Смех красной лисицы

Кайто был уверен, что это такая шутка от наемницы. Ну, подумать только, гадюка и ящер…

— Вы с Гадюкой?..

В армии не выбирали выражений, но в кои-то веки ссориться с серпентом не хотелось, оскорблять его. С другой стороны, и слова из песен и хокку, которые рассказывала ему Акира, тут не годились, не то настроение, не то время. Криврин был прост, как удар широкого серпентского меча. Он угадал то, что Кайто постарался замять.

— Она хорошая женщина. Верная, умная, опасная. Ни разу я не сомневался в ней. Все же… потеряв семью на Иншале, я долгое время не думал, что смогу полюбить вновь. Не так-то это просто, когда у тебя вырвали сердце, — Криврин помолчал, а Кайто подумал, что он все-таки может говорить так же, как в старых песнях. Тут же одернул себя: нет, вряд ли ящеры их знали. А если нет… А должны ли воевать народы, которые поют о любви одинаково?

— Может, любовь должна быть разной, — предположил Кайто. — Для разных существ.

Криврин фыркнул. Кажется, вполне одобрительно. Пересел поближе, его хвост обвился вокруг кресла. Шипастый кончик дернулся. Кайто за время пути к Варшаве успел прочитать: серпенты так проявляют дружелюбие. Электронная энциклопедия наверняка была составлена столетия назад. Сейчас автора за такие строки расстреляли бы. Серпенты — враги, хотя с ними и заключили перемирие.

Устало вздохнув, Кайто потер лицо. Криврина это все ничуть не заботило.

— Мы встретились, когда я остался в одиночестве. Мне казалось, я не могу вести за собой никого, а если веду, то получается кошмар, — рассказывал Криврин. — Гадюку я нашел на одной планетке, там жили местные племена… Мы им казались богами, они слишком неразвиты. Похожи на людей, но все в шерсти. В общем, Гадюку послали их истребить, потому что они жили на месторождении ультрамарина. А она посмотрела на племя, да и решила, что не будет выполнять заказ. Пряталась рядом и отстреливала всех наемников, что прилетели после нее.

— Отважный поступок, — усмехнулся Кайто. — Дайте угадаю, вы тоже прилетели по заказу?

— Да, только моей команде, тогда совсем небольшой, никто не сказал, что на месторождении есть аборигены. Просто что какая-то ненормальная захватила скважину. К счастью, я предпочитаю поговорить, а потом стрелять. Мы с Гадюкой вместе показали той корпе, состоявшей из манусов, что никакого ультрамарина им не видать. Хотя потом все-таки пришлось посоветовать племени убраться куда подальше, мол, земля проклята. Не знаю, что стало с местными дальше. Мы не захотели вечно подрабатывать их богами.

Приятно было, что и у ящера есть совесть. А Гадюка, выходит, ее в нем поддерживала. Кайто улыбался, пока не понял, что губы болят. В последнее время радоваться поводов было совсем мало.

— Гадюка хороша, — признал Кайто. — Не в этом смысле, конечно, я не!.. — Он понял, что Криврин снова смеется. — Я не знаю, каково это, нас не учили любить. Война отняла у вас все, а у меня никогда ничего и не было. Она со всеми нами поступила несправедливо.

— У тебя не было семьи?

— Сколько, по-вашему, мне лет?

Вопрос явно застал серпента врасплох, и Кайто с легкой иронией подумал, что Криврин не умеет читать возраст по гладким человеческим лицам так же, как для Кайто все чешуйчатые кажутся одинаковыми.

— Когда полномасштабная война началась, мне едва исполнилось восемнадцать. Я сирота. Солдаты Аматерасу не заводят семьи, хотя у нас поощряют ранние браки, — поморщился Кайто. Все это звучало… слишком практично. В духе империи. — Я никогда… в общем, никого не любил.

— Ты врешь, — проворчал Криврин. — Ты предан своей команде. Любишь госпожу Акиру и оберегаешь ее. Любишь Арабеллу, хотя вы ведете себя как малые детеныши, которые кусают друг друга за носы.

— Я… говорил о другой любви, — смутился Кайто.

— Тогда вы, люди, странно понимаете любовь. Тот, кто способен стать верным другом, сумеет полюбить и женщину, которую выберет в супруги. У тебя есть сердце, Кайто, пусть ты и не знаешь, что оно чувствует.

Молчание показалось долгим.

— У тебя болят руки, — негромко сказал Криврин. Кайто увидел, что правая снова дрожит, стиснул пальцы на стальном запястье, сдавленно вздохнул.

— Они не болят, — сказал он, не способный объяснить это серпенту, который никогда не смог бы изменить свое тело имплантами. — Я хотел бы чувствовать боль. Это значило бы, что они еще мои. Что это еще я. Все еще… Это не важно, — осекся Кайто. — Главное, чтобы не подводили в бою. Простите, — он быстро встал, отодвинул кресло. — Хорошего вечера, капитан.

Он не хотел жалости. Не хотел заботы. Возможно, потому, что она заставляла Кайто чувствовать себя еще хуже. Возможно, потому что он задуман был стать оружием, недостойным ее.

8. Убийца за спиной

Кайто на экране рассматривал планету авесов. Обычно сверху все поселения кажутся примерно одинаковыми, скоплениями сияющих ярких точек, хотя Кайто знал, что дома авесы строят нарочно высокие и с широкими плоскими крышами, как взлетные полосы. Общественный и личный транспорт у них не в ходу из-за того, что всякий обитатель планеты умеет летать и может на своих крыльях проделать путь, поэтому из космоса не удавалось прикинуть развилки дорог, только широкие рельсы для поездов на автопилоте — для доставки тяжелых грузов.

За прошедшее время Кайто успел пару раз поговорить с Ииирком, авесом на службе на «Тиамат», но подумал, что такого пирата местные жители сочли бы ненормальным: почти не пользуясь родными крыльями, он предпочел летать на корабле. Тяга к приключениям у авесов тоже редко встречалась, они были мирным и неторопливым народом, многие проводили время в медитациях и развитии ментальных способностей, но Ииирк, когда Кайто уточнил об этом, так скривился, что его лицо и впрямь стало напоминать птичий клюв.

Он признался, что сорвался навстречу приключениям, нанявшись на один из торговых кораблей, какие приходили в систему Птичьего Пера, как ее называло человечество. С тех пор Ииирк поменял множество команд, но на «Тиамат» задержался дольше всего, довольный своей ролью механика. В огромном брюхе линкора он мог быть полезен, подлететь к трубе или неисправному двигателю без всяких лестниц, поэтому остальные пираты его помощь ценили. Очевидно, как и люди, все крылатые были разные. Как и серпенты…

Гадюка в каюте Криврина отдавала приказы. Можно сказать, что она тоже отчасти была пилотом, только Гадюка думала, а парнишка Нейтан за рулем — был руками, исполнителем. Хотя на планете был космопорт, чтобы поддерживать торговлю, Акира указала совсем в противоположную точку, на другую сторону серо-голубого шарика, на которой поднимались ввысь горы. Гадюка смачно материлась, пытаясь прикинуть угол снижения и не разнести линкор о выступы скал. Смущенная Акира быстро мелькала пальцами над планшетом — переписывалась со своими знакомыми. Похоже, к ним и раньше залетали гости, но никогда — на ревущих линкорах, огромных, словно летучий город.