом, а не словеса поганые говорит на Москве.

— Ты думаешь, рязанский воевода его из Москвы вызовет? — усомнился князь Иван.

— А я его сам, через тебя, конечно, о том попрошу, — сказал я. — Если даст людей, не откажет в просьбе первой, так и во второй не сможет.

— А как не даст он людей? — прищурился князь Иван.

— Всё одно идти мне на Жигимонта надо, — пожал плечами я. — С рязанскими дворянами или без них.

— А ещё говорят, у тебя в войске убыток, — высказался князь Иван, меняя тему.

Соглашаться на моё предложение он не спешил. Видимо, решил потянуть время и подумать над ним как следует. Скорее всего, сегодня ответа мне ждать не стоит.

— Есть убыток, — кивнул я, мрачнея. Не нравилось мне про то говорить, но ничего скрывать от князя Ивана, который и так всё знает смысла нет. — Воевода Бутурлин сбежал, говорят, прямиком в Калугу, к тамошнему вору.

— И с чего бы ему так делать? — прищурившись глянул на меня князь Иван.

— Разговоры он вёл крамольные да не скрывался вовсе, — ответил я. — Мне-то всё равно, да только как узнал Бутурлин о том, что ты обоз ведёшь, так в ту же ночь и утёк. Взял коня резвого, аргамака, что у ляхов взяли, да ещё одного, заводного, да и был таков.

— А про Калугу откуда знаешь? — быстро спросил у меня князь Иван.

— Да мог и к Жигимонту переметнуться, — пожал плечами я, — Бог ему судья. Но думаю всё же к вору, в Калугу. Не служит в войске жигимонтовом никого из наших перемётчиков. Ни к чему ему слава нового Курбского.

— Ну да, — согласился князь Иван, — а при воре детей боярских да дворян вообще много ещё, не только ляхи да татарва с воровскими казаками.

Как я думал, в тот день князь Иван не дал мне ответа, но отчего-то уверен я был, что согласится. Так оно и вышло. Спустя пару дней, когда войско уже готовилось выступать к Смоленску, князь Иван Шуйский, прозваньем Пуговка, покинул его и с небольшим отрядом гайдуков выехал по дороге на восток, в Рязань. Прямо к тамошнему воеводе Прокопию Ляпунову, тому самому, кто прислал ко мне людей с «воровской грамоткой», в которой открыто именовал меня царём и подбивал на бунт.