Смуглая леди (сборник)

– Преемника себе готовишь?
– улыбнулся Бербедж.
– Что ж, давай его к нам на треть

пая?

– Что ты! Что ты!
– по-настоящему испугался Шекспир.
– Вот тогда уж меня точно

сживут со света. Три актера в одном семействе! Это даже для Шекспиров много.

– Ладно! Пусть тогда будет секретарем королевского суда, - улыбнулся Бербедж. Он

взял мальчика за плечо: - Поднимемся, малый, ко мне, я тебе дам бумагу и покажу, что мне

нужно.

А на другой день вот это и случилось. ... После ужина гости вышли в сад. Их было

много. Был содержатель соседнего трактира, высокий, длинный мужчина с висячими

усами, хитрый, плутоватый и добродушный; был достопочтенный Кросс; был клерк

муниципалитета и местный нотариус Грин; был старый друг, сосед и торговец шерстью

Юлиус Лоу; был Джон Комб - человек странный, замкнутый, иронический, вечно

подтянутый, о котором ходила нехорошая слава, что он дерет безбожные проценты; был

сын его Томас; был близкий друг дома Сандлер и многие другие. Все были веселы,

беспечны, все сильно выпили, и никто не думал о смерти.

И вот когда гости расселись за столом под большой тутовицей, а слуги принесли и

поставили фонари и свечи, Ричард Бербедж вдруг встал и сказал:

– Леди и джентльмены, минуту внимания! Самый молодой из нас прочтет стихи,

посвященные нашему дорогому новорожденному. Мистер Харт-младший, прошу!

Мальчик встал из-за стола, высокий, спокойный, независимый маленький

джентльмен, и вышел на середину. Под мышкой у него была папка. Он распахнул ее и

вынул лист бумаги, украшенный рамкой со шнурами и розами.

– Нет, сюда, - позвал его Бербедж и показал на место около хозяина.
– И громко, здесь

ведь театр, а это, - он показал на дочерей хозяина, - ложа для дам и лордов. Читай, обращаясь к ним.

Мальчик выкинул вперед руку и начал читать. Конечно, не ахти какое было это

стихотворение, каждый начинающий мог скропать такое, но гости, слушая мальчишку, одобрительно порыкивали и кивали. Молодец парень, правильно догадался! Прямо как в

муниципалитете во время праздника.

Даже достопочтенный Кросс и тот легонько хлопнул два раза в ладоши, хотя если

хорошенько подумать, то было отчего ему, человеку ученому, насторожиться. "Жизнь не

только коротка, но и бессмысленна, - читал мальчишка, - вечно только искусство. Только

поэтам принадлежит бессмертие". ("Как это так - поэтам?
– спрашивали потом друг друга

почтенные горожане.
– А людям с праведной жизнью? Зачем же тогда и в церковь

ходить?")

– Все на свете - сон. И дом - это сон (великолепный, двухэтажный каменный дом на

площади, может быть, лучший в городе, окруженный прекрасным садом и цветником), и

стол, за которым мы все веселимся, и вечер, сошедший на нас, и горящие свечи, и наши

разговоры, наши радости и горе - все это сон..

– Да! Точно!
– благочестиво кивнул головой Кросс.
– А мы это забываем и продаем

жизнь вечную за чечевичную похлебку. И детей учим тому же. Истинно сказал Спаситель:

"Они слепые-поводыри слепых". Спасибо, милый!

– Горы, замки, храмы - весь земной шар когданибудь заколеблется, поплывет и

превратится в клочья тумана, - продолжал мальчик, - и останется одно пустое, холодное

небо. Мы состоим из того же вещества, что сны. И снами окружена маленькая жизнь -

непонятная и бессмысленная. Так сказал великий Просперо! Поэтому восславим же

сегодня великое искусство и тех творцов, которые служат ему, непреходящему, вечному, бессмертному, и сами становятся причастными вечной жизни.

Мальчик кончил, опустил руку, и все захлопали.

– Иди, иди сюда, мой милый, - сказал Бербедж растроганно, - иди, очень хорошо

сочинил и прочел. Молодец! Лист клади сюда, и вот тебе бокал, как взрослому, - пей!

Задвигались стулья, зазвенела посуда, и все потянулись к маленькому Харту с

бокалами, только мать откуда-то из-за угла закричала:

– Нет, нет, ему нельзя! Я вас прошу! И вообще сейчас уже поздно.

Достопочтенный Кросс - он все время сидел неподвижно, переждал, когда шум

стихнет, а потом спросил:

– Виллиам, милый, а кто такой Просперо? Я что-то не слыхал такого. Это из древних

или он итальянец?

– Это добрый волшебник из последней комедии дяди, - ответил мальчик.

– Ну, не очень-то он добрый, если говорит такие вещи, - усмехнулся Кросс.
– Жизнь

для христианина - это не сон, а подвиг, мой любимый. И пресвятая апостольская церковь

тоже не сон, а твердыня, коя сотрет врата ада.

– Так это же стихи! Достопочтенный Кросс, стихи это!
– крикнул Грин с другого конца

стола.

– Что ж, и царь-псалмопевец писал стихи, скромно и неумолимо вздохнул Кросс, - и

Библия разделена на стихи. И Нагорная проповедь тоже состоит из стихов. И все-таки все

они не сон. А земной шар не разлетится в туман, а по воле сотворившего его в один день

станет местом Страшного суда, где все получат по заслугам - и грешники, и праведники, и

словоблуды, и мытари. Пусть никто не забывает этого. Каким судом мерите, таким и вам

отмерится, учит Святое Писание.
– И он слегка покосился на спокойного и равнодушного

ко всему Комба, который сейчас даже не слушал его.
– Не повторяй больше этих негодных

стихов, мой ненаглядный.

Когда гости расходились, Шекспир шепнул Бербеджу: "Зайди ко мне". Он пришел и

застал Шекспира за столом. Увидев Ричарда, Шекспир отложил перо и встал.

– Это ты научил мальчика?

Бербедж засмеялся:

– Да нет, он сам.

Шекспир покачал головой:

– Скверно.

– Почему?

Шекспир положил перо, встал, пошел, сел на край постели и закрыл глаза. Лицо его