Смерть ростовщика

– Ладно уж, поступлюсь этим! – сказал, обращаясь к Кори Ишкамбе, арбаб Хамид. – Ведь чем может угостить крестьянин? Разве что дынями, арбузами да луком! Как поедет Хамра Рафик в город продавать их, так завезет вам сколько-нибудь взамен угощения!

Кори Ишкамба согласился, наиб составил документ, обещав, что он завтра же поставит на него печать в канцелярии казия. Завтра Хамра Рафик получит у наиба документ передаст его господину Кори, возьмет деньги, уплатит то, что причитается содержателю чайханы, а остальные деньги передаст арбабу Хамнду, чтобы тот поделил их в соответствии с принятым решением между всеми причастными к делу.

Наиб, его люди и Кори Ишкамба сели на лошадей, собираясь в обратный путь. Все присутствующие выстроились двумя рядами, готовясь проводить их до ворот. Не успели они выехать со двора, как к наибу подбежал какой-то юноша и закричал:

– Турамурад вернулся!

Турамурад был тем самым крестьянином, в убийстве которого обвиняли Хамра Рафика. Наиб сделал вид, будто ничего не слышал. Но дехкане, стоявшие у ворот, подняли крик. Со всех сторон слышалось:

– Турамурад вернулся! Выходит, Хамра Рафика оклеветали! А теперь нужно правителям возвратить назад деньги Хамра Рафика, чтоб спасти его от разорения!

Вскоре подошел и сам Турамурад и стал здороваться с жителями селения. К нему подбежал Хамра Рафик.

– Здороваться будешь потом! Пойдем со мной, покажись наибу, скажи скорей, что я тебя не убивал!

Турамурад поспешно направился к наибу и низко ему поклонился. Хамра Рафик сказал наибу:

– Спросите теперь у него самого, убивал ли я его? Знал ли я, куда он ушел?

Наиб с видимой неохотой спросил Турамурада:

– Где ты пропадал?

– Я пять лет служил арбабу Рузи, – ответил Турамурад. – Ни одежды новой не видал, ни сыт не бывал. А тут дошла до меня весть, что сестра моя, – она замужем в Азизабаде, – захворала. Я попросил у хозяина пять тенег, хотел сходить повидать ее, он не дал. Обидело меня это сильно. Вот я и решил сбежать от него. Из кишлака я вышел с Хамра Рафиком, а на полпути покинул его и не сказал, куда иду. А когда я услыхал, что Хамра Рафик попал в тюрьму за то, что будто бы убил меня, то сказал себе: «Будь что будет, вернусь, лишь бы освободить его».

– Господин, хочу слово сказать, – поднял руку арбаб Рузи и приблизился к наибу.

– Говорите!

– Я похоронил родителей этого мальчишки, затратив двести тенег. Его самого кормил, поил, одевал, растил. На это ушло тоже не меньше двухсот тенег. А когда он подрос, вместо того, чтобы помогать мне и своей ничтожной службой отплатить мне, он сбежал. Прошу вас, посадите его в тюрьму и накажите. Пусть это другим голодранцам послужит примером. А когда он раскается и станет биться головой о стенку, поручите мне его, пускай послужит в моем доме и погасит свой долг за похороны отца и матери, пускай расплатится со мной за расходы на него самого!

– Вы правы, – сказал наиб арбабу и, обратившись к своим людям, приказал: – Ну-ка свяжите этому юнцу руки да погоните за лошадьми. А после того – бросьте его в каталажку при моей канцелярии.

Служители наиба схватили Турамурада.

Дехкане, обрадовавшиеся его возвращению, – они надеялись, что это вызволит из беды Хамра Рафика, – совсем приуныли.

– Лучше бы ему не возвращаться! – огорченно говорили они. Но сам Турамурад смеялся.

– У людей сердце разрывается на части из-за твоего ареста, чего же ты смеешься, – удивился Хамра Рафик.

– Мне уже тридцать лет. В услужение к арбабу Рузи я поступил двадцатипятилетним. А смеюсь я потому, что если раньше богачи присваивали себе труд и заработок своих слуг, то мой хозяин крадет у меня мои годы – называет меня, взрослого мужчину, мальчишкой! Удивительно, что и их милость наиб тоже вслед за моим хозяином назвали меня юнцом.

– От тебя еще материнским молоком пахнет, а говоришь, что тебе тридцать лет! – возмутился тут Кори Ишкамба.

Наиб не оставил безнаказанной эту дерзость Турамурада и велел своим людям дать ему несколько ударов камчой и гнать лошадей, чтобы скорее убрать его с глаз. Распоряжение наиба было исполнено, и он со своим отрядом выехал из кишлака. Жители Бульмахурона, весело смеявшиеся над нелепым видом Корн Ишкамбы, когда он въезжал в кишлак, теперь провожали отряд наиба гневными проклятиями и бранью.

XIV

Богатеям не понравилось, что Кори Ишкамба узнал дорогу в кишлак. Особенно это приводило в ярость арбаба Рузи – самого крупного ростовщика в кишлаках Сангсабз и Бульмахурон. Он не собирался терять прибыль, давая ссуду за шесть процентов. Не такой уж у него был капитал, чтобы тягаться с богачом вроде Кори Ишкамбы. Впрочем, больше денег его интересовала возможность прибрать к рукам землю дехкан, закабалять их. Добиться этого, давая ссуды под малый процент, было труднее и требовало более длительного времени. Он понимал, что если даже станет брать меньше, чем Кори Ишкамба, то и тогда дехкане предпочтут обращаться к ростовщику-горожанину: Кори Ишкамбе не нужна их земля, он не пойдет в кишлак заниматься земледелием.

Но арбаб Рузи не мог преградить Кори Ишкамбе путь в кишлаки ни при помощи местных властей, ни угрозами – он знал, что заместитель казикалана друг ростовщика и в любой момент защитит своего приятеля.

У арбаба Рузи была лошадь, потом он купил вторую и поставил в ту же конюшню. Поначалу обе лошади кусались и лягались, когда им давали корм, и обе оставались голодными. Постепенно они привыкли друг к другу и дружески делили ячмень и клевер. И случалось даже так, что если одна насыщалась, а другая еще продолжала есть, то первая ласково почесывала зубами шею второй.

Были у арбаба Рузи и две собаки. Хотя обе они выросли на одном дворе и привыкли друг к другу, стоило бросить кость, как они затевали драку, в ярости кусали друг друга, – шерсть летела клочьями, и в конце концов случалось, что кость не доставалась ни той, ни другой.

«Если между мной и Кори Ишкамбой установятся такие отношения, как между моими собаками, то ни ему, ни мне не извлечь выгоды из нужды дехкан в деньгах, а если поладим, то оба сумеем насытиться – в меру своего аппетита».

С этим решением он отправился к Кори Ишкамбеи договорился, что будет брать у него деньги из расчета по три тенги с сотни за месяц, а сам станет ссужать нуждающихся дехкан, как и раньше, по десяти или по восьми тенег с сотни, получая в залог их земли. Если за каким-нибудь должником деньги пропадут, то весь убыток он возьмет на себя, а Кори Ишкамба не потерпит никакого убытка.

Условия эти были выгодны Кори Ишкамбе, и все же временами собачья жадность брала в нем верх, он вскипал и выражал арбабу Рузи свое недовольство.

– Деньги мои, а выгоду извлекаете вы! Я получаю с каждой сотни только три тенги, а вы за мои деньги – от пяти до семи тенег с сотни! Разве это справедливо?!

В ответ арбаб Рузи рассказывал ему, как живут друг с другом его лошади и собаки, и говорил:

– Господин Кори, в своих отношениях с людьми берите пример с лошадей, а не с собак!

Эти слова успокаивали ростовщика. Действительно, у Кори Ишкамбы не было оснований быть недовольным своим соглашением с арбабом Рузи. Благодаря ему та часть его капитала, которая раньше лежала в банке и давала всего пять процентов годовых, приносила теперь доход в десять раз больший и притом без всяких забот, без опасения, что деньги могут пропасть. Сбылась мечта всей его жизни.

Был доволен этим и арбаб Рузи. Получив возможность оперировать большими суммами, которые предоставлял ему Кори Ишкамба, он стал брать в залог, а потом и захватывать в полную собственность такое количество земли, о котором раньше не мог и помышлять. Получая от дехкан закладные на землю не на год или два, как это было раньше, а на «востребование», он мог теперь при помощи наиба требовать со своих должников деньги в любой момент, даже в самое трудное для них время года – когда еще не был собран урожай.