Словесное древо
Шрифт:
заметно прибыл. Как в Питере? Есть зацепочка в Курских краях: река, лес, изба в саду
яблонном, губерния не жаркая и не холодная — климат и погода ровные. Как тебе это
представляется? Можно Карелию — к большому рыбному озеру - светлому, с пре-
красными сухими берегами, лесом, охотой, но скудно маслом и яйцами. Напиши свои
соображения. Как живешь? Придут оттепели, не простудись, не стой долго на улице
после усиленной беготни. Сообрази - как бы тебе прислать гостинец - поспрошай, не
поедет
дома безысходно. Вышли книги с портретами. Кланяется Грабарь и советует мне
удержать тебя от жажды скороспелой славы. Ему, говорит, нужно не жажда славы, а
жажда знания, а остальное всё придет в свое время. Это его точные слова. Он был у
меня. Прости, дитятко мое! Не осуди деда. Жду ответа. Только твоими письмами и
живу.
186. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО
22 февраля 1933 г. Москва
Дорогой Толечка! Жду ответа на два последние письма. — Ставлю тебя в извест-
ность, что по твоему заявлению ты временно выписан из моей квартиры. Как, дитя,
живешь? Всё ли у тебя благополучно? Как твоя душенька? Извещай о времени приезда.
Не то я сам приеду. Как только оттеплит немного. Больше нет сил ждать... Истерзался
сердцем и песней. Тяжко. Не медли письмом. Целую тебя. Как твои карие яхонты -
небось, стали мутнее? Прости.
187. А. А. ПРОКОФЬЕВУ
24 февраля 1933 г. Москва
Дорогой поэт! Сейчас Толечка ездит в Детское писать Федина. Беспокою Вас
просьбой поговорить — с Толей — о моей к Вам просьбе. Время самое подходящее.
Нужно в экстренном порядке, не медля ни одного дня. Сердце мое будет Вам
благодарно.
Москва, Гранатный, 12, кв. 3.
185
Н. Клюев.
188. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО
4 марта 1933 г. Москва
Здравствуй, мое дитятко.
Пишу на почте. Очень рад, что «Липы» не прозвучали в твоем сердце как панихида
по нашей дружбе. Мне вовсе не лестно, что Фе-дин взволновался моей болезнью, вот
если бы ты почувствовал ее во всей значимости, то это было бы для меня драгоценно, а
для тебя прекрасно и благородно!
Я одиночествую только для тебя, чтоб не мог ты ничем укорить меня. Люблю.
Целую. Дед.
189. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО
1 апреля 1933 г. Москва
Благодарю тебя, свет мой и любимое дитя мое, за цидульку жалкую и рваную, но
всё же сердечно дорогую и желанную! Доехал я благополучно. Виктор, как и следовало
ожидать, прибыл на вокзал встречать меня тогда, когда я уже был дома и ждал его
несколько часов, сидя у соседей. Свое гнездо я нашел, разумеется, хлевом, все вещи и
посуда до единой чашки унавожены до неузнаваемости. Квартиру Виктор не топил.
Форточку не открывал, окон не протирал, так что они заросли грязью снаружи. С
самоваров воды не выливал, и они
проржавели и стали течь. Прокипятил их с содой иизгнал смрад и гниль из них. Занавес, одеяло и подушки — как передник у кузнеца —
всё отдал в стирку до половиков включительно. Эта скотина ничего не видит и не
слышит, и никаких даже присущих собаке чувств и привязанностей у него к тебе или ко
мне и допустить смешно, так что твое милое хозяйство здорово пострадало от
испытанного лишь в идиотстве и шалапайстве приятеля! Он всё мучит меня
обещаниями купить белила и проч<ее> и тем тормозит отправление тебе штиблет и
галош почтой. Не две же посылки соображать?! Радоваться ли, что тебе дали отпуск —
месяц? По-моему - хорошо! И учебный год тебе зачтется, и осень будет без хлопот об
экзамене. Непременно попей нарбутовского лекарства и возьми хоть 8—10 ванн.
Многое в твоем поведении, вплоть до излишней дозы портвейна в чай, объясняется
твоим нездоровьем. Ты, конечно, это понимаешь, тем более имея всегда перед глазами
такое страшное доказательство невнимания к своему здоровью, как твой брат
Владимир! Я содрогаюсь за острую опасность для тебя от близкого общения с ним до
поцелуев включительно,
когда у тебя на губе появится кровоточащая маленькая с виду невинная ранка —
будет поздно. Подумай об этом посерьезнее — и не обвиняй - лихорадку и нервы в том,
что они породили в лице Владимира — экспонат — наглядное пособие для изучения
даже невеждами, даже родственными сердцами, прогрессивного сифилиса. Я очень
боюсь, ласточка, за тебя! Хотя мне и тяжело говорить так о твоем брате. Прости меня,
но я не могу молчать. Не вздумай вести Владимира к Нарбуту, он ему не поможет, а о
тебе и о твоих близких Нарбуты выведут крайне темное представление. Врачей в
Питере по сифилису достаточно. И тебе путаться в это дело нельзя. Помни, что
безногое дальше бежит. Жду твоих резонов о приезде в Москву — так буду и
соображать, не доводи извещением до последнего дня. Моих слез и так достаточно.
Вплоть до Твери я плакал. Так что соседи по вагону жалели «бедного священника»,
которому, вероятно, не дали паспорта и разлучили с горячо любимым сыном. Они
видели тебя в окне. Жалкие люди, убогие и серые вороны!.. Надеюсь, что до 15-го ты
удосужишься написать мне, чтобы я не жил предположениями, особенно мне что-то
жутко за твои поездки в Детское, что-то царапает мое сердце... Обрати на это
внимание. В общем же у меня как будто всё благополучно. Дров березовых полная
кладовка — приехал, нанял троих мужиков - распилили в полчаса и сложили. Виктор и
186
этого не сделал. Здоровье мое покрепчало - после свидания с тобой, и в груди что-то