Собрание

1990

БОКОВОЕ ЗРЕНИЕ ПАМЯТИ

В оны дни Играли мы в войну На берегу Невы. Восточный свежий ветер дул, За белое пальто ее в залив тянул, И я на это засмотрелась, Когда мальчишка вдруг, ощерясь, Метнул Зазубренный угля кусок В висок. (Висок ведь по-английски — храм). И сразу кончилась игра. А может быть, сама Нева Ленивая приподнялась, Мне вскрыла сбоку третий глаз И заплескалась в головах. О злая! — это ты, Нева, И ладожская твоя сила Тот уголь с берега схватила И втерла мне в висок слова. Кровь пролилась, ручьясь, ветвясь, Сквозь антрацитовую грязь, Смешались алость с бледнотой, И угля перистая тень, И голова была — закат В короткий предвесенний день. Горела долго над Невой И вдруг, кружась, промчалась мимо, Вся в клубах сигаретна дыма, И мимо рук — седым углем И лейкоцитом серафима. Смотрела — как сестра летит, Простая чёрна кость Адамля. Нева точила о гранит Свои муаровые сабли.

1985

II

POETICA — MORE GEOMETRICO [28]

Параллельные строки сошлись. В их скрещённом углу закраснелся приют. Уезжала с вокзальных лучей, что ведут На все стороны — но слились, И все души мои столкнулись тут И разбились о крепкую тьму, Непостижную дальше уму. Заблудилась в лесу, утонула в морях. О душа, ты взывала из ямы ввысь, Но стихи, как собаки, неслись в сумасшедших санях, Параллельные тропы сошлись. И сошлись они там, откуда ушли — В этом остро-тупом углу, Там ланцетом изъяли подкожную жизнь, И живу я теперь, где они сошлись — В каждой букве дрожит по углю. Но одежду дали уму На живое пришитую тьму, Слишком сильно ветер шумит В этом красном словесном углу.

28

Поэзия — геометрическим способом (с помощью геометрии).

февраль 1994

" Все три мои макушки смотрят вверх, "

Все три мои макушки смотрят вверх, Трехглазье кроткое главу венчает, И острые небесные лучи В них кто-то медленно вращает. Они как три колодца, и водой Вдруг заплывают до краев мятежной, И если ведра опускают в них — То очень осторожно, очень нежно.

1994

СКАЗАНИЕ ОБ АФОНЕ [29]

1

Нет, не древний злой титан Афон, А комаринский Афоня-мужик В море греческом горой полулежит. Он бежал, летел, раздувал бока, Чуть гора — толкнет, море — выплещет, Вдруг сопрел, сомлел, прямо в воду — плюх… Вот теперь лежит и храпит века. Распростерла над ним воздух Матерь Божья. Борода его замшела, задеревьилась, В ней аскеты дикие живут, Слезы льются из открытых глаз — В море реки чистые текут. Виноградьем весь повит, Ветром вскопан, морем омыт. Он каштаном, лавром весь порос, На боках монахи кавуны растят, В уши самые благовестят И ладаном курят в широкий нос. До Суда лежат в нем, как в гробу. В вышине церквушечка стоит на лбу, Всё в ней тихо — только облака В ней кадят туманом иногда. Только раз в году старик седой взойдет, Службу честно отстоит в холоде высот.

29

Легендарный титан, погребенный под Св. Горой.

2

А Мужик во сне тихонько воздыхает, О себе высоко понимает. Освятился весь он так, что мнит — Мол, бельмо на глазе — Море Мертвое, Из него в главе струится Иордан В правую глазницу — Галилейскую. Хоть и шепчет он псалмы всю ночь Языком похмельным и сухим, Но не думает, что рот — Ерусалим. Темной ночью на Афоне Била к Всенощной зовут, Старцы встанут и с поклоном Свечи тихие зажгут. В долгой воинской, на смерть-на жизнь молитве, Всё во тьме и пении потонет, Только разве море тихо взрыкнет Да мужик под скалами застонет. Когда-то он смердел, когда-то он чесался, Но все нечистое умчалось нынче вон, Трезвел Мужик, светлел и — оказался Пречистый старец — Свет-Афон.

3. Ночное посещение

Глубокая ночь и глубокое море Сошлись у Афонской святой земли, Луна проблеснула, орлянкой мелькнула, Монахи, понурясь, на колокол шли. Простым украшеньем для ризы полночной Свечи сияли, звезда, маяки, Тихо качаясь на бездне, беспечно С фонариком круглым поют рыбаки. Кротко и рыба плескалась, не зная, Что ей готовит будущий день — То ли потоки светлые рая, Если лазурная выбросит сень, Там и душа моя в шелке витала, Смея в виденье ступить на Афон, Перед глазами монаха порхала, Думал он: то мотылек или сон?

1994

" Ты меня держишь в пазухах, "

Ты меня держишь в пазухах, Город, таишь в углах, Будто сверчка запечного В складках своих и узлах, В саже печей угасших, В углях сгоревших дров, В ютах домов доходных, В крошках для воробьев. Ты же мной и заплатишь, Выгонишь из дверей — Как воробьев не хватит, Мелкой монеты твоей.

1994

" Когда лечу над темною водой "

Когда лечу над темною водой И проношусь над черными лесами, Нет у меня в карманах ничего — Табак вразмешку с русскими стихами. Когда же ангел душу понесет, Ее обняв в тумане — и во пламя, Нет тела у меня и нету слез, А только торба в сердце со стихами. Но прежде, чем влететь в распахнутый огонь: Не жги — молю — оставь мне эту малость, И ангел говорит: оставь ее, не тронь, Она вся светлым ядом напиталась.

" Едва схватился лед в пруду — "

Сергею Вольфу

Едва схватился лед в пруду — Две льдинки, подскользнув друг к другу, зазвенели — Так высоко, петлисто и надмирно, Как будто лед — материя в пределе. Как будто скифского жреца По льду метнули ожерелье, А он, очнувшись после жизни птицей, Пытался засвистать и их поймать с похмелья. Трава лизнула зимний злой топор, И посмотрела я на темный лед — Прозрачная рука в него стучала, Напрасно колотя в метровый свод. Кружились дети на коньках и не слыхали, Звенели льдинки — улю-лю, Собаки, заскользив, друг с другом танцевали, И снег всем говорил: ты спи, а я уж сплю.

1993

ТРИ ЦАРЯ НА РОЖДЕСТВЕНСКОМ БАЗАРЕ

Г.Гейне — с упреком — зачем он с топором напал на трех волхвов

Уже не надо, но снова снится — Снег, мороз и круглый свет, Снова терпкую кровь Роженицы Разлил по стаканам Адвент. Зимы, ты знаешь, и лета нет — Это ряженые колдуют, И кровинку наколядуют, И уходят, на свой наступая след. Я знаю ужас зернышка, Летящего в вихре сева. О, еще бы остаться с коровой, Согревающей ночи хлева. Мы отдали золото, мирру И все, что нравится нищим, И все, что самим было мило, И стала душа пепелищем. А когда ничего не осталось, А только камень и сор — Мы легли под тяжелый камень И стали строить собор. Но у нас навеки осталась Имен скорлупа. Мельхиор. Базаром, вафлями хрустя, шли маги, Но нет звезды, а воздух пьян. Пещеру светлую найдем мы в океане, Где над нею пляшет хладный океан. Мы вдунем в стакан тебе, странник, Гарь и черный пожар, Еловою веткой уколет Рождественский базар. Меня, я Ему поклонился, Младенец усыновил И пухлою ручкой своею Мне сердце исколотил. Он угли разжег в глазницах, Сказал: посвети окрест — Увидел я, сном томим, И Змия, кусавшего хвост, И Его, несущего крест — И все это было одним. На крашеных колесницах Кружились, глинтвейн варя, И лили в сугробы кровь Роженицы Три нищих и грозных царя.

1993

" Шестов мне говорит: не верь "

Шестов мне говорит: не верь Рассудку лгущему, верь яме, Из коей Господу воззвах, Сочти Ему — в чем Он виновен перед нами. Я с Господом в суд не пойду, Хотя бы Он… Наоборот — Из ямы черной я кричу, Земля мне сыплет в рот. Но ты кричи, стучи, кричи, Не слыша гласа своего — Услышит Он в глухой ночи — Ты в яме сердца у Него.