Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни

Когда дядя узнал о таких планах племянника, он очень обрадовался. За несколько лет он скопил двадцать юаней и никак не мог решить, что с ними делать: то ли гроб себе запасти, то ли купить несколько поросят, чтобы кто-то смог их откормить для него. Услышав, что племянник собирается взять жену, к тому же дочь лавочника, он конечно же сразу определился с выбором, и все деньги решил вложить в это дело.

— Тебе на сватовство нужны деньги, я помогу, — повар поднялся, извлек из-под ножки кровати спрятанные в земле деньги и положил их перед Гуйшэном. — Тебе нужнее, забирай! Вырастишь сына, мне он будет считаться внуком, так пускай он на Новый год сжигает по мне три сотни бумажных денег, на том и сочтемся.

Гуйшэн, запинаясь, пробормотал:

— Дядя, мне не нужно столько денег! Лавочник не примет от меня свадебных подарков!

— Как это «не нужны»? Ему не нужны, так тебе нужны. Холостяк может питаться, чем придется, а когда совсем нечего есть, затянет пояс потуже. В одиночку можно прожить и на мякине, а вдвоем нет! Ты должен думать о своей репутации: взял жену, так обеспечивай, и нельзя полностью полагаться на лавочника, а то люди скажут, что ты нахлебник. Забирай деньги: что дядино — то твое.

Уладив дела с дядей, Гуйшэн отправился на торговую улицу за покупками. Он купил два чжана синей ткани машинного производства, два чжана белой, три цзиня крахмальной лапши, свиную голову, а также благовония, свечи и бумагу в листах — за все это в сумме выложил около пяти юаней. Выполнив намеченное, Гуйшэн с покупками отправился в Сикоу.

На пути из города Гуйшэн столкнулся с двумя работниками из поместья, которые шли ему навстречу с большими бамбуковыми корзинами на коромыслах, и поинтересовался, по какому срочному делу они так торопятся в город.

Один из работников ответил:

— У-лаое вдруг взбрело в голову отправить нас в город за покупками! Как будто жениться собрался, составил огромный список купим, так целая гора получится!

Гуйшэн сказал:

— У-лаое в своем духе, привык жить на широкую ногу. Он не из тех, кто сначала семь раз отмерит, и только потом отрежет.

— И то верно! Хватается за все, не подумав.

— Человек с его властью, если сделает доброе дело, может вознестись на небо и стать Буддой; ну а ежели что дурное затеет, не сносить кому-то головы.

Увидев, что Гуйшэн накупил немало разного товара, один из работников засмеялся:

— Гуйшэн, ты будто бы решил задобрить богов, неужто скоро позовешь нас испить свадебного вина?

А другой добавил:

— Гуйшэн определенно разбогател в городе на торговле с иностранцами, ты глянь, какую огромную свиную голову купил, цзиней на двенадцать потянет.

Гуйшэн понял, что эти двое подсмеиваются над ним, и полушутя-полусерьезно ответил:

— Ни много ни мало три с половиной цзиня. Собираюсь потушить да пригласить вас пропустить по чарке.

Перед тем как разойтись, один из работников заметил:

— Гуйшэн, смотрю, ты покраснел, точно ведь жениться собрался и не говоришь, скрываешь от нас.

От этих слов у Гуйшэна на душе стало легко и свободно.

До самого вечера Гуйшэн собирался с духом, чтобы пойти в лавку у моста и поговорить с лавочником. Но, придя на место, он узнал, что хозяина нет — ушел по делам. Он спросил у Цзиньфэн, где отец и когда вернется, но она безразлично ответила, что не знает. Тогда он спросил у помощника, но тот лишь сказал, что хозяин ушел в поместье неизвестно зачем. Гуйшэн посчитал ситуацию очень странной и решил, что отец с дочерью повздорили, и старик, рассердившись, оставил ее дома одну, поэтому Цзиньфэн и выглядит такой расстроенной. Он все еще сидел на низкой скамейке, выкатывая ногой горячие угли из ямы для обогрева лежанки, затем достал трубку и закурил.

Помощник Лайцзы не выдержал и проговорился:

— Гуйшэн, а наша Цзиньфэн скоро сядет в свадебный паланкин!

Гуйшэн подумал, что говорят о его собственной свадьбе и, глядя на Цзиньфэн, спросил:

— Это правда?

Цзиньфэн зыркнула на помощника:

— Чесоточный, будешь молоть чепуху, я твой рот зашью!

Парнишка наклонился к Гуйшэну и глупо захихикал:

— Если она это сделает, через несколько дней нужно будет играть на соне, а некому.

Все еще думая, что Цзиньфэн смущена его присутствием, Гуйшэн сменил тему:

— Цзиньфэн, я был в городе, жил у дяди три дня.

Цзиньфэн, опустив голову, пробормотала что-то невнятное:

— В городе весело.

— Я ходил в город по делам, я… — он не знал, как продолжить, поэтому отступил и обратился к помощнику, — У-лаое закупает припасы в поместье, видно, большая вечеринка намечается.

— Не просто вечеринка…

Лайцзы хотел продолжить, но Цзиньфэн остановила его и велела сходить проверить, хорошо ли закрыта калитка в загоне для уток.

Гуйшэну было неуютно оставаться в комнате; он сидел, как в холодном котле, давно снятом с очага; хозяин лавки все никак не возвращался, Цзиньфэн, похоже, не обращала на него никакого внимания. Гуйшэн видел, что что-то пошло не так, разговор не клеился; он молча выкурил несколько трубок, и ему ничего не оставалось, как уйти.

Вернувшись домой, он принес из-за дома корягу и немного соломы, разжег костер и сел у огня снимать ножом кожуру с тунговых плодов. Сидел он до глубокой ночи, и что-то грызло его изнутри, но что именно, он не мог себе объяснить.

На следующий день, когда Гуйшэн собирался пойти к мосту для разговора с лавочником, из поместья прибыл посыльный. Он сообщил, что в поместье намечается большой пир, У-лаое берет в жены дочь лавочника из Пуши. Они уже выбрали день, и сегодня вечером она должна войти в дом. Всем велено прийти до наступления темноты в усадьбу, чтобы помочь нести свадебный паланкин и встречать невесту. Услышав эту новость, Гуйшэн почувствовал острую боль, как будто сзади его ударили чем-то тяжелым по голове; он долго стоял в оцепенении и не мог прийти в себя.

Когда посыльный ушел, Гуйшэн все еще не мог в это поверить и бросился в лавку у моста. Там он увидел, что лавочник Ду, склонившись над прилавком, запечатывает деньги в красные конверты, чтобы вознаградить носильщиков паланкина.

Заметив Гуйшэна, лавочник, расплывшись в улыбке, спросил:

— Гуйшэн, где же ты пропадал? Столько дней тебя не видел, мы уж подумали, что ты, подобно генералу Сюэ Жэньгую, сбежал, чтобы поступить на службу в армию.

У Гуйшэна в голове промелькнуло: «Почему бы и нет?»

А лавочник продолжил:

— Не иначе как ходил в город смотреть представления.

Стоя снаружи на дороге, Гуйшэн, запинаясь, спросил:

— Х-хозяин, говорят, что в вашей семье свадьба — это правда?

— Ты только взгляни на это, — с сияющим видом сказал лавочник Ду, помахивая маленькими красными конвертами.

Гуйшэн услышал, как под мостом отбивают белье, и понял, что это стирает Цзиньфэн. Он подошел к перилам моста и увидел Цзиньфэн: на ее голове уже не было белого траурного платка, а в блестящей черной косе красовался цветочек невесты; опустив голову, девушка колотила валиком белье. Гуйшэн понял, что все правда, и его собственные планы рухнули. Все кончено. Навсегда. Не в силах говорить, он вернулся в магазин, бросил свирепый взгляд на лавочника и пошел прочь.