Скопа Московская
Шрифт:
В этот стан въехал князь Иван-Пуговка вместе с парой гайдуков. Большую часть детей боярских, сопровождавших его, он оставил в Серпухове, взяв с собой лишь двоих, самых верных, кому мог безоговорочно доверить свою жизнь. Оба понимали, что из стана Джанибек-Гирея они могут не выбраться живыми, однако вызвались охотниками, не задумавшись ни на секунду. Князь верхом проехал до самой роскошной юрты Джанибека, и только перед ней спешился. Они были равны, ведь Иван — князь и брат русского царя, Джанибек же приёмный сын нынешнего крымского хана Селямет-Гирея и калга, второй человек в ханстве после самого хана. Конечно, о равенстве в стане Джанибека князь Иван говорить бы не стал, однако и раболепствовать, словно в
Спешившись, Иван кинул поводья сопровождавшему его дворянину и остановился на пороге Джанибековой юрты. Входить без приглашения не вежливо, а уж татарский княжич мог воспринять это как прямое оскорбление. Однако один из рабов тут же откинул перед Иваном полог юрты, впуская внутрь. О нём знали и мурыжить на пороге не стали.
Внутри на кошмах сидели сам Джанибек-Гирей и его верный мурза Кантемир, пили что-то из пиал. То ли чай, то ли кумыс, то ли ещё что. Джанибек кивнул князю Ивану, и тот сел напротив.
— Поминкам твоим рад, — так приветствовал Ивана крымский княжич. По-русски он изъяснялся вполне прилично, хотя и с гортанным акцентом жителя степей. — Царь твой никогда на них не скупился.
— Он уважает тебя, Джанибек-Герай. — Иван постарался произнести фамилию собеседника правильно, а не на русский манер, тем самым демонстрируя ему своё уважение. — Но больше ничего прислать не сможет.
— Отчего так? — приподнял бровь Джанибек. — Или оскудела казна в Москве? Так я могу и сам взять, что захочу, без царя.
Кантемир-мурза что-то произнёс на татарском. Джанибек в ответ усмехнулся, однако тут же велел ему говорить по-русски.
— Гость в моей юрте не должен тревожиться, что мы сговариваемся против него или его царя, — пожурил он мурзу, говорил при этом по-русски. — Он должен понимать каждое слово, что говорится здесь.
Князь Иван предпочёл не заметить этих слов, хотя и говорились они явно для него, однако вежество требовало делать вид, что он их не слышал вовсе.
— Не сможет поминки слать государь потому, — ответил князь Иван, — что на Москву из Калуги войско сильное двинулось. Калужский вор помер…
— Как? — перебил его Джанибек.
— Бают, убили его, — проглотив оскорбление, ответил князь Иван. Он ждал подобной реакции и был к ней готов. — На зайцев охотился, да самого как зайца и подстрелили. А татар, что служили ему, перерезали всех.
— Так то касимовские были, — махнул рукой Кантемир-мурза, говоривший с ещё более сильным акцентом, чем Джанибек. — У них жидкая кровь, что с них взять.
— А после того, как помер калужский вор, — продолжил Иван, снова как будто его и не перебивали, — вдова его упала в ноги ляшскому королю Жигимонту. Тот прибрал себе всех, кто служил прежде вору, да двинулся на Москву.
— Вот как, — глотнул из пиалы Джанибек-Гирей, — выходит, совсем худо твоему государю без нас придётся.
— Совсем худо, — кивнул князь Иван.
— А я слыхал, князь Скопин побил ляхов крепко, — встрял Кантемир-мурза, — и с войском стоит у самых стен Москвы. Нами прикрыться решили?
— Нет силы в войске родича нашего, князя Скопина, — покачал головой князь Иван. Раб, конечно, поднёс ему пиалу с кумысом. Не то, чтобы князь любил его, однако отказаться — обидеть Джанибека, и он сделал глоток. — Крепко досталось ему при Клушине и после под Смоленском. Победить ляхов он не смог, и нет веры ему. Да и шатко войско его. Свеи на сторону глядят, калужских дворян да детей боярских много, а им веры нет, они за вора стояли, почитай, ещё вчера. Рязанцы тоже нестойки, их воевода на Москве против царя голос поднимает. Мало сил у Скопина, не достает их отбиться от ляхов.
— Значит, царь
Василий хочет, чтобы мы его спасли, — кивнул Джанибек, делая глоток кумыса из пиалы, и раб тут же полил ему ещё, чтобы не опустела. — Будет так, — снова кивнул он. — Бери кошун в три кюгана,[1] Кантемир, — велел он верному мурзе, — всех на самых быстрых конях, и веди их наперерез Жигимонту и войску его. А я поспешу следом с остальным войском.— А куда вести кошун? — тут же спросил у него Кантемир.
— А вот князь Иван тебе и покажет, — усмехнулся Джанибек. — Это земля урусов, они тут каждый куст знают, вот пускай и подберёт нам место для битвы поудобнее.
Иван понял, что Джанибек ловко подставляет его. Проиграют татары бой, кто виноват — русский князь, который неверно место выбрал. А победят, так только их в том заслуга. Однако Иван-Пуговка понимал, что рискует головой, когда отправлялся в стан к Джанибеку, и возражать не стал.
— Нынче же и отправимся, — кивнул Кантемир. — До заката ещё далеко, и если твой гость место укажет недалеко откуда, так мы там завтра же будем.
Князь Иван снова ничего говорить не стал. Он обдумывал, куда направить передовое войско татар. Быть может, им хорошо бы соединиться с Михаилом Скопиным, да вместе ударить по ляхам. Вот только после того, что наговорил о нём и его войске князь Иван татарский мурза на это точно не пойдёт. Остаётся попытаться перехватить Жигимонта на пути к Москве, и лучше всего сделать это на переправе. Осталось только вспомнить окрестности столицы и прикинуть, на какой реке лучше всего встречать супостата.
[1] Кюган — военное подразделение в тысячу человек. Объединялись во временные соединения в несколько тысяч человек — кошуны
* * *
Кан-Темир не слишком любил, когда его звали этим именем, он предпочитал Хан-Тимур, напоминающее о страшном хромце, что наводил ужас на весь мир, ну или Кровавый меч. Однако ехавший рядом с ним урусский бей Иван с жалким прозвищем Пуговка не знал этого, и потому звал на своём языке Кантемиром, что дико бесило гордого мурзу. Приходилось мириться, ведь они до поры союзники урусов, так сказал ему Джанибек-Герай, напутствуя перед отъездом.
— Будь ласков с ним, — велел он Кан-Темиру, — он нужен нам, как и его царь. Пока мы здесь, царю в Москве есть на кого опереться, кроме нелюбимого родича. А потому он будет слать нам поминки ещё более добрые.
— Но не воевать же за него, — рассмеялся Кан-Темир в ответ.
Крымчаки воюют когда захотят и за кого захотят, купить их богатыми дарами нельзя. Хотя попытаться можно, и нужно. Подарки любят все.
— Воевать — повоюй, — покачал головой Джанибек, — но крови много не лей. Всё одно с литвой и ляхами и урусами нам ещё придётся подраться и не раз, так что лучше теперь им кровь пустить, когда они друг с другом дерутся. Заодно и ясырей[1] может хороших возьмёшь. Я слыхал шустрый бей Скопин едва не пленил ляшского короля, так может тебе это удастся. Такой ясырь любую кровь окупит.
Кроме его собственной, так подумал в тот момент Кан-Темир, также думал он и сейчас. Не выйдет большой драки с ляхами да урусами. Джанибек не ради этого и не за поминки царские подался в эти земли. Он сидит здесь с сильным войском, ждёт когда Аллах приберёт его приёмного отца Селямет-Герая. Вот тогда-то и начнётся настоящая война, но не здесь, в холодных землях урусов, но в жарком Крыму среди его камней и песка, а может и в самом цветущем Бахчисарае. Идти к реке, указанной урусским беем Иваном, Джанибек, конечно же, не собирался, послав вперёд Кан-Темира лишь для вида. И это заставляло мурзу злиться ещё сильнее, срывая злость на рабах и том же бее Иване, несмотря на наказ Джанибека быть с ним ласковым. Уж каким-каким, а ласковым Кан-Темир не был.