Следователи
Шрифт:
Осень беспечно осыпала листья, и ненастные сумерки обволакивали деревья. Ветер становился пронзительным. Сергей поднял воротник, нетерпеливо дожидаясь троллейбуса, который, казалось, никогда не придет. Через десять минут он показался. Над лобовым стеклом, в кружочке, припечатана девятка. Значит, вот он, этот самый девятый. Сергей зашел в заднюю дверь, и почти пустая машина нехотя тронулась. Вчера вот так же ехали две женщины и она, Ирина... Казалось, они и сейчас стоят где-то здесь, рядом, невидимые. Троллейбус вез их неумолимо навстречу самому страшному. А если бы они сели не в этот, а в следующий? Было бы все по-другому? Возможно... Или бы на два троллейбуса раньше? Наверное, эти же мысли терзают и мать Ирины: «Почему именно в этот сели? Приспичило? Подождали бы — и беда мимо пролетела бы. Так нет, они еще бежали сломя голову, чтобы успеть именно на этот, проклятый...» Да кто ж теперь угадает, что думает в эту мрачную ночь мать — еще не старая, но какая-то измученная жизнью женщина. Он вспомнил ее тихий, немного растерянный голос...
Боровалова
«Да, по этому адресу я проживаю с дочерью Ириной, ученицей 9 «Б» класса школы № 46. С мужем, Валентином Михайловичем, мы развелись восемь лет назад. Да, так уж получилось... Но продолжали жить вместе до января этого года. А с января... С января он живет с другой женщиной, где-то на улице Хлыновской. Сегодня, 13 сентября, полвосьмого вечера мы поехали на девятом троллейбусе... Мы — это я, дочка Ирина и подруга моя — Анна Григорьевна Прасолова. Она моя старая знакомая из Горького, в гости ко мне приезжала и горьковским поездом должна была уехать обратно. А Ирина... доченька моя! Так вот, Иришка с утра с одноклассниками ездила в совхоз на уборку. А я копала картошку дома с бабушкой, то есть моей матерью — Климовой Любовью Никитичной. Ирина утром была, как всегда, веселая. Но я как-то больше с Аней разговаривала, ведь давно не виделись... Так вот, сели мы в этот девятый... Еще бежали к нему, торопились. И ведь я, именно я крикнула: «Быстрее, а то не успеем!» У театра мы с Аней вышли, чтобы пересесть на первый троллейбус, он к вокзалу идет. Я билеты Иришке отдала, и мы с Аней поторопились выйти. Я ведь даже не оглянулась на дочку-то... Хоть бы из дверей, последний раз... Так нет, не оглянулась, а ведь жить-то ей оставалось, выходит, несколько часиков, и живой я ее уже больше не видела... Ну, вышли мы с Аней, а этот девятый и повез ее. Ирина хотела проведать бабушку, у нас был уговор, что она съездит проведает, а потом на вокзал ко мне вернется и мы с ней вместе домой поедем. Я Аню провожу и буду ждать. Проводила я Аню. И все хожу по этому вокзалу. Посижу, похожу. А Ирины нет. Долго я ждала, очень долго, потом начало под сердцем сосать. Но в чем дело, знать не знаю... Долго я на дверь смотрела, откуда она должна была войти. Нет, входили все не те... Тогда я рванулась искать ее. У бабушки Иришки не было, она ее и не видела... Я — домой. Тоже никого. И все жду, что сейчас должна прийти... Пришла милиция. У меня и ноги подкосились...»
— Дом культуры «Авангард», — вдруг резко объявил в микрофон водитель, и Сергей, почему-то оглянувшись в дверях на салон троллейбуса, поспешно вышел.
Вчера Ирина, по логике вещей, должна была, перейдя на другую сторону улицы, пройти по ходу движения троллейбуса до конца квартала и свернуть за угол на пересекающую улицу Володарского. Но она, видимо, хорошо зная район, перебежала дорогу, направилась в глубь квартала и пошла дворами, сокращая свой последний путь. Конечно, если бы не собака...
Медведев В. В. Кинолог:
«14 сентября 1980 года в 8 часов утра я заступил на дежурство вместе со своей служебно-розыскной собакой по кличке Болт и выехал для работы у дома № 166 по улице Володарского. Около дома № 21 по улице Пролетарской я дал собаке одежду пострадавшей, она ее обнюхала и стала искать след. Она обнаружила его на тротуаре, напротив калитки дома № 166, место было присыпано песком. Таким образом, могу пояснить, что Болт взял след самой пострадавшей. По правилам, одежда давалась собаке на расстоянии не менее десяти метров от места преступления. Болт уверенно взял след и повел. Сначала вниз метров пятнадцать по улице Володарского до калитки дома № 164, потом, свернув вправо, дворами, еще через одну калитку в заборе до дома 30б (в глубине квартала, приписан к улице Красноармейской). Обогнув его, Болт опять свернул направо и по тропке из глубины дворов вывел прямо на улицу Красноармейскую, потом через дорогу к остановке троллейбуса — дом культуры «Авангард», где след оборвался. После этого я второй раз применил собаку, уже с другого места. Болт уверенно прошел по тому же следу. Вообще Болт — лучшая собака в нашем питомнике, работает около трех лет и очень редко теряет след. Я убежден, что он правильно показал дорогу потерпевшей к месту преступления...»
Вот оно, это место... Сергей медленно прошел до перекрестка. Сегодня днем он здесь вместе с понятыми составлял протокол места происшествия. Была также составлена подробная схема, сделаны необходимые фототаблицы.
Молчаливо чернела возле тротуара трава. Ветер все-таки нынче силен, так и пронизывает, словно хочет замести все следы... Нет, надо собраться с мыслями. Ничего не упустить. Вероятно, преступник ушел к перекрестку к улице Пролетарской, в сторону рынка. От Красноармейской приближались две девушки, громко разговаривая между собой. Они, видимо, и спугнули его, он заторопился. Ведь девушки первыми подошли к раненой. За забором, во дворе дома, который стоит метрах в двадцати от тротуара, развешивала белье Видякина, женщина из четвертой квартиры. Она, услышав глухой стон и плач, решила, что это опять Слобожанина Манефа из дома напротив лупит свою дочку. А Манефа Васильевна, услышав жалобные стоны, подумала то же самое о Видякиной, ибо и у той росли две дочки. Она и крикнула из
окна второго этажа:— Что с тобой, Оля?
— Я не Оля, я — Ирина...
Слобожанина М. В., швея:
«Вечером 13 сентября я находилась дома. Была дома также моя мама, тяжело больная женщина. Примерно между 21 и 22 часами я услышала голос соседки Видякиной Татьяны, она звала свою дочь Олю. Я подумала, что она ее разыскивает. А минут через пять я услышала детский плач. Подумала, что Видякина нашла свою дочь и теперь наказывает ее. Потом какой-то удар, и вдруг плач прекратился. Я еще сказала своей матери, что вот, мол, соседка так бьет свою дочь, что та от страха и плакать перестала. Через несколько минут снова послышался детский плач со словами: «Ой, мамочка, мне больно!» Ну, я не выдержала и, выглянув в окно, крикнула: «Что с тобой, Оля?» И услышала: «Я не Оля, я — Ирина...» Она еще говорила, что ей плохо, тяжело. Я сказала, что сейчас выйду. А тут еще Видякина мне крикнула: мол, что у вас случилось? А я в ответ: «Так ведь это у вас что-то случилось...»
Когда я вышла, то на асфальте увидела женщину, она лежала, а около нее стояли две девушки. Тут и Видякина подошла. Я вначале не поняла, что лежит ребенок, видела только, что одета по-женски. Одна из девушек говорила возбужденно: мол, где здесь телефон, нужно вызвать «скорую помощь», почему вы ничего не предпринимаете? Я сказала: «Вон в той стороне телефон, беги». Она ответила, что не знает где, что здесь впервые. Мы вместе побежали к телефону и вызвали «скорую помощь». Разговаривала по телефону девушка. Ее спросили, куда ехать, и она вопросительно посмотрела на меня. Я объяснила. Затем я вернулась. Раненая стонала и на вопросы, которые ей задавали, не отвечала. Говорила только, что ей больно.
Подошла «скорая помощь», врач попросил помочь погрузить раненую. Все отошли. Я помогла положить девочку на носилки. У нее распахнулся плащ. Под плащом было платье в горошек, все в крови. Когда подошла «скорая», то уже собрался народ. Один мужчина сказал, что надо записать свидетелей. Девочка мне незнакома, я ее раньше не видела. Имен она никаких не называла. В нашем доме в тот вечер у соседей никаких ссор и скандалов не было. Вообще же улица у нас шумная, оживленная, но в тот вечер, и особенно в то время, я, по-моему, даже шума машин не слышала, словно вымерло все...»
В прокуратуру Первомайского района г. Кирова,
следователю тов. Гарусову С. О.
На Ваш запрос станция неотложной медицинской помощи сообщает следующее. Вызов на улицу Володарского к дому № 166 поступил 13 сентября 1980 г. в 21 час 23 мин. Звонила прохожая. Повод к вызову: избили девочку. В 21 час 25 мин. вызов был передан врачу Волкову Ю. П. с бригадой № 11 (фельдшер Норсеева, шофер Зонов).
На место происшествия была выслана одна бригада, вызов № 64 703.
Гарусов опять задумался. Неужели свидетелей все-таки не было? Ни одного? Но преступник не мог не оставить следов. Необходимо их найти. Особенно любопытен этот пропуск...
Сапожников Ю. Н., дежурный следователь Первомайского районного отдела милиции:
«...При осмотре места происшествия мною на траве газона, в нескольких сантиметрах от лужи крови и рвотной массы, был обнаружен разовый бумажный пропуск за 28 августа на имя Александра Попцова. Пропуск лежал на траве сверху, совершенно сухой и не смятый. Такое было впечатление, что пропуск только что уронили или бросили. В этот день до самого вечера шел дождь, а пропуск был совершенно сухой, именно это меня и насторожило. Я поднял пропуск, осмотрел его и положил себе в папку, а в отделе милиции упаковал его в конверт и опечатал гербовой печатью... На месте происшествия, кроме того, обнаружены: чек магазина за 13 сентября 1980 года, значок «Мишка олимпийский» и обертка от жевательной резинки «Мятная». Все это было взято с места происшествия. Кроме того, взяты образцы крови. После осмотра места происшествия мы приступили к опросу жильцов близлежащих домов.
Во время опроса поступило сообщение, что с потерпевшей в больнице очень плохо. Сразу после этого сообщения я с инспектором уголовного розыска Гавриловым Б. Н. направился в больницу, но, когда мы прибыли туда, раненая уже скончалась. В больнице мы изъяли одежду потерпевшей и вернулись в отдел милиции...»
15 сентября, понедельник
Утро. Почему же телефон молчит?
На столе пачка фотографий. Снимали с разных точек, чтобы охватить все «пространство». Гарусов разложил карточки в несколько рядов. Четыре снимка составили общую панораму места происшествия. Снимали так, что хорошо просматривалась и противоположная сторона улицы с нечетными домами. Вот угловой трехэтажный каменный дом. Здесь же, на углу, чернеет водоразборная колонка. За домом укатанный проезд во двор. Редкие, но высокие деревья. Деревянный двухэтажник... Вон из того окна на втором этаже крикнули: «Это ты, Оля?» Затем метров двадцать открытое пространство с последними, еще невырубленными старыми яблонями в глубине. Опять деревянный двухэтажный дом. А на переднем плане панорамы — забор, скрывающий то место.