Собрание сочинений. Том 3

1958

ПУШКИНСКИЙ ВАЛЬС ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ [138]

Зачем он очарованНатальей Гончаровой?Зачем ему так дорог высший свет?Ему бы в секундантыШекспира или Данта —Дантеса отвели бы пистолет.Зачем ясна погодаРомановым в угоду?Зачем не поднимается метель?Метели бы летелиПрепятствовать дуэли,Любую загораживая цель.Зачем мелки масштабы,Зачем так люди слабы?Зачем здесь не явился Аполлон?Потребовал поэтаК священной жертве света, —Не он сейчас потребовал, не он…

138

Первоначально стихотворение называлось «Пушкинский вальс» и трактовало эту тему гораздо шире. Но какие-то причины технического порядка помешали мне закончить стихотворение так, как хотелось. Пришлось его закончить и переменить название.

«Пушкинский вальс» долго, не один год, лежал в моих бумагах, чтобы вот-вот вернуться к работе над ним. Сделать этого не пришлось. Пушкин — это долг каждого поэта. У меня есть и стихотворение «Пушкин», где я даю свою формулу Пушкина.

1958

СТЕКЛОДУВЫ

Неуспокоенная лаваТекла, как будто солнце жгло,И был песок вконец расплавленИ превращен жарой в стекло.Вся масса стынет постепенно,Она до дна раскалена,И ярко вспыхивает пена,И загорается волна.И чайка прикоснулась клювомК зеленой выгнутой волне,И чайка стала стеклодувом,Подручной оказалась мне.В который раз мы верим чудуИ рады выдать за своеИ груды облачной посуды,И неба синее литье.

1958

БАСНЯ ПРО АЛМАЗ [139]

Простой блистающий алмазБыл мерой твердости для нас.Ведь нет кислот и щелочей,Какие гасят блеск лучей.Но может измениться он,Когда он будет накален.И в безвоздушной духоте,В мильонолетней темнотеАлмаз изменит внешний вид,Алмаз расплющится в графит.И вот алмазная душаГорда судьбой карандаша.И записать готов алмазСтихотворенье и рассказ.

139

Написано в Москве, в 1958 году. Относится к «постколымским» стихам.

1958

ОГНИВО [140]

Как спичкой чиркают о камень,Как бьют кресалом о кремень,Так волны высекают пламяИ тушат пламя Целый день.Но приближается минута,Отчетливая, как плакат, —Подносят тучу вместо трута,И загорается закат.

1958

* * * [141]

140

Написано в 1958 году, в г. Сухуми.

141

Написано в 1958 году в Москве.

Покамест нет дороги льдинамИ тол не разорвал затор,Поселок пахнет нафталиномИ изморозь приходит с гор.В привычный час ложится иней,И тает он в привычный час,И небосвод индиго-синийНеутомимо давит нас.И слышен тонкий запах тленья,Весенний наступает час,И прошлогодние растеньяЯвляются в последний раз.

1958

* * * [142]

Стихи — это стигматы,Чужих страданий след,Свидетельство расплатыЗа всех людей, поэт.Искать спасенья будутИли поверят в рай,Простят или забудут…А ты — не забывай.Ты должен вечно видетьЧужих страданий свет,Любить и ненавидетьЗа всех людей, поэт.

1959

142

Стихотворение написано в 1959 году в Москве. Одно из моих прозаических произведений.

ВЕЧЕРНЯЯ ЗВЕЗДА [143]

Овраг наполнится угаромИ гнилью теплой и сухой.В лесу запахнет скипидаром,Как в живописной мастерской.У яблонь запах громче грома.Взошла вечерняя звезда.И ветер вьется возле дома,Не убегая никуда.

1959

ГАРИБАЛЬДИ В ЛОНДОНЕ [144]

143

Написано в 1959 году. Неоднократно переводилось. Для меня ценна только — «Запахом, который громче грома» — сближением, отыскиванием подобного в разных человеческих чувствах, а также скипидарным запахом вечернего леса. К Колыме отношения не имеет. Отражает пейзаж Калининской области, настроения, связанные с этим пейзажем, или пейзаж, связанный с тогдашним моим настроением, — для поэта это одно и тоже.

144

Написано в Москве в 1959 году по известному рассказу Герцена. Как и «Прямой наводкой» — чисто прозаическое произведение.

(Речь на завтраке у лорд-мэра)

Благодарю, благодарю за честь…Прошу прощения — я должен сесть.Нога болит от раны пулевой,И каждый мускул будто неживой…Я выслушал приветственную речьИ вижу ваш подарок: это — меч!Подарком этим я немало удивлен:Ведь я не Цезарь, не Наполеон.Я не люблю военных ремесло —Профессию, рождающую зло.Простой крестьянин, а не генерал,За дом родной я нынче воевал.Бандиты ворвались в отцовский дом,И я судил их собственным судом, —Снял со стены охотничье ружье,Чтоб счастье жизни защитить свое…Был в перестрелке, кажется, убитВорвавшийся в отцовский дом бандит.Я не считал моих побед и бедНа протяженьи многих тяжких лет…Рубаха красная, надетая на мне,Не знак пожара, не призыв к войне.Ведь в этот алый цвет всегда одетКрестьянской жизни трудовой рассвет.Прошу прощенья, дамы, господа,Я не солдат, я человек труда.Вся жизнь моя — прямой тому пример.Здоровье ваше, господин лорд-мэр!

1959

УСТЬЕ РУЧЬЯ [145]

Безвестный ручей,Безымянный, ненужный,Для наших ночейНедостаточно южный,Где чаек полетИ полярное лею,Светящийся ледИзумрудного цвета.Забытый зимойВ недоступном ущелье,Зимою самойНа моем новоселье,Где прямо впередЧерез лед трехметровыйЛетит водомет,От заката багровый.И, темной текиЗамедляя теченье,Бегут пузырькиОгневого свеченья!

145

Написано в 1959 году. Из тех стихотворений, в которых я пытался наверстать упущенное, вспомнить и закрепить этот трехметровый зеленый лед в багровом свете северной вечерней зари, который видел столько раз, так часто, что и не подумал записать этот лед для памяти ума и чувства.

1959

БИРЮЗА И ЖЕМЧУГ [146]

Смешаю вместе уксус и слюду,Чтоб минерал скорее умирал,И точат слезы камень-бирюзу,И умирает синий минерал.А жемчуг задыхается во тьме,Теряет краски, цену и судьбу,И не под силу жить ему в тюрьме,Лежать живым в повапленном гробу.Он жив — на пальце, вделанный в кольцо,И полон человечьей теплоты,Он сохраняет светлое лицо,Он сохраняет жизнь свою — как ты.

146

Написано в 1959 году в Москве. «Домашняя» философия. Я избегал пользоваться примерами такого рода, ибо для всех буквально формул — настоящих и возможных — был безграничный выбор северного, таежного, вовсе не экзотического материала, а быта, обыкновенной жизни, освещенной сильным солнцем поэзии. Я прочел где-то о смерти бирюзы и попробовал написать стихи.

1959

КИПРЕЙ [147]

Там был пожар, там был огонь и дым.Умерший лес остался молодым.Ища следы исчезнувших зверей,В лиловый пепел вцепится кипрейИ знаки жизни, что под цвет огня,Раскинет у обугленного пня —И воскресит таежную траву,Зверей, и птиц, и шумную листву.

1959

147

Написано в 1959 году в Москве. Как и «Горная минута», относится к числу «постколымских» моих стихов.

ГОРНАЯ МИНУТА [148]

Так тихо, что пейзажКак будто нарисован —Пастельный карандаш,Перекричавший слово.Беспечный человек,Дивлюсь такому чуду,Топчу нагорный снег,Как битую посуду.Здесь даже речки речьУму непостижима,Туман свисает с плеч —Накидка пилигрима.Все яростно цвететИ яростно стареет,Деревья ищут брод,Спешат домой быстрее.Спустились под откосБеззвучно и пугливо.А ястреб врос в утес,В закраину обрыва…

148

Я берусь угадать в лирическом стихотворении любого русского поэта — от Пушкина до Фета, — какая строфа писалась первой. «Горная минута» написана ради первой строфы. Это привычная трактовка взаимозаменяемости родов искусства. «Горная минута» написана в 1959 году в Москве.

Я пробыл на Колыме с 1937 по 1953 год, а в Москву вернулся в конце 1956 года. С 1953 года по 1956 я писал день и ночь, и все написанное в это время — самое наиколымское, но уже раскрепощенное, когда самый тон стихов и их зашифровка способами искусства изменились в сторону большей смелости, большей нравственной обязательности, когда каждое новое стихотворение было не только исповедью, не только проповедью, но и гаданием, предсказанием. Этой цели я подчинил всю свою дальнейшую жизнь. В это время мне стало ясно, что без моих свидетельств время не обойдется. Полное бессилие Пастернака в этом отношении тоже было тяжелым примером. Пастернак, как и многие другие писатели, не совсем ясно представлял себе всю серьезность моего материала.

«Горная минута» — стихотворение о Колыме, но написанное позднее. Граница моих «Колымских тетрадей» — 1956 год. «Горная минута» относится к числу моих «постколымских» стихотворений (как и «Память», «Ода ковриге хлеба», «Горный водопад»), когда я вспоминал какую-то упущенную ранее важную сторону дела в колымской философии, какую-то значительную сторону нашей тогдашней жизни, о которой еще не заходила речь.