Собрание

3

Отростки роговые на ногах — Воспоминанье тела о копытах, Желание летать лопатки надрывает, О сколько в нас животных позабытых! Не говоря о предках — их вообще По целой армии в крови зарыто. И плещутся, кричат, а сами глухи… Не говоря о воздухе, воде, земле, эфире, Огне, о разуме, душе и духе… В каком же множественном заперта я мире — Животные и предки, словно мухи, Гудят в крови, в моей нестройной лире. Протягивают мне по калачу. Я — не хоккей и не собранье, Напрасны ваши приставанья — Себя услышать я хочу. Но Кричит гиена, дерутся предки, Топочет лошадь, летает птица, В сердце молчанье бывает редко, Они не видят — я единица.

4

У круглых дат — вторая цифра ноль, Он бесконечен, можно в нем кататься, Как в колесе. В нем можно и остаться, Пусть он ударится о столб — И к единице можно привязаться. И цифры, я скажу, тем хороши, Что в каждой — выступы, угольники, круги, И в каждой цифре есть за что держаться. Но жизнь струится, льется, ткется Широкой быстрой буквой "S", Сплетенная из крови, света, тени, Из шелковичных змей и из растений. Как в час отлива, тянет за колени В глубины. Из плечей растет. Остановись! А то уже не в радость, Но льется мне на плечи — мягко, душно. На что мне столько? Что сошью я? — Старость. Здесь хватит на широкие морщины, На мягкое, свободное в покрое, Объемистое тело. На одежды, Пожалуй, царственные… Потом она шерстинкой обернется, В чужой цветной ковер воткется, Которого нам не видать.

5

Я опущусь на дно морское Придонной рыбой-камбалой, Пройду водой, пройду песком я, И — ухо плоское — присыпано золой, — К земле приникну, слушая с тоскою. Я слышу: хрип, и визг, и стон, Клубятся умершие ветры, И визги пьяных Персефон, И разъяренный бас Деметры, Трепещет ее чрево смутно — Еще бы! Каждое ведь утро Ее бесчисленные лонца Бичом распарывает солнце, И в глуби мира волокут. Кто ей, уставшей так смертельно, Споет тихонько, колыбельно — Не ты ль — нашлепка на боку?

6. СОН

Н.Сайтановой

В печи сияющей, в огромном чреве Нерожденный Пушкин спал — Весь в отблесках огня и отсветах светил, Два месяца всего назад зачатый — Уже он с бородой Или как после тифа был. В черном, стриженый, сквозящий, И как пирог он восходил, И широко раскрытыми глазами Смотрел в огонь, лежал, кальян курил. Шумели ангелы, как летний дождь, над ним, Вливались в уши, вылетали в ноздри, Ленивый демон прятался в углу, Их отгонял, как мух, как туча звезды. Он зорок был, бессонен — потому, Чтоб с цепкостью ко тьме младенец шел во тьму…

7

Я знаю, чего я хотела, Теперь уж того не хочу, Хотела я муки и славы И в руки попасть палачу. Чтоб едкою этой печатью Прижечь свои бедные дни, Конец осветил бы начало, И смыслом они проросли. Но мышкою жизнь проскользнула, В ней некогда даже хотеть, Но в следущей жизни хочу я Снотворным маком расцвесть. В день летний, похожий на вечность, Самим собою пьянеть, Никого не любя и не помня, И беззвучно внутри звенеть. Я знаю, чего я хотела, Но этого лучше хотеть И опиумным соком Зачаток сознанья известь.

8

— Как эта музыка скучна. Нет, это слишком! Который час? — Сосед достал часы, И щелкнула серебряная крышка. Три человечка там — размером стрекозы — Служили стрелками, насажены ногами на шпенек, По швам их руки, к цифрам — их власы, И мучал среднего — что? — внутренний щелчок. Другой почти висел, а тот летал рулеткой, Один так плавно, а другие — дерг, И самый маленький летал, как белка, Час отбивала смерть ребром косы. Три времени, душа, в тебе — три мерки. Хихикнул он и проглотил часы.

9

О скинуть бы все одежды, И кожу и кости тоже, И ту, что в зеркало вечно Глядит — надоевшую рожу. С ветром в пустыне носиться, В облаке лунном сиять, Тьмой над водою разлиться И в зеркалах не дрожать. Я пролечу через птицу Теплым живым пробелом, Мимо — живой пустотой, Вспомни — другое есть тело, (В звезды одеты нагие), Мозг есть другой, голубой, Вспомни — есть жилы другие, Мед в них течет золотой.

10

Путь желаний — позвоночник Начинается от звезд, Долгой темной тела ночью Он ведет нас прямо в хвост. Образует он пространство Для златых круженья вод, И без этой гибкой палки Череп был бы, где живот. Мост он, шпалы, он дрожит, Лестница, опора зданья, Трепет по нему бежит, В нем кочует тайнознанье.

11

Колкий лед звезд, Гуденье огня мирового, Построй через холод мост И стань саламандрой снова. Боли бомбой человек До времени себе пасется, А подожгут фитиль — Она взорвется Тоскою черною, черней инферна, И покатишься головой Олоферна — В боль. А казалось, Юдифь, ты меня любила, Ласкала. Жизнь, ты меня молоком поила, Целовала, но меч свой точила И в крови моей прятала, зарывала, И в складках одежды своей таила, И вот — взмахнула. И вспыхнул мой язык, как от бензина, Спасаясь от тебя — я убегу огнем. Юдифь, о жизнь, зачем ты гильотина С машинным и мясницким секачом?

12

Я воин, я солдат. Взрывать, колоть И убивать себя — моя работа. Я — камикадзе, втиснутый во плоть, Она мне вместо самолета. Внизу сверкал подножною луной, Омытый ливнями до белизны фарфора Адамов череп — под землей. С отпавшей челюстью — (Трехзубой перевернутой короной), Уже божественною кровию омытый, Но не одетый, все еще зарытый. Среди созвездий я металась долго, Туда-сюда, без смыслу и без толку, В одежде грязной, С кепкой нечесаных волос, С глазами красными, клыками изо рта, И задавала встречным надоевший От века всем больной вопрос. Но ангел встал, дрожащий, как струна, — "О счастье ль речь, когда идет война. Вот латы, вот труба, вот лук, Лети к дракону вниз, туда — на луг. И помни же всегда, что воин Бога Себя жалеть не должен очень много."

13

Меняет город цвет, И сносятся дома, И, съевши столько лет, Сменилась я сама. На Выборгской трамвай В такую глубь нырнет, Как будто — вот — дверь в ад, Как будто ада рот. Три зуба мудрости, На десять лет — один, Три в челке волоска седых, Звон ранних льдин. Трамвай вращается, звеня, И снег идет из фонаря, И жалко мне, нет, не себя — Не жизнь, прожитую мной зря, — Свой бедный труп — Так как-то неуместен он В картине бытия, Неловок будет он и туп И выведет под небосклон Полынь да волчий зуб.