Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Океанский пейзаж

...С обрыва заглянул я вниз. Редел береговой туман. Песчано-каменистый мыс Открылся мне издалека — Там, словно серая река, Земля впадала в океан; Там небольшие островки Маячили, как поплавки; Там лик морщинистой воды Блестел, как россыпи слюды, — Но складом черного сукна Внизу лежала глубина; Там к берегу катился вал, И, пятясь, будто самосвал, Он опрокидывался вдруг И гальку на берег ссыпал. О утренний приморский час! Ты мне напомнил давний миг, Когда я в детстве первый раз К стеклу оконному приник. Вновь, опьяняя новизной, День возникает предо мной — И впереди стоят года, Как пред отправкой поезда. Пусть где-то ждет небытие — Но все, что вижу, — все мое! Пусть смертны тело и душа — Но жизнь бессмертно хороша!

Ливень в пустыне

Автобус все неторопливей Плывет в журчащей глубине, Его скребет и моет ливень, И пляшет на его спине. И пыли самотканый полог Лег, складками не шевеля, К пустыне накрепко приколот Иголками из хрусталя. А в стороне мерцает зыбко Сквозь дождевое серебро Верблюд двугорбый — будто скрипка, Поставленная на ребро.

Карусельный Пегас (Памяти Омара Хайяма)

Я, как прочие дети, Уплатил пятачок, А затем мой билетик Отобрал старичок. К карусельным лошадкам Он подводит меня, С карусельной площадки Я сажусь на коня. Конь — пожарной окраски, Хвост клубится, как дым; Конь бессмертен, как в сказке, Конь мой неутомим. Он не просится в стойло, Он не сеном живет — Пьет чернильное пойло И бумагу жует. Вот мы скачем над лугом, Над весенней травой — Все по кругу, по кругу, По кривой, по кривой. И знакомая местность Уплывает из глаз, Мчит меня в неизвестность Карусельный Пегас. Развороты все круче, Все опасней круги — То взмываю я в тучи, То впадаю в долги. Я старею, старею, — Где мой тихий ночлег? Все скорей, все скорее, Все стремительней бег. Мы летим над больницей, Над могильной травой — А Вселенная мчится По кривой, по кривой...

1974

В старой гостинице

Едва я дверь открыл, едва я свет зажег — В испуге за окно отпрыгнул мрак ночной, И сводчатый старинный потолок, Как белый парашют, раскрылся надо мной. Надежный старый стол и лампа в сорок ватт, Скрипучий венский стул, протертый ворс ковра... Я сброшен, как десант, в таинственный квадрат, В загадочный просвет меж завтра и вчера. О, скольким, кто теперь неслышим и незрим, Дарила отдых ты, усталая кровать?! На ленту бы заснять все сны, что снились им, — Хватило бы весь шар земной окантовать. Будь, Время, до утра податливо, как воск, Бессонница, явись благословить мой труд, — Склонившись над строкой, словесный строю мост Меж теми, что ушли, и теми, что придут.

Привязанность

Голос первый

Стук будильника слышу, Острых зубчиков стук. Металлической мышью В ночь вгрызается звук. Он кусает, кусает, Он грызет в тишине Жизни хрупкий сухарик, Отпущенный мне. Время! Вечное время! Неустанный прибой! Словно выстрел, мгновенен Я в сравненье с тобой. Мне отмерено скудно От запасов твоих, Я лишь микросекунда На часах мировых. Тонкой черточкой, риской, Век мой изображен На кругу исполинском Циферблата Времен.

Голос второй

О всемирное Время, Вечной жизни прибой! Я бессмертно-мгновенен, Я пронизан тобой! Слышу ночью весенней Ободрительный звук — Паутину мгновений Ткет будильник-паук. Пусть из мигов-событий Жизнь моя сплетена — Не из этих ли нитей Сплетены Времена, Тросы тысячелетий, Канаты эпох?.. Я привязан к планете С отдаленных веков! От рождения — сразу К этой жизни земной Я навеки привязан, Мне не надо иной!

Антоний

Это знает Плутарх, это было на ранней заре Там, где старые стены, и склоки, и ссоры, и схватки, Там, где царства дрались, как мальчишки на заднем дворе, И империи клали друг друга на обе лопатки. Позабыты герои, державшие заданный курс, Позабыты погибшие в давних боях ветераны, — Но на теле Истории, словно любовный укус, На столетья оттиснут поступок Антония странный. Клеопатра коварно из боя свой вывела флот — И, забыв свое войско, ревнивою болью томимый, Как за флагманским флагом, за бабьею юбкой плывет Триумвир, полководец, любимец солдатского Рима. Обесславиться так, осчастливиться так на века, Быть воспетым не раз, будто нет ни забвенья, ни тлена... О, в какие надежды, в какие слова и шелка Ты умеешь рядиться, бессмертная дева Измена!

Архитектура огня

Костер смелел. С поляны тьму гоня, Бросая в ночь готические тени, Багровые конструкции огня Все усложнялись в торопливой смене. Летела к звездам алая пыльца, Огонь-строитель дерзостно и властно Лепил макет собора иль дворца Сам из себя — как бы из глины красной. И на мгновенье тронный зал возник — Многооконный, тысячеколонный, Столь явственный, как будто он за миг Был высчитан машиной электронной. В том зале средь дымящихся ветвей, Среди горящих листиков осенних Метался одинокий муравей И от огня искал себе спасенья.

«Ночью в Иокогаме, стоя на берегу...»

* * *

Ночью в Иокогаме, стоя на берегу, Корабельных названий разглядеть не могу. Мрак — на многие мили, молчаливая высь... Теплоходы забыли, как при свете звались. Невеселое чудо я провижу вдали: Я ведь тоже забуду, как меня нарекли, И от хлеба и соли, от земного труда Я в тот день поневоле отплыву навсегда — Не в заморские страны, не к добру и не злу — Кораблем безымянным в безымянную мглу.

Школа радости

Уроки радости природа нам дает, Раскрыв страницы перелесков и лугов. Ее указка-молния снует По картам облачных материков. Бывает полночь — будто черная доска Пред двоечником, что не выучил урок, Но не тоска за нею, не тоска — За нею счастье утренних дорог. Лекально плавны очертания холмов, И звездные лучи разлиновали тьму... И под диктовку ливней и громов Мы учимся бессмертью своему.

Трещинка

Посмотришь — на взморье огромная льдина Навеки с землею слилась воедино, Их не разлучить ни теченью, ни ветру, — А тонкая трещинка еле заметна. Ах, трещинка эта, смиренная с виду, Тонка, словно лезвие давней обиды; Упала на лед она черною нитью, Сигналом разлуки, приказом к отплытью. Хрустальный массив разделен и пронизан От края до края, от верха до низа Весеннею трещинкой, тонкой, как волос, — Фактически льдина уже откололась.